Как же приятно иногда случайно "наткнуться" на подобное аниме. Когда ничего особенного не ожидаешь, когда Голливуд считаешь уже практически "несмотрибельным", артхаус несмотрибельным в принципе, а аниме наглухо замурованным в рамках его целевой аудитории, жанровых клише, условностей и заимствований. Впрочем, в "Сумеречной деве" всего упомянутого хватает - тут и крайне неуместный "фансервис", и "школа" (впрочем, она присутствует лишь номинально), и намек на "гаремник", и невзрачный ОЯШ, и эмоциональные качели, и стилистика, напоминающая смесь Bakemonogatari с Another, и филлеры, спасающие провисащий сюжет, и много чего еще, включая намеки на любимую подростковой аудиторией, склонной ко всевозможным крайностям, и лишенной вкуса и сдержанности, сопливо-гротескную мелодраматическую развязку, которой я с равнодушным пренебрежением ожидал. Ни создатели аниме, ни, тем более, автор оригинальной манги, подвизающийся на поприще этти и хентая, ни до "Сумеречной Девы", ни после нее, ничего достойного внимания не создали, а сама "Сумеречная Дева" ничего особенного не предвещала. В общем, я полагал, что ждет меня просмотр очередной пустышки, что я "деконструировал" ее и все мне о ней известно. Но "Сумеречная Дева" заключала в себе нечто гораздо большее и, как ей и полагается (об этом - ниже), меня провела. Рискну предположить, что как мангака, так и создатели аниме, сами не поняли, что и как они сотворили. Тут появилось настоящее произведение искусства, поэзия, как ее определил Сократ в "Апологии": "Говоря коротко, чуть ли не все присутствующие здесь могли бы лучше объяснить то, что сами поэты сочинили... не мудростью сочиняют они, а благодаря какой-то прирожденной способности, в состоянии вдохновения, подобно вдохновенным богом прорицателям и предсказателям: ведь и последние говорят много прекрасного, но не ведают ничего того, о чем говорят. Такое же состояние, показалось мне, испытывают и поэты". Видимо, так сложились звезды, что подобное мистическое вдохновение охватило как мангаку, так и анимешников при создании "Сумеречной Девы". Действительно стоящее произведение искусства тем и отличается, что художник заимствует из реальности определенные паттерны, даже не осознавая их значения.
Так и в "Сумеречной Деве" - за всей поверхностной шелухой анимешных клише открылось нечто неожиданно стоящее. Во-первых, следует отметить очень неплохую музыку и упомянутую выше стилистику Bakemonogatari, которая тут применена умеренно и со вкусом. Во-вторых, неожиданное смешение жанров, соединяющее комедию с драмой, мистикой, хоррором, психологией, детективом и романтикой (и, к сожалению, с неуместной эротикой). В-третьих, яркую и своеобразную главную героиню, не вписывающуюся ни в какие анимешные клише. Более того, темно-красные тона осеннего клена, отсылающие к пьесе Момидзигари, с ее демоном-соблазнителем в образе прекрасной девы и убивающем ее воине, создавая "нужное" настроение, на самом деле вводят зрителя в заблуждение относительно природы Юко и развития сюжета. Цветовые решения в духе Момидзигари придали Юко амбивалентность, образ femme fatale что, вероятно, вышло у создателей аниме целиком случайно, поскольку манга на момент создания аниме еще не была дописана и природа Юко им не была ясна.
И в то же время природа Юко раскрывается уже в первой серии аниме. Глаголы "провести", "шалить" и "дразнить" как нельзя лучше подходят Юко, которая, хоть и дух, но вовсе не демон-они из Момидзигари и не суккуб, а трикстер - озорная соблазнительница кицунэ. Красавица, влюбляющая в себя юношей чтобы вступить с ними в брак, а не погубить. Выглядит и ведет себя героиня, любящая всяческие розыгрыши и проделки, соответственно. И то, как она дразнит и обольщает Тэйити, тоже является частью игры трикстера-кицунэ. В этом свете на элементы "этти" можно посмотреть не как на "фансервис", а как на отсылку к мифологическим архетипам. Собственно, отсылка к архетипу трикстера сразу, с первой серии, располагает зрителя к строящему забавные рожицы духу Юко, чья история еще не раскрыта, но чей характер нам уже как будто "смутно знаком". Мистично-комичная первая серия, обыгрываюшая озорной характер главной героини в ее взаимодействии с другими персонажами, задает тон всему аниме. А знание японской мифологии должно подсказать, что не всегда романтические отношения между юношами и духами-кицунэ заканчиваются трагически.
Помимо очаровательной главной героини-трикстера, в аниме есть юноша (Тэйити), помогающий ей обрести целостность через примирение с самой собой. К сожалению, скованный жанровыми клише, этот персонаж показан непримечательным ОЯШем, дабы каждый настоящий зритель-ОЯШ мог представить себя на его месте. Однако для развития главной героини, для обретения ею самой себя, он играет в сюжете существенную роль. Тэйити показывает Юко, что как бы ни был болезнен опыт и горьки воспоминания, как бы ни были неприятны некоторые чувства, без них она не станет полноценной личностью, не сможет по-настоящему любить и радоваться жизни. Тут можно углядеть модную манихейскую психологическую мантру о "принятии темной стороны себя", а можно заглянуть глубже и понять показанное как преодоление Юко ее боли и страхов с помощью силы, обретенной благодаря любви и поддержке близкого человека. В этом "Сумеречная дева" раскрывается уже как психологическая драма, или как еще одна архетипичная идея - любви, побеждающей страх.
Юко, как уже отмечалось, воплощает юнговский архетип Трикстера, распадаясь на две личности - сознательное "Я" и, собственно, трикстера - свою бессознательную "тень", в которую Юко "перемещает" все, что пытается забыть. Тем самым она вытесняет неприятный опыт и свои негативные черты и переживания из сознательного (Я) в бессознательное (тень). Интеграция "тени" слишком болезненная процедура для того, чтобы решиться и выдержать ее самостоятельно. Однако же несчастье Юко подталкивало ее к этому шагу, и помочь его сделать как раз и призван "спаситель", которым для Юко стал Тэйити. Как выразился Карл Юнг, говоря об архетипе трикстера, страстное стремление к спасителю может возникнуть только вследствие несчастья - другими словами, осознание и неизбежная интеграция тени создает настолько мучительную ситуацию, что никто, кроме спасителя, не может распутать запутанный клубок судьбы. Однако Тэйити является спасителем Юко не только потому, что помогает ей принять свою "тень", но и потому, что помогает ей найти новый смысл (Логос), новую жизнь через свою любовь. Тут "Сумеречная Дева" уходит из азиатского мистицизма в мистицизм христианский. Тэйити, примирив Юко с самой собой и "отвязав" от чистилища, в котором она все это время существовала, подобно Иисусу Христосу, дает своей любовью героине новую жизнь через принятие Юко нового смысла ее существования в мире (Логоса). Вряд ли такой смысл контролировался авторами (манги и аниме), но такое прочтение тем более интересно с точки зрения герменевтики и богословского символизма, который утверждает, что история Логоса (Христа) является архетипом всех историй, поскольку Он, как Творец мира, упорядочивая хаос, заложил в него определенную логику, которая проявляется во всех аспектах бытия и во всех историях.
Разумеется, главным достоинством "Сумеречной Девы" является прекрасная и очаровательная Юко. Потому, кстати, "гарем" в "Сумеречной Деве" весьма номинальный - главный персонаж аниме Юко, а вовсе не Тэйити. Она недвусмысленно демонстрирует всем свои "эксклюзивные права" на Тэйити. Последний также с самого начала обозначает свою привязанность к Юко, не реагируя на поползновения других персонажей женского пола, кроме случаев, когда сама Юко его отталкивает, борясь с собственнойю "тенью". Но что делает Юко такой уникальной и привлекательной? Не секрет, что одним из современных образов популярной западной культуры и идеологии является так называемая "инверсия ролей", когда "сильная и независимая женщина" сильнее, умнее, справедливее и в целом более мужественна, чем мужчины. Женщины сейчас являются главными героями фильмов, анимации, игр и других форм популярной культуры, где они играют традиционно мужские "роли". Юко же, напротив, остается женщиной, хотя и является главной героиней истории - глубокой, интересной и чрезвычайно увлекательной, в том числе и для меня, хотя, как мужчина, я совсем не отождествляю себя с героиней. В отличие от иных современных героинь, Юко персонаж по-настоящему женственный, с узнаваемыми корнями в мифологии и в глубоких, наднациональных культурных слоях - одновременно красивая и таинственная, обольстительно-игривая и невинная, озорная и практичная, опасная и уязвимо нежная. Как выразил это Толкин на примере Галадриэль: "прекрасная и ужасная, словно утро и ночь! Прекрасная, как море, и солнце, и снег на горах! И ужасная, как буря и молнии!". Потому история Юко и настолько увлекательна - это не идеология, а настоящее искусство, где создатели выступили медиумами, посредниками между зрителем и историей, т.е. некими объективными смыслами, которые "улавливают" художники и которые "упорядочивают действительность" в "повествование", должным образом структурируют реальность и вызвают у зрителя чувства сопричастности и сопереживания. Это качество "улавливания объективных смыслов" отсутствует в идеологической пропаганде. Все же, чего достигает идеология, заполняя мужские роли женщинами, это лишает женщин их женственности, поскольку в конечном счете сводится к тому, что женщины должны избавиться от своей женственности и превратиться в мужчин. Подразумевается, что "лучшие женщины - это мужчины". Женщины объявляются для мужчин не "Другими", а их плохими копиями, нелепыми подражателями, не имеющими собственной ценности, поскольку они приобретают ценность лишь имитируя мужчин. Иначе обстоит дело с Юко, которая не пытается копировать мужское поведение, наслаждаясь собственной самоценностью очаровательной молодой женщины и становясь поэтому невероятно притягательной и яркой личностью.
Что до двух второстепенных женских персонажей, то они не так интересны, хотя и своееобразны. Одна является противоположностью главной героини - это ее предубежденная родственница Кириэ, сомнительная женственность которой всячески обыгрывается в аниме и противопоставляется подчеркнутой женственности Юко. Обладающая довольно резким характером и постоянно завидующая роскошной фигуре Юко и ее отношениям с Тэйити, в трудные моменты именно Кириэ дает Тэйити дельные советы и подталкивает его бороться за Юко. Вторая девушка представляет собой некого кавайного маскота - абсолютно бестолковая, восторженно-глупая Момоэ, введенная в сюжет ради комичности и еще одного контраста с достоинствами главной героини. И если Кириэ даже не пытается "отбить" Тэйити, осознавая свой проигрыш Юко "в сухую" по всем фронтам, но став для Тэйити другом, то Момоэ, в силу своей ограниченности и маскотности, просто играет роль комедийного элемента в романтической истории.
Кроме мифологического и психологического культурных пластов, я бы отметил совсем не явный - философский, и даже теологический. Дело в том, что для языческих культур, в которых Логос не выпалил христианской пытливостью всю полову вульгарного мистицизма с обожествлением камней, букашек, рек и прочих античных суеверий, призраки являются чем-то "неживым", "исчезающим", неполноценным. С одной стороны, для подобного "магического" сознания язычника все мистично, но с другой, все мистическое нереально, если оно только не проявляет себя требованием жертвоприношений. Едва ли не каждый для себя усвоил через популярную, даже Западную, культуру, впитавшую не мало языческих представлений, что "мертвым" положено исчезнуть, уйти в мир мертвых и раствориться в памяти. В крайнем случае, "уйти в свет", в некий мир духов. У японцев это доведено до крайности, в которой духовный мир настолько нереален, что исчезает из памяти вместе с духами. Однако вовсе не так обстоит дело в христианстве, где Лазарь вполне себе нормально жил после воскрешения из мертвых, не говоря уже об Иисусе. Где всем верным, собственно, обещана вечная жизнь после смерти - настоящая, не "травоядно-духовная", а такая, по сравнению с которой теперешняя плотская жизнь едва ли жизнь вообще, а не лишь бледная, неполноценная тень, существование. Для христианина, какого-нибудь радикального скептика-рационалиста, вроде убежденного католика Рене Декарта, вещи лишены мистики и духов, суеверия тщетны, но настоящий духовный мир "реальнее реальности". В философии античности христианству вторит Платон с его "пещерой", где мир физический - лишь несовершенная тень мира настоящего, идеального. Не так в японской культуре, где тенью является мир духов.
И потому тем удивительней концовка, которая получилась весьма жизнеутверждающей, как и сама "сумеречная дева" Юко - хоть и дух, но девушка весьма рациональная и не верящая в азиатский мистицизм со всякими там "проклятиями" и "монстрами" (которых Юко неоднократно высмеивает в аниме) и в языческий фатализм. Юко неоднократно делает отсылки к аналитической психологии Юнга, комментируя и высмеивая школьные суеверия о "монстрах" и "проклятиях", демистифицируя их. Вообще забавно то, что единственным персонажем аниме, которого по-настоящему преследовал призрак, была Юко, и этим призраком была она сама. Концовка вообще вышла по-толкински эвкатастрофичной (введенный Толкиным термин, в противовес "катастрофе" означающий неожиданный счастливый поворот сюжета, подобный пришествию Спасителя). Для Юко, как уже говорилось, архетип Спасителя воплощант Тэйити, и не только потому, что помогает ей принять ее тень, но и потому, что помогает ей обрести новый смысл, новую жизнь благодаря своей любви. Происходит своеобразное "воскрешение" Юко.
Кроме того, эвкатастрофическое "воскрешение" Юко не только демистицифицирует азиатский фатализм, но и производит еще одну важную демистификацию - разоблачение того, что Рене Жирар называл "Сатана изгоняет Сатану" или "миметическое насилие". Имеется в виду ритуал языческого жертвоприношения Юко в качестве "козла отпущения" жителями деревни для спасения от некого зла (чумы). Когда линчеватели (это касается любого коллектива) выбирают жертву для избавления общины от бед, то производится дегуманизация этой жертвы (не такой/не такая, как все, приписывание жертве негативных черт). Причем, дегуманизация происходит двумя способами. Сначала, чтобы избавиться от чувства вины, жертву признают "виновной" в бедах или "необходимой" для восстановления мира в общине - т.е. жертва лишается статуса человека, превращаясь в "преступника" или "инструмент". После того, как жертву линчевали и наступает "мир", может происходить уже "обожествление" жертвы - дескать, своей смертью она принесла остальным пользу, "отвернула беду". Обожествление подразумевает приписывание жертве неких сверхъестественных способностей, что также ее дегуманизирует, поскольку из "виновного" "недочеловека" она превращается уже в "сверхчеловека" (тем самым несчастной жертве отказывают в нормальном, человеческом статусе). Так возникает легенда о "мстительном духе Юко", приписывание невинной девушке неких мистических, ведьмовских способностей. Все это психологические механизмы изживания линчевателями чувства вины. В этом плане "нормализация" (путем обретения целостности) и "воскрешение" Юко выставляют на показ все лицемерие механизма "козла отпущения" и не позволяют линчевателям одержать верх. Во-первых, из мира "сверхъестественного", куда ее пыталась отправить община, из "злобной тени", Юко возвращается вполне человечной, невинной девушкой, каковой она и есть, демонстрируя зло и несправедливость совершенного в отношении нее коллективного насилия. Во-вторых, она "оживает", не позволяя коллективным практикам жертвоприношения, культу смерти, одержать верх над жизнью, отправить ее жизнь в забвение. Тем самым происходит реабилитация Юко и осуждение ее мучителей. "Механизм козла отпущения" сломлен.
"Сентиментальность - маска жестокости". Есть такой литературный жанр - "misery lit" или "misery porn". Он концентрируется на травме, психическом и физическом насилии, нищете или других изнуряющих испытаниях героев. Хотя в широком смысле жанр по крайней мере так же стар, как и массовая литература, термины "misery lit" и "misery porn" обычно применяются уничижительно к модной попсе, мусорным ужасам и мрачным мелодрамам, у которых нет счастливого конца. Распространенной критикой жанра является предположение, что его привлекательность заключается в похоти и вуайеризме. Популярность жанра указывает на культуру, поглощенную садизмом. Мне кажется, зритель, получающий сентиментальное удовольствие от фатализма необоснованных плохих концовок, чем-то подобен толпе, получающей удовольствие от жертвоприношений. Сентиментализм подобного зрителя хорошо иллюстрирует теорию миметического насилия, предполагающую коллективное жертвоприношение во имя воображаемых "благих целей". Формально такой зритель жалеет героя, но на самом деле просто упивается своим садистским сентиментальным скотством, ибо в глубине души не ставит, и никогда не захочет поставить, себя на место жертвы, а потому по-настоящему не сочувствует ей, являясь соучастником "жертвоприношения" героев во имя собственного катарсиса. Именно поэтому однозначная "счастливая концовка" переводит "Деву" из разряда очередной испорченной сопливой мелодрамы, потакающей дурному вкусу, поверхностным сантиментам и жестокости части публики (подобной линчевателям Юко), в нечто гораздо большее.
В общем, если обратить внимание на символизм и культурные пласты "Сумеречной Девы", отбросив всю поверхностную мишуру вроде анимешных штампов (которые тут суть условности - ведь никакие "школы", "гаремы", и прочая ерунда на сюжет не влияют - от них лишь названия да намеки), то в комплекте с неплохой режиссурой, интересной рисовкой и удачной музыкой, а также увлекательной (поскольку архетипичной) историей, это аниме, хоть и не без недостатков, одно из немногих исключений, делающих аниме искусством.
