"Мне кажется, ваша проблема прочтения Достоевского в том, что вы ждёте от его героев каких-то революционных свершений, но, как в случае и с Мышкиным, тут сияние Красоты Христовой, переливающееся из одной души в другую. Вы, как и Иван или Инквизитор, просите дать чуда, чтобы всех сразу осчастливить, а Достоевский удостаивает лишь молчаливым поцелуем, ибо чудо давно явлено, а человеку остаётся лишь тянутся к нему."
— Ни Иван, ни Инквизитор так и не вышли за пределы индивидуализма, отчего им казалось, что раз "избранным" не внемлют невежды, значит кроме как чуда, что на самом деле лишь фокус, массы ничего не достойны. Но ведь не нужно чудо, а нужна правда. А правда в том, что личное спасение — бессмыслица, ибо любовь в определенном смысле отвергает "личное" в пользу "общего", а раз мы начали рассуждать в таких категориях, вопрос: что мешает общему воскресению? Бесы? Но если следовать ниточки греха в любом человеке, она нас приведет к тому, что этот самый человек был когда-то и/или оскорблен, и/или унижен, и/или ограблен, и/или мотивирован искоженным представлением о благе. А если все имеют причину злодействовать, все виноваты, то есть никто не виноват — бессмыслица. Но если допустить, что дело в условиях существования, задающих тенденцию людоедства; и что если переменить эти самые условия, пораждающие неравенства и грызню на почве неравенства, то можно хотя бы простимулировать воскресение массовое. Сияние же Красоты Христова в Евангелие выражалось , в частности, материальной базой, экономической революцией и политической программой; а молчаливый поцелуй — дело хорошее (я не шучу), но пока есть вера, нужно действовать.
"Ради чего? Ради мировой гармонии."
— Это верно, если говорить о гармонии вообще, но стоит спросить "что есть гармония и как её достичь всем или наибольшему числу людей?", как начнется самое сложное.
"Старец Зосима ставит вопрос, что же такое вера. Он говорит: «доказать тут нельзя ничего, убедиться же возможно… Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того, как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей. Если же дойдёте до полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете, и никакое сомнение даже и не возможет зайти в вашу душу. Это испытано, это точно»."
— Вот этот эпизод я запамятовал. Написано хорошо. Жаль развития не случилось Федору Михайловичу это в запланированных работах.
"Думается, для Достоевского вера в бессмертие - что-то интуитивное."
— Опасно, если интуиция исходит от привычки, а не от разума.
"Верить - это только начало. Нужно ещё не грешить и проявлять деятельную любовь."
— Сколько помню, в Евангелие вера всегда шла об руку с деятельностью, а потому, если веришь, что перенесешь гору – это случится; и то будет не актом чуда, а актом упорства, терпения.
"Сейчас, да. Во времена Ф.М. почти все ходили в церковь и очень многие (прежде всего, дети разночинцев) посещали воскресные школы. Думается, какое-то, своё или заученное, представление о Небе у современников было."
— Гоголь в "Мертвых душах" и "Ревизоре" хорошо показывает, как чиновники того времени "верили" в Учение, давая детям своим пример для подражания замечательный . Лев Толстой тоже много о том написал. По этому вопросу обращался к священникам, а так же интервью смотрел, но не нашел весомых доказательств в пользу того, что в Российской Империи институционально поддерживалась вера во Христа, Его дело. Напротив, находил, что Христом и Его делом прикрывался правящий класс известно для каких дел.
"Речь не о поиске страданий. Это обезболивающее для страдающих."
— Да, об церковно-государсвенном "лекарственном средстве" для народа много чего написано; и если б то приблежало Небо — оставалось б только порадоваться.
"Если заглянуть в записные тетради Достоевского, то увидим, что целиком эта знаменитая фраза звучит так: «Мир спасёт красота Христова»: Христос есть любовь; любовь есть красота; красота спасает мир от смерти, очищает от всех грехов, от всех пороков. Однако, не случайно Достоевский вкладывает в уста Мышкина именно в таком усечённом виде. Тема красоты – одна из главнейших в романе «Идиот». Трагическую тему поруганной, страдающей красоты, тему обиженной девушки воплощает в романе Настасья Филипповна. Аделаида Епанчина говорит, рассматривая её портрет: «Такая красота – сила… с этакою красотой можно мир перевернуть». Мышкин, рассматривая портрет Настасьи Филипповны, соотносит красоту внешнюю и красоту внутреннюю: «Ах, кабы добра! Всё было бы спасено!». И получается, что в словах Мышкина: «мир спасёт красота» имеется ввиду красота человеческой души, красота духовного подвига. «Весь роман борьба любви с ненавистью», – записывает Достоевский во время работы над «Идиотом»."
— Вообще, хорошо написано. Мышкин делает хорошее замечание. Но трагедия в том, что в каждом человеке есть красота, что губится в конечном счете внешними обстоятельствами. Почему Настасье Филипповне случилось собою пожертвовать? Зачем кому-то нужно было эту жертву принять? Зачем Льву Николаевичу, на самом деле полезному человеку, приходилось нищенствовать, а Рогожину случилось испортиться? Неужели невозможно сделать множество школ, где воспитывался б как здоровый ум, так и здоровое тело? Где бы так же давали трудовое воспитание ради того, чтобы человек научился чужой труд ценить? Нельзя ли дать человеку крышу над головой, раз тот потерпел несчастье? — вот в этом большой вопрос.
"ты сказал сейчас есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Но существо это есть, и оно может всё простить, всех и вся и за всё, потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за всё. Ты забыл о нем, а на нем-то и созиждается здание, и это ему воскликнут: «Прав ты, господи, ибо открылись пути твои»."
— Это я помню. К сожалению, оба героя здесь ударились в индивидуализм. Мыслим в созидательном ключе: если виноваты все, значит все должны скооперироваться, чтобы изменить плохой мир. Хорошо. Как? Не нужно чудо, нужна правда.
"В Мите живёт глубокое религиозное чувство: в Бога он верует истово. Это, по мысли Достоевского, и спасает героя"
— Оно не мешало Карамазову пьянствовать, развратничать, азартничать и избивать. Столь дремучая вера нередко становится оправданием для всякого нехорошего.
"Митя ненавидит отца, который, как думает сын, обокрал его и способен овладеть Грушенькой, страстно любимой Митей."
— В отношении Грушеньки Дмитрий как раз испытывает страсть, а не любовь; и то обстоятельство, что он готов учинить насилие над собственным отцом ради опьяняющего удовольствия - это говорит о богопротивном.
"Но когда наступил подходящий момент для убийства, Дмитрий не поднял руки на отца – и убеждён, что от преступления его спасает Бог: «слёзы ли чьи, мать ли моя умолила Бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение – не знаю, но чёрт был побежден»."
— Что не помешало Карамазову последовать после того в увеселительный дом, где он пил, азартничал. Да, после определенного поступка жизнь может разделиться на до и после. Однако мы часто полагаем один-единственный шаг достаточным для перемен качественных, забывая, что старая привычка будет тянуть нас к прежнему укладу неустанно, пока, проявив качества волевые, в течение длительного времени не случится сформировать привычку новую, как раз ведущую к воскресению. К сожалению, есть основание предположить, что последние события в романе Карамазов старший воспринял б как авантюристкое предприятие, что можно на очередном праздненстве преподнести таким же пьяницам и развратникам, как "воскресение" или "богоявление". Возможно, Федор Дост. намеревался поместить Митю как раз в незнакомые условия с незнакомцами, что воздействовали б на последнего исключительно благотворно, и, не возвращаясь обратно, в Россию, дабы не оживлять дурной образ мысли внутри себя, Дима действительно шаг за шагом исправился. Но то — предположение; а фраза героя о "не худшей каторге" напоминает первый компромисс с совестью, который здесь именно что является большим шагом в сторону привычного.
@Пазу,"Мне кажется, ваша проблема прочтения Достоевского в том, что вы ждёте от его героев каких-то революционных свершений, но, как в случае и с Мышкиным, тут сияние Красоты Христовой, переливающееся из одной души в другую. Вы, как и Иван или Инквизитор, просите дать чуда, чтобы всех сразу осчастливить, а Достоевский удостаивает лишь молчаливым поцелуем, ибо чудо давно явлено, а человеку остаётся лишь тянутся к нему."— Ни Иван, ни Инквизитор так и не вышли за пределы индивидуализма, отчего им казалось, что раз "избранным" не внемлют невежды, значит кроме как чуда, что на самом деле лишь фокус, массы ничего не достойны. Но ведь не нужно чудо, а нужна правда. А правда в том, что личное спасение — бессмыслица, ибо любовь в определенном смысле отвергает "личное" в пользу "общего", а раз мы начали рассуждать в таких категориях, вопрос: что мешает общему воскресению? Бесы? Но если следовать ниточки греха в любом человеке, она нас приведет к тому, что этот самый человек был когда-то и/или оскорблен, и/или унижен, и/или ограблен, и/или мотивирован искоженным представлением о благе. А если все имеют причину злодействовать, все виноваты, то есть никто не виноват — бессмыслица. Но если допустить, что дело в условиях существования, задающих тенденцию людоедства; и что если переменить эти самые условия, пораждающие неравенства и грызню на почве неравенства, то можно хотя бы простимулировать воскресение массовое. Сияние же Красоты Христова в Евангелие выражалось , в частности, материальной базой, экономической революцией и политической программой; а молчаливый поцелуй — дело хорошее (я не шучу), но пока есть вера, нужно действовать.
"Ради чего? Ради мировой гармонии."— Это верно, если говорить о гармонии вообще, но стоит спросить "что есть гармония и как её достичь всем или наибольшему числу людей?", как начнется самое сложное.
"Старец Зосима ставит вопрос, что же такое вера. Он говорит: «доказать тут нельзя ничего, убедиться же возможно… Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того, как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей. Если же дойдёте до полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете, и никакое сомнение даже и не возможет зайти в вашу душу. Это испытано, это точно»."— Вот этот эпизод я запамятовал. Написано хорошо. Жаль развития не случилось Федору Михайловичу это в запланированных работах.
"Думается, для Достоевского вера в бессмертие - что-то интуитивное."— Опасно, если интуиция исходит от привычки, а не от разума.
"Верить - это только начало. Нужно ещё не грешить и проявлять деятельную любовь."— Сколько помню, в Евангелие вера всегда
шла об руку с деятельностью, а потому, если веришь, что перенесешь гору – это случится; и то будет не актом чуда, а актом упорства, терпения.
"Сейчас, да. Во времена Ф.М. почти все ходили в церковь и очень многие (прежде всего, дети разночинцев) посещали воскресные школы. Думается, какое-то, своё или заученное, представление о Небе у современников было."— Гоголь в "Мертвых душах" и "Ревизоре" хорошо показывает, как чиновники того времени "верили" в Учение, давая детям своим пример для подражания замечательный . Лев Толстой тоже много о том написал. По этому вопросу обращался к священникам, а так же интервью смотрел, но не нашел весомых доказательств в пользу того, что в Российской Империи институционально поддерживалась вера во Христа, Его дело. Напротив, находил, что Христом и Его делом прикрывался правящий класс известно для каких дел.
"Речь не о поиске страданий. Это обезболивающее для страдающих."— Да, об церковно-государсвенном "лекарственном средстве" для народа много чего написано; и если б то приблежало Небо — оставалось б только порадоваться.
"Если заглянуть в записные тетради Достоевского, то увидим, что целиком эта знаменитая фраза звучит так: «Мир спасёт красота Христова»: Христос есть любовь; любовь есть красота; красота спасает мир от смерти, очищает от всех грехов, от всех пороков. Однако, не случайно Достоевский вкладывает в уста Мышкина именно в таком усечённом виде. Тема красоты – одна из главнейших в романе «Идиот». Трагическую тему поруганной, страдающей красоты, тему обиженной девушки воплощает в романе Настасья Филипповна. Аделаида Епанчина говорит, рассматривая её портрет: «Такая красота – сила… с этакою красотой можно мир перевернуть». Мышкин, рассматривая портрет Настасьи Филипповны, соотносит красоту внешнюю и красоту внутреннюю: «Ах, кабы добра! Всё было бы спасено!». И получается, что в словах Мышкина: «мир спасёт красота» имеется ввиду красота человеческой души, красота духовного подвига. «Весь роман борьба любви с ненавистью», – записывает Достоевский во время работы над «Идиотом»."— Вообще, хорошо написано. Мышкин делает хорошее замечание. Но трагедия в том, что в каждом человеке есть красота, что губится в конечном счете внешними обстоятельствами. Почему Настасье Филипповне случилось собою пожертвовать? Зачем кому-то нужно было эту жертву принять? Зачем Льву Николаевичу, на самом деле полезному человеку, приходилось нищенствовать, а Рогожину случилось испортиться? Неужели невозможно сделать множество школ, где воспитывался б как здоровый ум, так и здоровое тело? Где бы так же давали трудовое воспитание ради того, чтобы человек научился чужой труд ценить? Нельзя ли дать человеку крышу над головой, раз тот потерпел несчастье? — вот в этом большой вопрос.
"ты сказал сейчас есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Но существо это есть, и оно может всё простить, всех и всяи за всё,потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за всё. Ты забыл о нем, а на нем-то и созиждается здание, и это ему воскликнут: «Прав ты, господи, ибо открылись пути твои»."— Это я помню. К сожалению, оба героя здесь ударились в индивидуализм. Мыслим в созидательном ключе: если виноваты все, значит все должны скооперироваться, чтобы изменить плохой мир. Хорошо. Как? Не нужно чудо, нужна правда.
"В Мите живёт глубокое религиозное чувство: в Бога он верует истово. Это, по мысли Достоевского, и спасает героя"— Оно не мешало Карамазову пьянствовать, развратничать, азартничать и избивать. Столь дремучая вера нередко становится оправданием для всякого нехорошего.
"Митя ненавидит отца, который, как думает сын, обокрал его и способен овладеть Грушенькой, страстно любимой Митей."— В отношении Грушеньки Дмитрий как раз испытывает страсть, а не любовь; и то обстоятельство, что он готов учинить насилие над собственным отцом ради опьяняющего удовольствия - это говорит о богопротивном.
"Но когда наступил подходящий момент для убийства, Дмитрий не поднял руки на отца – и убеждён, что от преступления его спасает Бог: «слёзы ли чьи, мать ли моя умолила Бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение – не знаю, но чёрт был побежден»."— Что не помешало Карамазову последовать после того в увеселительный дом, где он пил, азартничал. Да, после определенного поступка жизнь может разделиться на до и после. Однако мы часто полагаем один-единственный шаг достаточным для перемен качественных, забывая, что старая привычка будет тянуть нас к прежнему укладу неустанно, пока, проявив качества волевые, в течение длительного времени не случится сформировать привычку новую, как раз ведущую к воскресению. К сожалению, есть основание предположить, что последние события в романе Карамазов старший воспринял б как авантюристкое предприятие, что можно на очередном праздненстве преподнести таким же пьяницам и развратникам, как "воскресение" или "богоявление". Возможно, Федор Дост. намеревался поместить Митю как раз в незнакомые условия с незнакомцами, что воздействовали б на последнего исключительно благотворно, и, не возвращаясь обратно, в Россию, дабы не оживлять дурной образ мысли внутри себя, Дима действительно шаг за шагом
исправился. Но то — предположение; а фраза героя о "не худшей каторге" напоминает первый компромисс с совестью, который здесь именно что является большим шагом в сторону привычного.
Ч. 2