TheGamer120

(хотя я бы больше прочитал про противостояние Сартра и Набокова)

Мне кажется, что это настойчивое стремление к самоанализу и саморазрушению достаточно полно характеризует творческую манеру Набокова. Он очень талантливый писатель — но писатель-поскребыш. Высказав это обвинение, я имею в виду духовных родителей Набокова, и прежде всего Достоевского: ибо герой этого причудливого романа-недоноска в большей степени, чем на своего двойника Феликса, похож на персонажей «Подростка», «Вечного мужа», «Записок из мертвого дома» — на всех этих изощренных и непримиримых безумцев, вечно исполненных достоинства и вечно униженных, которые резвятся в аду рассудка, измываются надо всем и непрерывно озабочены самооправданием — между тем как сквозь не слишком тугое плетенье их горделивых и жульнических исповедей проглядывают ужас и беззащитность. Разница в том, что Достоевский верил в своих героев, а Набоков в своих уже не верит — как, впрочем, и в искусство романа вообще.
И вместе с тем я вижу еще одно сходство между автором и его героем: оба они — жертвы войны и эмиграции. Да, у Достоевского сегодня нет недостатка в захлебывающихся цинизмом потомках, еще более изощренных, чем их прародитель... любопытная литература эмигрантов, русских и не только, которые лишились своих корней. Оторванность от почвы у Набокова, как и у Германа Карловича, абсолютна. Они не интересуются обществом — хотя бы для того, чтобы против него взбунтоваться, — потому что ни к какому обществу не принадлежат. Именно это в конце концов приводит Карловича к его совершенному преступлению, а Набокова заставляет излагать по-английски сюжеты-пустышки
Источник: http://nabokov-lit.ru/nabokov/kritika/sartr-nabokov-otchayanie.htm

Роман относится к тому разряду сочинений, по виду драматичных, но на самом деле просто расхлябанных, которые были введены в моду множеством средней руки писателей — Барбюсом, Селином и им подобными. Где-то во мраке за ними маячит Достоевский в худших проявлениях, еще дальше — старик Эжен Сю, которому этот русский мелодраматист столь многим обязан. Книга хочет казаться дневником («В субботу утром», «Одиннадцать вечера» — такой сорт безвкусицы) некоего Рокантена, который после нескольких довольно невероятных путешествий обосновался в нормандском городке...
Пожалуй, ключевой момент книги — это озарение, которое посещает Рокантена, когда он открывает для себя, что его «тошнота» есть результат давящего воздействия абсурдного и аморфного, но ощутимого внешнего мира. К сожалению для книги, все это остается исключительно на умозрительном уровне, и природа этого открытия могла бы обернуться какой угодно, хоть солипсизмом, без ущерба для прочего романа. Когда автор навязывает свою досужую и своевольную философскую фантазию беспомощной личности, которую он придумал для этой цели, ему нужен немалый талант, чтобы фокус прошел. Никто особенно не спорит с Рокантеном, когда он решает, что мир существует. Но сделать мир существующим как произведение искусства — это не для Сартра.
tovievich.ru