Время остановилось у светофора. Я поднял глаза и сделал два робких шага вперёд. Ничего не произошло... Внезапно меня окликнул незнакомый голос:
Тоже пытаешься, что бы тебя сбила машина?
Это был бы неплохой вариант, - как можно более небрежно ответил я, и ускорил шаг.
<Read more>
Голос продолжал что-то говорить - про сломанную ногу и судебный иск, но я его уже не слушал. Ждать было больше нельзя. Глаза были холодными и скользкими. Чёрный постоянно норовил выскользнуть из рук, а зелёный сильно косил в сторону, от чего картинка начинала двоиться. Чтобы не привлекать лишнего внимания, я спрятал их в карман. Стемнело. Вдоль заснеженных улиц протянулись гирлянды янтарных фонарей. Потратив часть привлечённого внимания, я определил своё местоположение и проложил маршрут. Идти оказалось не далеко и уже через семь с половиной минут я рассчитывал прибыть на место. Но тут в голову ворвалась мысль - "Почему ногу?" В смысле, почему только ногу? Мне всегда казалось, что во всём надо стремится к совершенству и выбирать самый радикальный вариант. И именно его я имел в виду отвечая на вопрос. Понял ли это хозяин голоса? Видимо нет...
Так! Стоп-стоп-стоп! Нельзя отвлекаться на посторонние мысли! - осадил себя я и, с досадой, обнаружил, что уже растратил больше внимания, чем можно было себе позволить. С оставшимся количеством мне не удастся открыть дверь...
Придётся набрать ещё... Пошарив рукой в кармане, я прищурился и извлёк на свет Божий глаза. Чёрный, по своему обыкновению, попытался проскользнуть меж пальцев, а на зелёный прилип старый трамвайный билет, и когда, подцепив кончиком ногтя, я его оторвал, глаз резко развернулся уставившись прямо на солнце. На дне его что-то блеснуло. От неожиданности я отпрянул в сторону и, потеряв равновесие, упал на проезжую часть. Время возобновило свой ход. Впрочем, это действительно неплохой вариант...
Время неумолимо бежало вперед.. Я ждал ее появления, но мимо двигались лишь серые пешеходы. Ее не было уже три часа. Почему она не пришла в срок? Ее светлые локоны ниспадали на прекрасные розовые щечки, губы красноватым блеском застыли в загадочной улыбке, а большие детские глаза замерли в удивлении - такой она предстала предо мной на фотографии. То была первая ее фотография. Я специально взял только ее.
<Read More>
Почему она не пришла? Может, ее не отпустили родители? Ей же всего 11, такое могло произойти. Но нет, ее мать в командировке, а отец сегодня на вахте. Так что же ей помешало придти? Может, к ней пристали по дороге? Мое сердце забилось. Я должен ее защитить. Но я никогда не умел драться. Да нет же, здесь все улицы освещены, да и народа еще много. Но почему.. Может, она больше не любит меня? Так значит, все, что между нами было - в прошлом? Все эти фотографии, что она мне послала.. Может, она отправляла их не только мне? Может кто-то другой смотрел на ее розовую нежную попку? На ее гладкие худые ножки? Я не мог этого представить. Мне захотелось убежать. Броситься вперед и бежать без оглядки. Но я не мог. Ноги просто застыли и тело не слушалось меня. Мне захотелось умереть. Может, броситься под машину? Отличный вариант, сколько людей гибнет на дорогах. Никто даже не узнает о моей трагедии и завтра не вспомнит обо мне. А она? Пустит ли она хоть одну горячую слезу по своей гладкой детской щечке? Хочется в это верить. Очередной пешеход. Проходит, не поднимая головы. Вдруг резко вскидывает взгляд и идет на красный.
Тоже пытаешься, что бы тебя сбила машина?
Это был бы неплохой вариант, - задумчиво и глухо ответил мужчина и пошагал вдаль, не обращая внимания ни на один мой оклик.
Он был моим собратом. Он понимал меня. Я стал звать его, но он не откликался. Глупец.
Время тянулось, словно густая патока. Роман Аркадьевич сделал глубокий вдох, взялся руками за руль и, закрыв глаза, прижался к ним лбом. Его сердце бешено колотилось. – Спокойствие, только спокойствие! – сказал он себе, пытаясь унять предательскую дрожь в коленях. – У меня всё получится!
<Read More>
Он поднял голову и посмотрел вперёд, вдоль дороги. Там, метрах в восьмидесяти от него, на противоположной стороне улицы, возле пешеходного перехода, стоял Беляк. Стоял уже довольно давно, и даже отсюда было видно, что он изрядно нервничает.
Ждать больше нельзя! – подумал Роман Аркадьевич – В любой момент Беляк может бросить всё и уйти и тогда столь тщательно спланированное дело будет провалено! И всё из-за нервов, из-за этой сраной дрожи в коленях!
От этих мыслей ему сделалось дурно. Захотелось выскочить на улицу и подышать свежим воздухом. Чтобы не поддаться панике, Роман зарядил себе несколько увесистых пощёчин. Лицо запылало. Он откинулся на спинку сидения и стал прислушиваться к этому, медленно угасающему, жжению. Дрожь в коленях прошла. Боль всегда помогала Роману сосредоточится. Она была единственной, на кого он мог положиться, твёрдо зная, что, в отличие от всех этих шалав, она никогда не предаст и не подведёт. Мысли Романа Аркадьевича потянулись к его любимой плёточке, что лежала дома, в третьем ящике комода, но он одёрнул себя – «Надо действовать!» И так, сейчас он проедет вперёд, до перекрёстка, развернётся там, и, вернувшись обратно, припаркуется метрах в 15-и от Беляка. Останавливаться ближе было нельзя, из-за риска привлечь внимание, но и идти издалека Роман боялся – сложно будет подойти не спалившись, если Беляку вдруг вздумается смотреть в его сторону, да и пути для последующего оперативного отступления надо иметь наготове. Роман достал из бардачка заточку, сделанную из трёхгранного напильника, продетого через короткий кусок просверленной водопроводной трубы, который служил упором для пальцев, и представил, как сейчас он подходит к Беляку со спины и с силой втыкает ему этот напильник под левую лопатку. Представил, как жёсткий металлический прут, разрывает мягкую мышечную ткань и, пронзив лёгкое, впивается в нежное пульсирующее сердце. Беляк погружается в объятия Боли, но не может даже вскрикнуть! Он выпучивает глаза, начинает, будто рыба, хватать воздух ртом, и, сделав полшага вперёд, опускается на колени. Тогда Роман Аркадьевич, аккуратно тянет напильник назад, и вынимает его с характерным хлюпающим звуком. Кровь, из ещё пытающегося биться сердца, устремляется в лёгкое. Беляк начинает хрипеть и, теряя сознание, падает лицом на тротуар, а Роман стоит над этим конвульсирующим телом, которое вскоре станет таким же тухлым, как помыслы его бывшего хозяина, и, протерев напильник рукой, смотрит, как тёплая липкая кровь капает с его левой ладони на асфальт. Потом проводит ладонью по лицу и… Романа передернуло, и он впился зубами в кулак. Брезгливое отвращение, сладостное сексуальное напряжение и страх одновременно возникли в нём, от созерцания этой картины. – Я смогу! Я сделаю это! – начал лихорадочно думать он, заводя мотор, – Я рыцарь Боли и сегодня я отдам этого ублюдка своей Госпоже! Я Святой Инквизитор и я очищу этот город от скверны! Да-да! У меня всё получится. Недаром же я тренировался на этих блохастых шавках! Ведь Беляк не умнее их – точно так же повёлся на мою приманку, как те суки на кусок паршивой колбасы! Машина, наконец, завелась, и Роман Аркадьевич бросил взгляд на дорогу. Внутри у него всё похолодело. Беляк с кем-то разговаривал! Роман схватил бинокль, чтобы получше рассмотреть происходящее. У перехода, спиной к Беляку, стоял какой-то хмурый мужчина с бледным лицом («Неужели подельник!?»). Он что-то поднял и начал переходить дорогу на красный свет. Беляк окликнул его, но тот лишь угрюмо буркнул что-то в ответ («Точно подельник! Видимо прежде прятался где-то неподалёку, а теперь они поссорились, от того, что ему надоело ждать»). Секунду помедлив, подельник решительно двинулся вперёд, не обращая уже внимания, на Беляка, который ещё некоторое время продолжал что-то говорить ему вслед, а потом замолчал, пожал плечам, оглянулся по сторонам и, чуть поколебавшись, двинулся проч. – Всё пропало! – Роман Аркадьевич схватился руками за голову, а потом с силой ударился лбом о руль, от чего машина как-бы немного взвизгнула. Он снова глянул в бинокль. Надо было срочно что-то решать – дело, подготовка к которому заняла больше полугода, грозило обернуться полнейшим провалом. Беляк уже почти дошёл до перекрёстка, а его подельник перешёл-таки улицу и теперь быстрым, но неуверенным шагом двигался в сторону Романа Аркадьевича, смотря куда-то вниз. Он был одет в грязноватую серую ветровку и мятые джинсы и вертел что-то в руках, а на голове была кепка, козырёк от которой почти полностью скрывал лицо. Приглядевшись Роман ещё заметил, что подельник как-то странно подранивает, будто горячий воздух над костром, и периодически дёргает плечом. – Наркоман видимо. Ломы подступили, вот и не смог больше ждать, – подумал Роман Аркадьевич и пелена ярости затмила его взор, ¬– И вот из за такого ничтожества все мои труды пропадают даром!? Напрасно я, получается, возился с той мерзкой колбасой!? Напрасно заставлял свою дочу делать эти ужасные фотографии!? Напрасно часами просиживал в интернете, провоцируя поганых извращенцев на предложение о личной встрече!? Внезапно подельник, который уже подошёл довольно близко к машине, резко, будто отпрянув от чего-то, дёрнулся в сторону и, споткнувшись о собственную ногу, распластался по проезжей части.
Глаза Романа Аркадьевича озарились гневной радостью – «Получи своё и ты!». Он быстро переключил передачу, изо всех сил, вдавил в пол педаль...
Жаль, что Силишам не понял, что я писал от лица Ютума :с
Я поднял глаза и сделал два робких шага вперёд.
Ничего не произошло...
Я поднял глаза и сделал два робких шага вперёд.
Ничего не произошло...
Внезапно меня окликнул незнакомый голос:
Глаза были холодными и скользкими. Чёрный постоянно норовил выскользнуть из рук, а зелёный сильно косил в сторону, от чего картинка начинала двоиться.
Чтобы не привлекать лишнего внимания, я спрятал их в карман.
Стемнело. Вдоль заснеженных улиц протянулись гирлянды янтарных фонарей.
Потратив часть привлечённого внимания, я определил своё местоположение и проложил маршрут.
Идти оказалось не далеко и уже через семь с половиной минут я рассчитывал прибыть на место.
Но тут в голову ворвалась мысль - "Почему ногу?"
В смысле, почему только ногу? Мне всегда казалось, что во всём надо стремится к совершенству и выбирать самый радикальный вариант. И именно его я имел в виду отвечая на вопрос. Понял ли это хозяин голоса? Видимо нет...
- Так! Стоп-стоп-стоп! Нельзя отвлекаться на посторонние мысли! - осадил себя я и, с досадой, обнаружил, что уже растратил больше внимания, чем можно было себе позволить. С оставшимся количеством мне не удастся открыть дверь...
Придётся набрать ещё...Пошарив рукой в кармане, я прищурился и извлёк на свет Божий глаза.
Чёрный, по своему обыкновению, попытался проскользнуть меж пальцев, а на зелёный прилип старый трамвайный билет, и когда, подцепив кончиком ногтя, я его оторвал, глаз резко развернулся уставившись прямо на солнце. На дне его что-то блеснуло.
От неожиданности я отпрянул в сторону и, потеряв равновесие, упал на проезжую часть.
Время возобновило свой ход.
Впрочем, это действительно неплохой вариант...
Я ждал ее появления, но мимо двигались лишь серые пешеходы.
Ее не было уже три часа. Почему она не пришла в срок?
Ее светлые локоны ниспадали на прекрасные розовые щечки, губы красноватым блеском застыли в загадочной улыбке, а большие детские глаза замерли в удивлении - такой она предстала предо мной на фотографии.
То была первая ее фотография. Я специально взял только ее.
Так что же ей помешало придти? Может, к ней пристали по дороге? Мое сердце забилось. Я должен ее защитить. Но я никогда не умел драться. Да нет же, здесь все улицы освещены, да и народа еще много.
Но почему.. Может, она больше не любит меня? Так значит, все, что между нами было - в прошлом? Все эти фотографии, что она мне послала.. Может, она отправляла их не только мне? Может кто-то другой смотрел на ее розовую нежную попку? На ее гладкие худые ножки?
Я не мог этого представить. Мне захотелось убежать. Броситься вперед и бежать без оглядки.
Но я не мог. Ноги просто застыли и тело не слушалось меня.
Мне захотелось умереть.
Может, броситься под машину? Отличный вариант, сколько людей гибнет на дорогах. Никто даже не узнает о моей трагедии и завтра не вспомнит обо мне.
А она? Пустит ли она хоть одну горячую слезу по своей гладкой детской щечке? Хочется в это верить.
Очередной пешеход. Проходит, не поднимая головы. Вдруг резко вскидывает взгляд и идет на красный.
- Тоже пытаешься, что бы тебя сбила машина?
- Это был бы неплохой вариант, - задумчиво и глухо ответил мужчина и пошагал вдаль, не обращая внимания ни на один мой оклик.
Он был моим собратом. Он понимал меня. Я стал звать его, но он не откликался.Глупец.
Роман Аркадьевич сделал глубокий вдох, взялся руками за руль и, закрыв глаза, прижался к ним лбом. Его сердце бешено колотилось.
– Спокойствие, только спокойствие! – сказал он себе, пытаясь унять предательскую дрожь в коленях. – У меня всё получится!
- Ждать больше нельзя! – подумал Роман Аркадьевич – В любой момент Беляк может бросить всё и уйти и тогда столь тщательно спланированное дело будет провалено! И всё из-за нервов, из-за этой сраной дрожи в коленях!
От этих мыслей ему сделалось дурно. Захотелось выскочить на улицу и подышать свежим воздухом.Чтобы не поддаться панике, Роман зарядил себе несколько увесистых пощёчин. Лицо запылало. Он откинулся на спинку сидения и стал прислушиваться к этому, медленно угасающему, жжению. Дрожь в коленях прошла.
Боль всегда помогала Роману сосредоточится. Она была единственной, на кого он мог положиться, твёрдо зная, что, в отличие от всех этих шалав, она никогда не предаст и не подведёт. Мысли Романа Аркадьевича потянулись к его любимой плёточке, что лежала дома, в третьем ящике комода, но он одёрнул себя – «Надо действовать!»
И так, сейчас он проедет вперёд, до перекрёстка, развернётся там, и, вернувшись обратно, припаркуется метрах в 15-и от Беляка. Останавливаться ближе было нельзя, из-за риска привлечь внимание, но и идти издалека Роман боялся – сложно будет подойти не спалившись, если Беляку вдруг вздумается смотреть в его сторону, да и пути для последующего оперативного отступления надо иметь наготове.
Роман достал из бардачка заточку, сделанную из трёхгранного напильника, продетого через короткий кусок просверленной водопроводной трубы, который служил упором для пальцев, и представил, как сейчас он подходит к Беляку со спины и с силой втыкает ему этот напильник под левую лопатку. Представил, как жёсткий металлический прут, разрывает мягкую мышечную ткань и, пронзив лёгкое, впивается в нежное пульсирующее сердце. Беляк погружается в объятия Боли, но не может даже вскрикнуть! Он выпучивает глаза, начинает, будто рыба, хватать воздух ртом, и, сделав полшага вперёд, опускается на колени. Тогда Роман Аркадьевич, аккуратно тянет напильник назад, и вынимает его с характерным хлюпающим звуком. Кровь, из ещё пытающегося биться сердца, устремляется в лёгкое. Беляк начинает хрипеть и, теряя сознание, падает лицом на тротуар, а Роман стоит над этим конвульсирующим телом, которое вскоре станет таким же тухлым, как помыслы его бывшего хозяина, и, протерев напильник рукой, смотрит, как тёплая липкая кровь капает с его левой ладони на асфальт. Потом проводит ладонью по лицу и…
Романа передернуло, и он впился зубами в кулак.
Брезгливое отвращение, сладостное сексуальное напряжение и страх одновременно возникли в нём, от созерцания этой картины.
– Я смогу! Я сделаю это! – начал лихорадочно думать он, заводя мотор, – Я рыцарь Боли и сегодня я отдам этого ублюдка своей Госпоже! Я Святой Инквизитор и я очищу этот город от скверны! Да-да! У меня всё получится. Недаром же я тренировался на этих блохастых шавках! Ведь Беляк не умнее их – точно так же повёлся на мою приманку, как те суки на кусок паршивой колбасы!
Машина, наконец, завелась, и Роман Аркадьевич бросил взгляд на дорогу. Внутри у него всё похолодело.
Беляк с кем-то разговаривал!
Роман схватил бинокль, чтобы получше рассмотреть происходящее.
У перехода, спиной к Беляку, стоял какой-то хмурый мужчина с бледным лицом («Неужели подельник!?»). Он что-то поднял и начал переходить дорогу на красный свет. Беляк окликнул его, но тот лишь угрюмо буркнул что-то в ответ («Точно подельник! Видимо прежде прятался где-то неподалёку, а теперь они поссорились, от того, что ему надоело ждать»). Секунду помедлив, подельник решительно двинулся вперёд, не обращая уже внимания, на Беляка, который ещё некоторое время продолжал что-то говорить ему вслед, а потом замолчал, пожал плечам, оглянулся по сторонам и, чуть поколебавшись, двинулся проч.
– Всё пропало! – Роман Аркадьевич схватился руками за голову, а потом с силой ударился лбом о руль, от чего машина как-бы немного взвизгнула.
Он снова глянул в бинокль. Надо было срочно что-то решать – дело, подготовка к которому заняла больше полугода, грозило обернуться полнейшим провалом.
Беляк уже почти дошёл до перекрёстка, а его подельник перешёл-таки улицу и теперь быстрым, но неуверенным шагом двигался в сторону Романа Аркадьевича, смотря куда-то вниз. Он был одет в грязноватую серую ветровку и мятые джинсы и вертел что-то в руках, а на голове была кепка, козырёк от которой почти полностью скрывал лицо. Приглядевшись Роман ещё заметил, что подельник как-то странно подранивает, будто горячий воздух над костром, и периодически дёргает плечом.
– Наркоман видимо. Ломы подступили, вот и не смог больше ждать, – подумал Роман Аркадьевич и пелена ярости затмила его взор, ¬– И вот из за такого ничтожества все мои труды пропадают даром!? Напрасно я, получается, возился с той мерзкой колбасой!? Напрасно заставлял свою дочу делать эти ужасные фотографии!? Напрасно часами просиживал в интернете, провоцируя поганых извращенцев на предложение о личной встрече!?
Внезапно подельник, который уже подошёл довольно близко к машине, резко, будто отпрянув от чего-то, дёрнулся в сторону и, споткнувшись о собственную ногу, распластался по проезжей части.
Он быстро переключил передачу, изо всех сил, вдавил в пол педаль...