Эдвард Уильям Бронс вновь допоздна засиделся на работе. Не то чтобы дел было
невпроворот, нет, дел было не больше обычного; переполох, случившийся на прошлой
неделе, миновал, и всё вернулось к обычной рутине. Просто сегодня директору
транспортного отдела не слишком хотелось возвращаться в пустой дом. Он в задумчивости
смотрел на то, как за большим, почти во всю стену, окном, на город опускается ночь. Где-то
там было всё, что можно вообразить: судьбоносные встречи, удача, которую всегда нужно
ловить, и неприятности, которые обычно находят тебя сами, где-то там был этот
несчастный, сбежавший от Футабы, и инспектор Гард, который осуществлял его поиск. Всё-
таки, как удачно сложилось, что расследованием теперь занимается старый знакомый!

Изначально ему не хотелось подключать к делу Министерство Истины, но, раз уж так
сложилось, он старался найти в этом хоть какие-то плюсы.
А всё эта дура Футаба! Вот ведь чёртова пигалица! — даже спустя несколько дней
Бронс не мог вспоминать о произошедшем без негодования. — Да что она вообще там о себе
думала?! Возомнила себя профи, видите ли, малолетка неразумная!
Бронс мысленно возвратился во времена своей юности, в те дни, когда он только
пришёл в отдел. Будучи начинающим специалистом, он всегда выгодно отличался железной
дисциплиной и был очень строг к самому себе. Благодаря этому он очень быстро сумел
продвинуться по карьерной лестнице и занял нынешнюю должность, когда ему едва
исполнилось тридцать. В те времена он был невероятно горд собою и полон энтузиазма, но
время шло, вот уже страшное число сорок совсем рядом, и что? Ничего. Оглядываясь на
последние без малого десять лет жизни, ему было совершенно нечем похвастаться. А тут ещё
такое случилось. Да, теперь впору не о дальнейшем росте думать, а о том, как бы это всё не
аукнулось самым неприятным образом.
Невесёлые мысли директора отдела были прерваны внезапным стуком в дверь его
кабинета. Он ещё не успел ничего сказать, как дверь уже отворилась и в помещение вошла
та самая девушка, которую он только что поминал не самыми добрыми словами.
— Чёрт, да она вообще хоть знает, что такое субординация?! — Бронс уже было хотел
сделать замечание, но тут же одёрнул себя, — Остынь, надо бы с ней помягче, всё-таки она
подругу потеряла и наверняка чувствует себя ужасно виноватой, и, кстати, а почему она,
собственно, вообще здесь в такое время?
Войдя в помещение и сделав два решительных шага, Футаба произнесла:
— Простите, но мне очень нужно с вами поговорить!
«А всё-таки, есть в ней особая восточная привлекательность», — в который уж раз
подумал Бронс, а вслух лишь сказал:
— Да, я вас слушаю.
Теперь, однако, всякая решительность, казалось, оставила Футабу, она несколько
секунд стояла опустив глаза и поджав губы. «Что же её сюда привело?» — воспользовавшись
паузой, Бронс прошёлся взглядом по фигуре своей сотрудницы сперва сверху вниз, затем
обратно, потом посмотрел на часы: «Вот это я засиделся. А ведь, вполне возможно, мы с ней
сейчас одни на всём этаже». Отогнав в сторону внезапно посетившие его неприличные
мысли, он заговорил снова:
— Да вы присядьте.
— Спасибо, — сказала Футаба, медленно опускаясь на стул.
— Так что вас ко мне привело? — Бронс постарался сделать так, чтобы его голос
звучал как можно более участливо.
— Я… я даже не знаю как это сказать, но… буквально пару часов назад, когда я шла
домой случилось… случилось…
Не без удовольствия наблюдая за движением её губ и ещё не зная, что именно она
сейчас поведает, директор Бронс, однако, уже почувствовал, что вот оно — сейчас настанет
тот долгожданный момент, что сможет открыть перед ним возможности, которых он уже так
долго ждал.
— В общем, я шла, и вдруг звонок. Понимаете? Я смотрю, номера нет, беру трубку, а
там она… — Футаба вновь замолкла.

— Она? Кто "она"? — Бронс уже понял чьё имя сейчас прозвучит.
— Котоно… то есть, Кацура-сан, — наконец выговорила она.
— Вы уверены, что это была она?
— Да. Она сказала то, что могла знать только она.
«Ну, теперь-то об этом наверняка знает ещё кто-то третий», — подумал Бронс, а вслух
спросил:
— И чего же она хотела?
«То-то это изначально казалось странным», — в голове Бронса уже роилась куча
разных мыслей: «Неприятно, конечно, её потрепали, но ведь ничего фатального не было, и
вдруг смерть. Кстати, а не заинтересовались ли ещё этим в Министерстве Истины? Чёрт, я
ведь не смотрел даже, что там в заключении о смерти было. Большое упущение. Может там
и прикопаться не к чему, а если есть к чему? Надо будет проверить. А Кацура? Главный
вопрос теперь в том, сама ли ты на это согласилась, или у тебя никто ничего не спрашивал.
Впрочем, для обоих случаев найдётся применение».
— Нет, вы мне верите? — Футаба впервые, за время разговора, подняла на него взгляд.
— Понимаете, я буквально вчера присутствовала при кремации, я точно уверена, что она…
Но я так же точно уверена и в том, что это она звонила.
— Да, я вам верю. Так и что было дальше? О чём вы говорили?
— Связь была плохой, она сказала, что не может говорить много. А я так обрадовалась
и так испугалась, а потом она сказала что позвонит позже, и связь оборвалась и я… — Футаба
замолчала на несколько секунд и продолжила куда более тихим голосом. — И я думаю, что
если она ещё жива, то значит она ещё наша сотрудница, и с ней очевидно случилось что-то
нехорошее, и ей нужна будет помощь, а я не уверена, что смогу, а вы…
«Ну, это хорошо, что ты хоть в чём-то неуверена», — мысленно вздохнул Бронс:
«Вопрос в том, всё ли ты договариваешь или о чём-то молчишь. А Кацура-то, да, возможно,
ещё жива, но представляешь ли ты, в каком виде она может быть сейчас жива?! Вряд ли тебе
это понравится, ой вряд ли. Тело, которое кремировали, определённо было настоящим».
— Она сказала, когда перезвонит?
— Она не сказала точно, сказала только, что в ближайшее время.
— Послушай, ты ведь никому ещё об этом не говорила?
— Нет.
— И не говори пока. Если бы Кацура того хотела, она бы наверняка сама связалась с
властями. Раз она этого не сделала, значит, у неё есть на то причины.
Бронс знал, что рассказывать-то ей было, по большому счёту, и не кому. Девочка не
здешняя, друзей у неё, кроме покойной (условно покойной), пожалуй, и не было. В отделе её
не то чтобы не любили, но часто втихаря посмеивались над её происхождением и манерами,
над этой её привычкой отвешивать поклоны, над всеми этими "санами" и "семпаями". Глядя
на их отношения с Кацурой, одни умилялись, а другие посмеивались и за глаза называли её
"семпай-тян". Соотечественников её вообще редко можно встретить. Если увидишь где
японца, то, скорее всего, он будет как Кохара, из мира где Япония республика, а таких как
Футаба, из мира с императорской Японией, — попробуй найди. Многие не придают значения
этим нюансам, а ведь, будучи из смежных миров, они друг другу ой как не доверяют. Ох уж
эти мигранты! Их взаимная неприязнь бывает порой очень кстати.

Бронс ещё около часа беседовал со своей нерадивой подчинённой, обдумывая при
этом, как использовать сложившиеся обстоятельства себе на пользу.