Протяжный, резкий лязг чего-то большого и металлического проскрежетал за спиной ржавым гвоздём, оставляя после себя уродливые зазубрины звуков. Вырванный из глубокой задумчивости, он вздрогнул, скорее непроизвольно, чем действительно чего-то пугаясь. Вздрагивать от громких звуков – это стало привычкой, уютной личиной, в которой он провёл последние месяцы своей жизни. Тихой и беспечной. А что было до этого? Он не знал. Не мог знать. Но ощущал? – На границе сознания, где рождаются и умирают мысли, младенец, задушенный пуповиной, пронзительным шепотом прокричал слово, ставшее и его первым плачем, и последним воплем. – "Пустота...!"

– П..у..с..т..о..т..а – слово нехотя прозвучало в воздухе, тут же заглушаясь и пропадая без остатка.

Он тряхнул головой. Полузнакомое ощущение вертелось на грани узнавания, но всякий раз, когда он пытался его схватить..осознать, понять, оно таяло, чтобы затем возникнуть вновь. Оно манило надеждой, сводило с ума, и оставляло лишь пустоту. Как и он сам. Как и сама жизнь. В его мутных глазах отражалось ночное небо полное невыраженного страдания.

– ! ! ! – очередная серия щелчков и лязгов заставила его перевести взгляд на огромную дверь, засовом, которой служили две массивные стальные балки. С того момента, как этот мальч... существо перенесло его сюда, человек по имени Киллиан не предпринял ни единой попытки понять, где же он всё-таки оказался. Лунный свет, проходящий по системе зеркал и рассеянный стеклянным куполом, затмил его взор картинами иного мира, другой его стороны. Он видел в нём множество огней. Великое множество: яркие, тусклые, маленькие, светлые и тёмные, чёрные, большие, огромные и ужасающе огромные. А были и те, что он не видел, но ощущал, будто бы прореху в истончившейся вуали мироздания, за которой ничто. Картины становились все отчётливее. Он не мог думать ни о чем другом. Он был поглощён. Он был очарован.

Именно поэтому искать выход ему приходилось сейчас – за краткие мгновения до того, как преграда между ним и неизвестным(а значит и потенциально опасным), скрытым по другую её сторону, перестанет быть таковой.

Следующие секунды, пока скрежетание, разъежающихся в стороны балок ещё продолжалось, он судорожно вертел головой тщетно ища хоть какое-то укрытие. Прятаться было некуда и некогда. Как и бежать – впереди лежали старые развалины и дверь, ведущая в подземелье, готовая вот-вот открыться, позади зияла шумная пропасть обрыва, отделенная стеклянным куполом. Этот купол рассеивал лунный свет в воздухе, делая его почти осязаемым, из-за чего и ночью было светло, как днём. Последнее, как догадывался Киллиан было всего лишь побочным эффектом, который тем не менее напрочь лишал его возможности укрыться хотя бы в темноте. Засовы расходились все дальше, а он был заперт в этом хоть и прекрасном, но чуждом месте, наедине с неизвестностью.

К тому моменту, когда створки дверей, со скрипом подались вперёд, мужчина всё же был неестественно спокоен – лишь сжимал в кармане служебных брюк старый медальон. Этот медальон... Был ли он важен? Да. Но почему? Сломанная кукла Клише не помнила откуда он, человек по имени Киллиан не мог этого знать... Но было ещё что-то. То, чему ни память, ни знание были ни к чему. Оно всегда было рядом – не человек и даже не его подобие. Чудовище. Безымянный монстр. И, видно, пришло время ему вновь ступить на сцену.

Он приготовился. Он не помнил этого. Зато помнило его тело – каждая клеточка вздрагивала от ужаса в ожидании того, что случится дальше. Зазвучали шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Сейчас. Сейчас…

Над поросшими травой плитами показалась короткостриженная, светлая головка. Такая милая и такая знакомая.
– Алиса! – напряжение, возникшее внутри и вот-вот готовое стать чем-то совсем иным, сменилось облегчением и радостью узнавания. – Как ты тут оказалась?
Девушка полностью выбралась на поверхность и, взглянув на источник шума, молча двинулась вперед. Её глаза… Нет, это было не удивление. Скорее… Решимость.

Клои сделала еще несколько шагов по направлению своего старого знакомого и, резким движением вскинув руку, нажала на спусковой крючок. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Еще один. Киллиан, не Безымянный, рванулся в сторону, уходя от пуль, только затем, чтобы не иметь уже возможности избежать слепящего сгустка энергии, летящего со стороны подземелья. За секунду до столкновения нечто незримое, но вполне ощутимое исторгнулось из тела мужчины, принимая на себя удар, но и малой части жгучего импульса оказалось достаточно, чтобы швырнуть Киллиана прочь, будто игрушку.

Обожённый, оглушённый, расшибленный, но всё ещё живой, он провалился в беспамятство.

***

Над мегаполисом стояла ночь, свешивая на тоненькой ниточке, мрачный шарик луны. Сегодня ниточка была особенно тонка, а шарик светил особенно мрачно так, что даже электрический свет уличных фонарей окрасился зловещими тонами. Стояла ночь, было тихо и совсем пусто. Хотя нет, постойте…

По грязной, ломанной улочке города-колонии кто-то угрюмо брёл. Это был мальчик, лет десяти с половиной от роду, в пальтишке и берете серого цвета, который в тусклом свете фонарей казался гнилостным, бледно-зеленым. Горло его было обмотано чёрным шарфом, а руки покоились в такого же цвета перчатках. Он явно был чем-то очень расстроен. Случайному прохожему(которых тут не было и быть не могло в этот час) могло бы показаться, что мальчик просто загулялся с приятелями, и теперь дух его омрачает ожидание заслуженной трепки. За это и за разбитую перед уходом вазу. Однако, более искушённый взгляд непременно подметил бы некоторые странности, сразу бросающиеся в глаза – одет ребенок был несообразно своему возрасту. В таких одеждах спешат по утрам на работу самодовольные клерки, в такой же одежде ходит меж ними матерый убийца, и уж точно в такой одежде не станет гулять беззаботное дитя, лет десяти с половиной от роду. А уж если бы наш проницательный друг, случайно услышал какие ругательства и проклятия шипел себе под нос этот мальчишка, то у него не осталось бы ни капли сомнения в том, что что-то с этим парнем явно н е ч и с т о.

– Грязный, старый ублюдок! Как он смеет так себя вести?! – попавшая под ноги пивная банка с грохотом отлетела в стену – Ненавижууу!

– Он пожалеет об этом! Он пожалеет! Я заставлю его пожалеть! Ууууу! – оставшись в одиночестве, Дио наконец мог дать выход своему бешенству. Больше всего он не любил, когда им пренебрегали, а его дражайший напарник Маркус, каждый раз делал именно это. Всякий раз проклятая дылда намеренно над ним насмехалась, совершенно не пытаясь скрываться. И это бесило еще сильнее.

– Будто я ребенок какой?! Я! Не! Ребенок! – сгусток тёмной материи, сливающийся с ночью, разорвал на части ближайший фонарный столб. Напарник всегда напоминал ему фонарный столб своей долговязой фигурой, и сейчас это сходство было просто невыносимым. Ошмётки фонаря разлетелись в разные стороны, вызывая суету и переполох в близлежащих домах.

– «Плевать! Плевать! Плевать!» – эта гневная выходка отнюдь не принесла ему облегечения. Маркус узнает и об этом, и уж точно не упустит повода нагадить.

– «Сгхх... Эта тварь упомянет об этом в отчете. Обязательно упомянет» – ему стало стыдно за то, что не смог сдержаться. Нельзя чтобы его идеальная репутация пострадала – поганец Маркус этого и добивается.

Отрезвленный неудачей, Дио решил сразу же приступить к делам, чтобы в случае чего парировать козни Хайнемана, их идеальным выполнением. Сделав ещё несколько шагов, мальчик с негромким хлопком растворился в воздухе. Как раз вовремя, для того, чтобы оставить взбаламученных грохотом жителей колонии недоумевать о его причинах.

***

Податливая плоть мироздания с привычным хлопком разверзлась и исторгла его из себя. Податливая. Но лишь для тех, кто умеет с ней работать. Он умел. Более того он был в этом весьма хорош. И, пожалуй, лишь, благодаря, этим выдающимся способностям он всё ещё был жив.

Стоило Дио материализоваться там, где он не так давно оставил своего подопечного, как он тут же оказался мишенью для целого урагана вражеских атак. Слепящие белые вспышки пламени и холодные, голубоватые энергетические разряды раскурочили землю там, где всего секунду назад появился мальчик. И ещё метрах в пяти в диаметре.

Застигнутый врасплох Дио, уворчиваясь, потерял где-то свой любимый берет. И теперь его волосы цвета молочного чая рассыпались по лицу, а на голове, будто проступили едва заметные чёрные рожки. Ошметки земли и травы запятнали изысканное пальто. Он судорожно дышал и слегка дрожал. А глаза... В этих обычно холодно-насмешливых серых глазах плескались ужас и безумие.

– "Где он! Где этот чертов Киллиан!"– мысли в панике метались в голове временами срываясь на визг.
– "Нет! Он не мог умереть... Он слишком важен!" – очередная порция хаотичных разрядов разорвалась на том месте, где он только что стоял. Но в этот раз увернуться от них не составило труда.

Этим атакам не хватало изощренности. Всё-таки те кто наносил их параллельно пытались уничтожить друг-друга и остаться при этом в живых.

Дио невидящим взглядом скользнул по фигурам окутанным снопами искр и взрывов. Одна из них в особой иссиня-черной инквизиторской форме поливала пространство голубоватыми зарядами энергии, другая в строгом, кожанном плаще отвечала вспышками слепящего пламени. Казалось они танцуют, совершая грациозные скачки, безукоризненные увороты, филигранные и скупые перемещения. Это и был танец – древнейший танец известный всему живому – танец смерти. А они... Любому идиоту хватило бы и беглого взгляда, чтобы понять, что перед ним выступают именитые артисты. Дио идиотом не был. Но сейчас, его куда больше волновало другое – где Киллиан.

– "Если он мёртв, мне конец. Маркус своего не упустит. И тогда..." – его взгляд наткнулся на лежащее поодаль безжизненное тело.

Дио захохотал. Сквозь привычные черты проступил пугающий силуэт, сотканный из самой чёрной тьмы.

Он захохотал. Он откинул свою человечность и ринулся в бой