Похоже, в Японии есть (вернее, был) свой Джонатан Свифт. Конечно, сложно сопоставить таланты Сатоси Кона и Свифта, но острая социальная критика с позиции гуманизма, выраженная в сатирической форме в "Paranoia Agent", позволяет провести параллель между этими двумя "островными диссидентами".

Думаю, если бы Р. Бенедикт захотела при помощи художественных образов раскритиковать "общество стыда", она бы сняла "Агента паранойи". Но во времена автора "Хризантемы и меча" аниме еще не снимали и идеи Уолта Диснея только ждали своей "реинкарнации" (или "заимствования") в японской мультипликации. Вместо Рут, общество утративших индивидуальность "контекстуалистов" высмеял, если его можно так назвать, японский "западник" Сатоси Кон. Бенедикт настолько четко и просто идентифицировала одно из основных свойств японской культуры, что, кажется, японцы до сих пор рефлектируют над ее книгой, а концепция "общества стыда" превратилось в некую методологическую основу для анализа социальных явлений (см. Юдзиро Накамура "Зло и грех в японской культуре").

Мне показалось, что рефлексировал над концепцией "общества стыда" и Сатоси Кон в своем "Агенте паранойи". Суть отличия "общества стыда" от "общества вины", как их описала Бенедикт, в следующем: "Общество, в котором предписываются абсолютные критерии морали, которое зиждется на воспитании совести у каждого его члена, представляет собой "культуру вины", а вот в рамках "культуры стыда" нет оснований беспокоиться о совершенном проступке, "пока люди не узнали". Однако, с другой стороны, Бенедикт отметила, что "социальное давление в Японии, пусть даже принятое добровольно, слишком многого требует от индивида. От него требуется скрывать свои эмоции, отказываться от своих желаний, все время видеть в себе представителя семьи, организации, нации".

Юдзиро Накамура выделил в таком подходе следующие основные отличия культур "стыда" и "вины":
1) В противовес западным "культурам вины" Япония являет собой "культуру стыда"; ее отличительная особенность в том, что человек обостренно восприимчив к оценке своих действий со стороны окружающих.
2) В отличие от "культур вины", основанных на переживании личной вины, в "культурах стыда" моральным фактором становится чувство стыда, вызванное неумением соблюсти баланс и неспособностью следовать общеизвестным, отчетливо артикулированным предписаниям правильного поведения.
3) Высшая добродетель в "культуре стыда" – это "знать стыд"; человек, знающий стыд, истинно добродетелен, что соответствует понятию порядочного человека с чистой совестью в западной этике.

Что же это за социальный феномен, "парень с битой"? Есть такое специфическое японское нервное расстройство, когда человека охватывает паралич, и он не может сдвинуться с места часами, а иногда днями. Вот это и есть "парень с битой". Когда вся твоя ценность базируется на мнении окружающих, единственным средством избежать социального давления (стыда) "сохранив лицо", является "демонстрация" объективных причин своей реальной или возможной девиации (отклонения от предписываемой социальной нормы поведения). Проще говоря, человек всегда просто человек и ему свойственны личные недостатки, он не может быть всегда "идеальным". Но поскольку "контекстуализм" толкует твою ценность только в аспекте социально полезной функции и единственной основой идентификации личности в "обществе стыда" является мнение окружающих, ты не можешь просто взять и сказать – я такой, какой есть, и моя ценность – это моя ценность, а не общественно полезная роль; или – плевать мне на эту работу, я человек, а не робот; или – да, виноват, ошибся/проявил слабость, с кем не бывает; или – ну не могу я поступить в институт (одна из самых распространенных причин самоубийств в Японии), но я от этого не становлюсь хуже/лучше других, просто мое призвание в чем-то ином; или – мне это не нравится/нравится и я не буду/буду это делать и т.д. Но сказать-то нечто подобное хочется, да вот только "контекстуалист" не знает, что он хочет сказать и как это сделать. И невыраженные переживания под воздействием социального давления находят себе "путь к жизни" в лице "альтер-эго", действующего "помимо воли". Либо выражаются непосредственно телом через психосоматические расстройства. Или же человек просто кончает жизнь самоубийством. Еще один способ избежать давления, это погрузится в мир грез, допустим, аниме...

Загнанный в японскую "культурно-корпоративную" этику, человек утрачивает индивидуальность и превращается в робота, способного лишь выполнять социально полезную функцию (привет аллюзиям "о роботах" в аниме и японской культуре) и имитировать, поскольку "своего" уже ничего не осталось. Противоестественность такой "инструментализации" личности очевидна и невыраженные эмоции "псевдо-робота" канализируются путем общественно приемлемых форм – через упомянутый "мир грез" аниме и манги, с его жестокостью, порнографией и "кавайностью" – в общем, удовлетворением желаний на любой вкус. Потому так и захлестнула Токио "волна грязи" когда пропал Мароми (воплощение кавая) – этой самой грязи некуда стало "канализировать" ("Неудовлетворенные желания поклонников Мароми дали парню с битой неограниченную силу"). В общем, и грезы - зло, но и без них никак, потому что "зальет". Впрочем, тема баланса грез и реальности, а также самоценности человека вне зависимости от социального контекста ярче продемонстрирована в замечательной "Паприке".

Во всех сериях "Агента паранойи" критически осмыслена зависимость японца от мнения окружающих и те жуткие последствия для личности, к которым такая зависимость приводит: личность подменяется имитацией; утрата значимости в глазах окружающих (популярности) приводит к саморазрушению; подавляемое "альтер-эго" окончательно расщепляет душу; сочувствие уступает место эксплуатации популярной темы.

Какое же решение проблемы предлагает японцам Сатоси Кон? Думаю, в последнем эпизоде это показано достаточно очевидно – Цукико перестает беспокоиться о стыде перед отцом (аллюзия - общество) за свою слабость, а испытывает личное чувство вины за раздавленного песика. И "парень с битой" прощается с Цукикой. Собственно, последнюю серию "Агента паранойи" можно заподозрить в пропаганде "западных ценностей"). (Потому я и назвал Кона "западником). Когда героиня перестает беспокоиться об одобрении отцом (суровый отец выступает тут как символ жесткого японского общества), т.е. социальном одобрении/неодобрении своего поступка, и испытывает вполне христианское лично чувство вины происходит замена этики стыда на этику вины. Таким образом, релятивистская мораль "общества стыда" (пока люди не узнали, не о чем беспокоится), замещается христианской моралью "личной вины" (извинение перед мертвым Мароми является своеобразной исповедью). "В системе социальной регуляции, основанной на стыде, человек не испытает облегчения от исповеди. Более того, человеку в таком обществе очень трудно дается признание в совершении неблаговидного поступка". Вот это осложнение в артикуляции переживаний и создает "парня с битой". Когда же исчезает беспокойство о внешней оценке твоего поведения и нет надобности "изолировать" "скверную" частицу своего "Я" (которая, в таком случае, обретает собственную жизнь и превращается в "альтер-эго") и акцент смещается на абсолютную значимость поступков и невозможность скрыть их от себя, тогда исчезает и потребность в "альтер-эго" и сама основа его существования – "парень с битой" исчезает.

Разумеется, разделение на "стыд" и "вину" как критериев доминант поведения в рамках различных культур довольно условно. Стыд испытывают и в западных обществах (часто не испытывая вины). Скорее тут можно говорить о специфическом христианском сознании, для которого важно не так внешнее следование предписаниям закона, а внутренняя честность с собой в осознании совершенного зла (неприятие "фарисейства") и стремление исправиться, даже если о твоем "зле" другим и не известно.

Как отмечается (Конти Итикава, Юдзиро Накамура), японскую культуру можно рассматривать как культуру ситуационной этики, в противоположность христианской этике моральных абсолютов. В культуре стыда мораль лишь релятивная норма. Характер ситуационной этики в том, что человеку нужно соответствовать определенной ситуации, а добро и зло различаются в зависимости от конкретных обстоятельств. "Особенность "культуры стыда" состоит в том, что ее носители живут не по абсолютным, раз и навсегда установившимся критериям, а по критериям относительным, ситуационным. Так, конечно, жить проще, но не очень-то получается на практике. Часто некий относительный критерий в силу обычая или внешних обстоятельств приобретает постоянство, абсолютизируется, начиная оказывать давление на людей. В этом и кроются нивелирующие, стандартообразующие силы японского общества".

Вот эта вот "относительность зла" в японской культуре, беспокойство о том, что для японца зло становится таковым лишь тогда, когда о нем узнают и осуждают окружающие и является предметом рефлексии Сатоси Кона в "Агенте паранойи". Ведь социальное неодобрение не уничтожает зло, а лишь загоняет его "в подполье", где его как будто не замечают. Вот и получается некая "двойственность" людей и объектов в сериале, когда противопоставляются общественно одобренное поведение и поведение вне социального контроля (когда исчезает единственный сдерживающий фактор - стыд): днем полицейский - ночью грабитель и насильник, днем скромная служащая - ночью развратная потаскуха и т.д. Но такое "запертое" зло либо ведет к саморазрушению (Takeo Doi "Anatomy of Dependence – A culture of Amae"), либо, рано или поздно вырывается грязевыми потоками на улицы Токио. И не только как метафора в аниме Сатоси Кона. Как отмечает Юдзиро Накамура: "Когда патриарх "Аум-синрикё" Асахара, опираясь на буддизм Алмазной колесницы, проповедовал полезность убийства, его экстремизм вызвал у большинства японцев растерянность. Казалось, они впервые слышат столь еретические воззрения, якобы восходящие к тибетскому буддизму. Между тем подобная точка зрения на Зло в целом и на убийство в частности исторически отнюдь не чужда японцам... Вот почему японское общество с такой легкостью поддается массовым настроениям и поветриям; человек и сам не замечает, как оказывается вовлеченным в какое-нибудь коллективное безумие. При этом невозможно установить, кто, собственно, виноват в случившемся... До поры до времени японскому обществу удавалось довольно ловко избегать противоречий, заложенных в идейном промежутке между буддизмом и христианством, однако условия в мире изменились. Само время требует, чтобы мы всерьез взялись за осмысление проблемы Зла и Греха в самом широком смысле, включив в поле зрения и теорию познания, и буддизм Алмазной колесницы...".

Удалось ли такое осмысление социальных проблем в художественных образах Сатоси Кону? Думаю, от части, да. И предложенное решение, как по мне, очевидно – лишь смещение на позицию "этики вины" (обретение христианского сознания) главной героини позволило ей избавиться от своей "тени". Разумеется, поднятые Коном проблемы не являются сугубо японскими. Просто в Японии они наиболее рельефно выражены именно в аспекте "культуры стыда", которая, мне кажется, является своеобразным вариантом "бегства от себя". Ведь куда проще подчинить свое "Я" неким общественным правилам, групповым интересам, государству, нации, идее (или оправдать девиацию социальной средой, "природой" человека и т.д.), чем принять личную ответственность за свою жизнь и свои действия. Как отмечала Рут Бенедикт: "когда японец предпринимает, в соответствии с некими установлениями, какое-либо действие, он исходит из того, что люди непременно поймут его поведение вплоть до самых тонких нюансов. Отсюда рождаются уверенность и чувство безопасности, служащие японцу жизненной опорой, – и всем своим воспитанием он ориентирован на такой стиль поведения". В том или ином смысле у всех существует подобное искушение – приспособиться то ли к социальной среде, то ли к удобному мировоззрению, к выгодной позиции - словом ко всему, что снимет с нас личную ответственность и оправдает наши злодеяния. И только благодаря этому возможны кошмары массовых убийств и зверств – будь то зверства NSDAP, ВКП(б), КПК, тех же японцев или любые другие, совершаемые во имя "идеи", "нации", "державы", "царя", "вождя", "империи" или определенной социальной группы.

Последнее замечание, безусловно, выходит за пределы предмета художественного осмысления "Агента паранойи", но, мне кажется, связано с ним доминированием релятивистской морали и бездумной зависимостью многих людей от доминирующих взглядов, идей, оценок которые не подвергаются сомнению и не сверяются с моральными императивами, поскольку "все так делают/думают". И в то время как Сатоси Кон предлагает японцам стать "обществом вины", не превращается ли постепенно весь мир в "общество стыда" – когда нет абсолютного зла (греха) и оно (зло) существует только тогда, когда стало известно и (главное) осуждено другими?