Облава двигалась от центра к рабочей окраине. Естественно, члены графской семьи имели привилегии. Им были обеспечены безопасность, острые ощущения и прекрасный обзор. Каждый из них выбрал себе средство передвижения по собственному вкусу, а лучшим оружием все же оставались мозги. Только самые примитивные из них, вроде бастарда Рудольфа, нуждались кое в чем еще.
Кирхер прятался в заброшенном доме. После дозы стрихнина его восприятие обострилось до звериного уровня. Он различал цвета в полутьме и чуял запах бензина, доносившийся из запертого подземного гаража. Впрочем, его защита была несовершенна: в голове постоянно звучали каприсы Николо Паганини. Кто-то из бывших коллег транслировал музыку прямо в его мозг.
Кирхеру были хорошо знакомы эти подлые штучки, и он, конечно, поставил экран, но посторонний фон все равно оказался интенсивнее, чем хотелось бы. Это немного мешало ему ориентироваться, не говоря уже о том, что скрипка медленно распиливала его нервы на сантиметровые куски. Кто-то намеренно выбрал ненавидимые им тембр и гармонии, повторяя одни и те же фрагменты каприсов с завидным терпением.
Дистанция между Кирхером и преследователями сократилась до минимума. Пора было выбираться из подполья. Фридрих побежал по облюбованному им подвалу, распугивая крыс. Более крупные, двуногие животные пока играли роли статистов и не представляли серьезной опасности.
Потом перед ним возникла глухая стена, которой не было еще вчера. Это была грубая, топорная работа, поэтому он даже не замедлил бега, и стена растаяла, как только его руки пронзили серую нематериальную пелену.
Развилка. Тут пришлось задержаться. Куда бежать – налево, направо? Центр памяти начал давать сбои. Справа его ждала синяя «ауди», слева – белый «мерседес». Одно из воспоминаний было ложным. Для борьбы с этой двойственностью существовали косвенные методы. У охотников наверняка не было времени, чтобы отследить полные ассоциативные ряды... Фридрих вдруг вспомнил белые больничные потолки своего детства и повернул направо.
И все-таки он засиделся в укрытии и подпустил загонщиков слишком близко. Кирхер не сомневался в том, что губернаторская семейка не откажет себе в удовольствии поохотиться на предателя. И еще Габер... Вспомнив своего бывшего шефа, Фридрих сжал кулаки. Его ярость была бессильной, вредной для него самого, и от этого становилось еще больнее. Назойливые звуки скрипки стали громче и заглушили доносившийся снаружи вой сирен...
Он проник в гараж через узкую заднюю дверь и понял, что опоздал. Два человека, засевшие здесь, открыли по нему огонь из автоматов. Резкая боль опалила плечо. Ему пришлось шарахнуться обратно в проход, и он потерял еще немного времени, анализируя обстановку. Иллюзия обстрела была полной: он ощущал запах пороха, слышал звон выбрасываемых гильз и даже видел сколы на кирпичах там, где в них якобы попадали пули. Отсутствовала только кровь на его предплечье.
Проверив это, он направился к машине, даже не вынимая пушку из кобуры. Двое в длинных плащах опустошили магазины своих «галилов», но момента их исчезновения Фридрих не видел. Он отдавал часть своей энергии электродвигателю привода, открывавшего ворота. Когда выезд освободился, Кирхер был единственным живым существом в гараже.
Пока прогревался мотор, Фридрих пытался прощупать близлежащие улицы узконаправленным лучом «психо», но безрезультатно: жители города создавали слишком много помех. Призраки людей тускло светились в туманном пространстве и сливались в неразличимый хоровод...
Кирхер открыл глаза и увидел, что выдыхает белые облачка пара. Стекла машины начали запотевать. Он опустил их еще и на тот случай, если придется стрелять. Затем извлек из кобуры свой «вальтер» П-88 и положил его под правое бедро. Отпустив сцепление, он резко бросил «ауди» вперед. Преодолев крутой подъем, его тачка выскочила из гаража.
Снаружи была сырая и холодная ночь. Население квартала, в котором он прятался, едва ли достигало одной двадцатой прежнего. Но и эта часть составляла внушительную толпу, напоминавшую стадо овец, испуганно жавшихся друг к другу. Слева приближалась кавалькада машин, вспарывавших тьму слепящими лучами двух десятков фар. Все, что делал господин Габер, он делал основательно.
Кирхер на большой скорости объехал толпу по тротуару, пройдя вплотную к стене. При этом он все же задел крылом какого-то старикашку, который в лежачем положении занимал до смешного мало места. Впереди было темно, и Фридрих радовался этому обстоятельству. Сейчас темнота означала для него жизнь, а свет – пытку и смерть. Он преодолел три пустынных перекрестка, преследуемый катившейся за ним волной кошмара. Волна настигала его, и кошмар просачивался сквозь щели...
Защита Кирхера начинала разваливаться под давлением десятков объединившихся охотников. Сквозь нее проникали отработанные на живом материале и обладающие высокой способностью к адаптации программы саморазрушения. Их действие приводило к тому, что через некоторое время жертва утрачивала самоконтроль и волю к сопротивлению. Для технов это время было смехотворно малым; психот высокого уровня, каким был Кирхер, мог продержаться несколько часов.
Мозг сидевшего за рулем человека начал воспроизводить обстоятельства самых жутких из его снов. Он был готов к этому, но не настолько, чтобы управлять машиной в подземелье древнеегипетского могильника... Вместо руля он сжимал в руках серебрянные части магического артефакта, который мог бы спасти его, если бы беглец знал, как им воспользоваться. Это оказалось самым мучительным – держать в руках ключ к своему спасению и не знать, как ключ отпирает двери...
...Песок сочился тусклым голубым светом; ядовитое и неправдоподобное свечение сновидения выхватывало из темноты целые ряды мумий, протягивавших к Кирхеру обмотанные бинтами конечности. Он обламывал их с тихим хрустом, и они рассыпались в пыль, а пыль забивала и осушала глотку и ноздри. Сквозь нагромождение мумий слабо проступал ночной городской пейзаж – влажно блестевшие тротуары, столбы, принявшие очертания статуй Анубиса, дома мертвых и разбегающиеся в стороны тени живых...
Кирхера бросало из стороны в сторону, и он заметно снизил скорость. Несколько джипов давно обогнали его, двигаясь по параллельным улицам, и заблокировали выезды из города. Число случайных жертв облавы уже достигло десятка человек.
Фридрих приближался к западне, но не догадывался об этом. Его сил едва хватало на то, чтобы удерживать в сознании мерцающее изображение реального города, спроецированное на лабиринт неизвестной гробницы. Сквозь дождь слепящего песка он увидел бегущих впереди людей – пять или шесть идентичных фигур. Спустя несколько секунд он узнал в каждой из них себя.
Один из Кирхеров попал в ловушку и угодил под каменную плиту, которая выдавила из него кишки. В то же самое мгновение Фридрих ощутил режущую боль в области живота. Он бросил взгляд вниз – на нем не было одежды, а между ног извивался клубок лаково-черных червей. Это заставило его убрать ногу с педали газа, впрочем, ненадолго, потому что потом он услышал жутковатый шелест над собой и втянул голову в плечи.
Гигантский птеранодон парил под сводами пещер, отодвинувшимися на невероятную высоту. Ломкие пальцы мумий, окутанных туманом ядовитых спор и бактерий, разбивались о лицо Кирхера, наполняли рот истлевшей крошкой и царапали глазные яблоки...
Фридрих предпринял последнюю попытку привязать себя к ускользающей реальности. Он нащупал пистолет, все еще прижатый к креслу бедром, и прострелил себе мякоть предплечья.
Звука выстрела он почти не услышал, но зато боль на секунду отрезвила его и вытеснила наведенный кошмар. Вместо шелеста кожистых крыльев птеранодона в салон автомобиля ворвался гул вертолетных турбин. Один из «линксов» накрыл его косым конусом света, бившего из прожектора. Далеко впереди проезжую часть улицы перегораживал тягач «рено» с полуприцепом, груженным бетонными блоками.
Кирхер понял, что с его особой просто забавляются. Существовало множество способов покончить с ним быстро и без особого шума. Ублюдки растягивали удовольствие. Еще бы – охота за себе подобным осталась одним из немногих доступных развлечений после того, как плести обычные интриги оказалось проблематичным и даже карточные игры для мощных психотов превратились в абсурд...
Чего же они хотели? Видеть его уничтоженным, раздавленным, кусающим собственные руки, обделавшимся от страха? Он сам не раз принимал участие в облавах и помнил даже кое-что похуже. Только его жертвы были технами...
Времени на то, чтобы поразмыслить об этом, не хватало. Кирхер свернул в ближайший переулок, застонав от боли в раненной руке, но увидел, что в ста метрах впереди хищно расплывается сизое облако. Оно влажно поблескивало и достигло окон первого этажа. Он знал, что это такое. Противогаз не спасал, достаточно было контакта взвеси с кожей... Возможно, облако тоже было иллюзией, но проверять это ему не хотелось. Смерть была избавлением для людей, блюющих кровью и раздирающих себе ногтями горло.
Фридрих резко ударил по тормозам и дал задний ход. Снова заскользил по прямой, пытаясь уйти от настигавшей его стаи машин, среди которых был и губернаторский «роллс», раскрашенный в серебристо-голубые тона. Из люка «роллса» высунулась Марта Хаммерштайн. Ее волосы развевались в набегающем потоке воздуха, а лицо горело от возбуждения. Замечательный бюст покоился на холодном металле.
Кирхер не сразу обратил внимание на то, что звуки скрипки давно исчезли. Им на смену пришли тихие детские голоса, внушавшие ему больший страх, чем что-либо другое... Он узнал в них голоса своих детей, умерших от порчи около восьми лет назад (убийц тогда так и не нашли).
Он громко закричал, чтобы отделаться от наваждения, но это не помогло; мертвецы звали, просили, умоляли. Кирхер ехал очень медленно, со скоростью гуляющего пешехода, но по своим внутренним часам он целые сутки продирался сквозь пластилиновый ад воспоминаний...
Через некоторое время ему все же пришлось остановиться. На асфальте перед капотом стояли его дети – два маленьких полураздетых существа, державшие друг друга за руки. Они дрожали от холода и были насмерть перепуганы...
Рассудок впервые изменил Кирхеру. Во всяком случае, он впервые совершил самоубийственный поступок. Вместо того, чтобы раздавить мираж колесами, он остановился и ткнулся лицом во взмокшие ладони.
Голоса звучали ясно и вполне отчетливо, несмотря на пронизывающий гул вертолетов. Лопасти рассекали песочный дождь, а мумии, выползающие из гробов, издавали нестерпимый для человеческого уха шепот вечности...
– Я люблю тебя, папочка, – произнес совсем рядом с Кирхером детский голосок, и что-то прижалось к его правому боку. Он и не помнил, когда отшвырнул «вальтер» на сидение пассажира. Теперь, когда кошмар продолжался на уровне ощущений, Фридрих начал смеяться.
Повернув голову, он увидел самого себя, уменьшившегося до размеров трехлетнего ребенка и сморщенного, как засохший гриб. Гном из волшебного леса (лиллипут из труппы уродцев, воплощение недостижимой старости) потрогал его морщинистыми лапками, пахнувшими плесенью, и запел жалобную уличную песенку:
"Мне нужен шприц, чтобы стать молодым, мне нужны деньги, чтоб достать морфий.Купи себе розовые очки, и я буду красивым в морге..."Кирхера пробрал озноб. Все признаки постороннего влияния исчезли, если не считать сидевшего рядом существа. Зато асфальт перед бампером был пуст, и Кирхер нажал на педаль газа.
«Ауди» набирала скорость. Ее несло прямо на стоявший поперек дороги полуприцеп. Смерть вдруг показалась Фридриху вполне обыденной вещью, чем-то вроде заслуженной остановки после долгого трудного пути. Тем более, что по ту сторону жизни его ожидали любимые призраки. Умирать легче среди тех, кого ты знаешь. И тут же Кирхер понял, что не может сказать этого ни об одном человеке, даже о самом себе...
Сзади его почти настиг «харли-дэвидсон», покрытый психоделическими разводами грязи. На бедрах мотоциклиста, одетого в лоснящийся кожаный прикид, лежало охотничье ружье известной фирмы «Зауэр и сын». Лицо было неразличимо за темным стеклом шлема. Фридрих не знал, каковы заслуги этого человека, но не сомневался, что тому отведена особая роль.
В эти последние для него секунды мир уплотнялся в пространстве и во времени; город казался тяжелым и мокрым, словно опустился на океанское дно; низкое плотное небо накрыло Кирхера, как будто он был пауком в стеклянной банке.
Сидевший рядом гном внезапно вцепился в руль и вывернул его вправо. Фридрих пытался выровнять машину, но было поздно. «Ауди», развернувшуюся почти на девяносто градусов, неудержимо несло в кирпичную стену какого-то склада.
Заскрежетал сминающийся металл. Двигатель взвыл перед тем, как захлебнуться. При ударе Кирхер откусил себе кончик языка и скорчился от боли. Кровь заполнила рот, слишком много крови... Заплесневелые ручки назойливо пытались утешить его и от них некуда было деться.
В этот момент дорогу к его мозгу отыскал новый голос, заглушивший даже боль и страх. Голос был таким ясным и отчетливым, как будто звуковая труба вонзилась прямо в слуховой центр. Та, которая послала его в Санкт-Фейт, не удержалась от последнего разговора.
– Не сопротивляйся, – равнодушно произнесла она. – Перед смертью можно научиться жить...
– Ты подставила меня, сука, – сказал он, чувствуя, как бесконечно тяжела ненависть. Она давила на него, будто многотонная могильная плита.
– Утешайся тем, что ты умираешь во имя святой цели.
– Жаль, не увижу, как ты сдохнешь!
– Приготовься, мой мальчик! Спокойной ночи...
Голос исчез. Вместо него Кирхер услышал шаги, раздававшиеся совсем близко. Правая рука нашла «вальтер», но выстрелить он не успел. Сбоку в череп уперлись ледяные стволы. Фридрих ощутил неприятный привкус во рту, как на похоронах.
– С кем ты беседуешь, Кирхер? – беззлобно спросил еще один знакомый голос.
Рудольф был разочарован. Загнать психота в угол оказалось до смешного легко. Теперь жертва сидела перед ним и оставалось только нажать на курок. Что же его беспокоило? Услышанные только что обрывки фраз? Он ощущал присутствие чьей-то могущественной тени. Очень не хотелось бы ошибиться и закончить так, как бывший помощник Габера.
Сзади взвизгнули тормоза. Несколько пар глаз наблюдали за ним из губернаторского «роллса». Среди них были холодные и настороженные глаза фон Хаммерштайна. На заднем сидении развалилась туша безучастного к погоне Гуго.
– Ну, и чего ты ждешь? – спросил граф небрежно, как будто просил прислугу поторопиться с завтраком.
Фридрих понял, что не будет камеры в полицейском управлении и даже не будет ссылки в Сумеречную Зону. Он начал разворачиваться в сторону Рудольфа, держа «вальтер» в согнутой руке. Он не успел закончить движение.
В этот момент зомби выстрелил, и заряд дроби, выпущенный в упор из двух стволов, разнес Кирхеру голову.
...Кто-то тихо пел в тишине:
«...Купи себе розовые очки, и я буду красивым в морге...»
