Старый мир умер, когда зажглась первая электрическая лампочка...

Прежде всего – это очень красиво. Рисовка местами очень перекликается с аниме «Повесть о доме Тайра», но нарисовано, конечно попроще.

Я очень люблю всё старое. История и археология – два моих основных «факультативных» занятия по жизни. Я люблю старую Японию, старую в широком смысле, начиная с древнейших времён и до падения сёгуната Токугава. Это не значит, что мне не нравится то, что было после, но в сравнении...

Ничто так не сияло ярко, как старая Япония, старая Россия, старая Европа. Я говорю сейчас о культуре и истории, опять же, в широком смысле. Это не значит, что я, к примеру, оправдываю войны, сегрегацию или рабство, я лишь хочу сказать, что прогресс – это не всегда только исключительно хорошее, и в конце концов, человечество благодаря прогрессу дошло до самых страшных видов оружия за всю историю.

Я понимаю, что прогресс неизбежен, но я всем сердцем люблю старый мир. И хотя в этой короткометражке в финале звучат позитивные ноты о прогрессе, лично я увидел, как с зажегшимся электросветом и разбиваемыми керосиновыми лампами, умерла старая Япония.

Для меня этот короткий метр – трагедия.

Точно такая, какую описывал в России С. Есенин в поэме «Сорокоуст»:

          Трубит, трубит погибельный рог!
          Как же быть, как же быть теперь нам
          На измызганных ляжках дорог?

          Вы, любители песенных блох,
          Не хотите ль пососать у мерина?

          Полно кротостью мордищ праздниться,
          Любо ль, не любо ль, знай бери.
          Хорошо, когда сумерки дразнятся
          И всыпают вам в толстые задницы
          Окровавленный веник зари.

          Скоро заморозь известью выбелит
          Тот поселок и эти луга.
          Никуда вам не скрыться от гибели,
          Никуда не уйти от врага.
          Вот он, вот он с железным брюхом,
          Тянет к глоткам равнин пятерню,

          Водит старая мельница ухом,
          Навострив мукомольный нюх.
          И дворовый молчальник бык,
          Что весь мозг свой на телок пролил,
          Вытирая о прясло язык,
          Почуял беду над полем.
          <...>
          Видели ли вы,
          Как бежит по степям,
          В туманах озерных кроясь,
          Железной ноздрей храпя,
          На лапах чугунных поезд?

          А за ним
          По большой траве,
          Как на празднике отчаянных гонок,
          Тонкие ноги закидывая к голове,
          Скачет красногривый жеребенок?

          Милый, милый, смешной дуралей,
          Ну куда он, куда он гонится?
          Неужель он не знает, что живых коней
          Победила стальная конница?
          Неужель он не знает, что в полях бессиянных
          Той поры не вернет его бег,
          Когда пару красивых степных россиянок
          Отдавал за коня печенег?
          По-иному судьба на торгах перекрасила
          Наш разбуженный скрежетом плес,
          И за тысчи пудов конской кожи и мяса
          Покупают теперь паровоз.

          Черт бы взял тебя, скверный гость!
          Наша песня с тобой не сживется.
          Жаль, что в детстве тебя не пришлось
          Утопить, как ведро в колодце.
          Хорошо им стоять и смотреть,
          Красить рты в жестяных поцелуях, -
          Только мне, как псаломщику, петь
          Над родимой страной аллилуйя.
           <...>