Мамочка.
Марку открыла дверь ведьма, ни слова не говоря, она пустила внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Мужчина достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за знакомой. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяйка жилища сидела с чашкой чая и едва улыбалась, на столе стояла алая губная помада, губы её были измазаны вдоль и поперёк и, когда одноглазый это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
Пока вдруг:

— Что-то скажешь о моём виде и Лукаса моего вовек не увидишь, — грозно предупредила Фредерика. Марк знал — женщина не шутит. — И сначала глотни немного чаю. Я не буду разговаривать с икающим дитём, всё ещё достающим крест при виде меня.

Как мужчина умудрился влюбиться в сына этой... Этой! Даже описать не может, только лишь гневно взять свою чашку (именную!) и немного отпить.
Шаги в коридоре возобновились и это заставило Марка успокоиться. Где-то там бродит Лукас, стесняясь. Топчется и мечется подобно зайчику: "Зайти или не зайти? Помешаю или нет? Разозлятся или нет?". Брюнет усмехнулся, чем тут же привлёк внимание Фредерики.
Усмехнулся и икнул. Ведьма раздражённо цыкнула, закатывая глаза.

— И как мой сын влюбился в такого идиота... — тут женщина вспомнила, что где-то там подслушивает белобрысый Лукас, и заметавшись, тут же поправила собственное высказывание: — Хорошего трудолюбивого идиота!

Покашляла в раскрытую ладонь, позвенела колокольчиками и продолжила пить свой напиток, так и не стирая помады.
Марк, задержав дыхание, улыбнулся. Да, эта ведьма с большими карими глазами хоть и существовала на земле со своим дрянным характером и змеиным языком, но действительно заботилась о своём сыне и это было видно в таких моментах. Ведь если бы она оставила эту фразу без изменений, то ей снова предстоял серьёзный разговор с Лукасом. Одноглазый сразу представил картину: его любимый, весь взметавшийся, отчаянно защищал своего охотника, повторяя из раза в раз, что плохо говорить о нём, значит не уважать выбора собственного сына. К сожалению, лица утончённой Фредерики представить он не смог.
Резко вобрав в себя воздух, Марк разрушил представленную картину фразой:

— Фредерика, могу ли я погулять с вашим сыном в данный момент?!

На что его стукнули взлетевшей книгой по голове.
Марк опешил, а ведьма гневно на него взглянула. Лукас явно подпрыгнул где-то там от неожиданности, но вылезать всё ещё не хотел.

— Ты забыл сказать: "Госпожа".

«Издевается!», — одновременно подумали мужчины.
Женщина повела плечами, отбросив русые локоны куда-то за спину. Ей нравилось так делать: сначала заставлять прибавлять к её великолепному имени "Госпожа"; потом говорить, что можно уже называть её просто по имени; а потом изощрённым способом ударять бедного человека. И ведь Марк чувствовал, что что-то пойдёт не по плану, но откуда ждать засады не знал.
Тут же Лукас почувствовал, что это был тот самый момент выхода, ведь если он не выйдет сейчас, то мать будет издеваться над одноглазым пока не надоест.

— Мамочка! — Фредерика сразу повернулась всем телом со стулом вместе, чтобы встретить объятия сына. Она впервые за всё время искренне улыбнулась. Только улыбка почти сразу же пропала: — Ну, прошу, не издевайся над ним! Просто дай нам погулять, пожалуйста!

Лукас понимал, что ведьма любит его всем сердцем. Возможно, что-то произошло в её прошлом, раз она так лелеяла своего сына. Только вот юноша, хоть и ценил это, но всем нутром хотел уйти восвояси.
Зачем-то убежать от такой наивной заботы вместе с любимым человеком, над которым из-за этого издеваются. Всё это надоело!
Хотелось... Свободы! Да, свободы! Ведь если Лукас здесь останется, то произойдёт что-то плохое, он чувствовал это.

— Ты уверен? А что если...

— Уверен, мамочка! — Лукас настойчиво кивнул, сверкая зелёными глазами, и отошёл. Видимо он подал знак Марку, так как охотник тут же подскочил к своему любимому. — Не бойся, я уже взрослый! Да и со мной будет... Мой в-возлюбленный, так что я не пропаду!

Марк взял того за руку, подтверждая слова юноши. Теперь опешила Фредерика, будто принимая эстафету. Ведьма закрыла одной рукой половину лица, замолчав.
Пара терпеливо ждала, переглядываясь, хихикая, представляя, как проведёт последующие два часа в компании друг друга.
«Расскажет ли он мне про свой глаз в этот раз?», — думал один.
«Станцует ли он мне свой коронный танец?», — представлял другой.
И женщина хрипло разрешила: "Идите".
Пробормотав: "...И будьте счастливы".

Они не услышали последних слов и радостно выбежали из дома, пока Фредерика медленно вставала.
В голове её металось множество мыслей. Ноги дрожали, а руки вдруг поймали ощущение маленького тельца. Ребёночка, которого женщина нашла на развалинах, убегая от преследования. Мальчика, которого она потом вы́ходила и вырастила. Лукаса, который недавно решил нанести ей макияж, но задрожал от неведомой боли и испортил все свои труды.
Фредерика знала, что когда-нибудь наступит момент отторжения дитя силой самой ведьмы. Наступит так скоро и неожиданно.
Хотя это же отличный шанс покончить с этим и осчастливить мальчика, кричавшего: "Мамочка!", — чтобы просто показать огромного жука, ползущего по ветке.

Интересно, увидит ли Лукас из посёлка, что дом его, доселе принимавший, исчез вместе со злобной и дрянной ведьмой? Или ему не позволит Марк?
Да какая уже разница... Главное лишь их счастье. А мамочка... Мамочка справится сама.
Определённо справится.