Любовь в аниме (beta-версия)

Курс «Главные философские вопросы. Сезон 1 (Arzamas): Что такое любовь?»: arzamas.academy/courses/63/1
Курс «Любовь и материальный мир» (ПостНаука): postnauka.ru/courses/100915
Лекция психолога А.Э. Колмановского «Любовь и отношения»:

Беседа с Еленой Судариковой — антропологом, старшим научным сотрудником Дарвиновского Музея — на канале "Основа" об эволюции. Нам интересен комментарий о любви в эволюционном контексте.

Любовь и её репрезентация в искусстве.

Любовь…
1) Химическое взаимодействие между особями противоположного пола с целью дальнейшей репродукции;
2) Психологическая потребность в другом человеке, зачастую, подкрепляемая биохимическими процессами («дофаминергической целеполагающей мотивацией к формированию парных связей»). Т.е. вижу любимого – приятно. Примат этой трактовки постулируют биохимики и неврологи, доказывая опытным путём, что свободы воли нет (в большинстве простейших случаев это действительно так), есть лишь обрабатываемые мозгом потребности и конструируемые модели поведения, завёрнутые в психологический фундамент под названием самосознание («я сделал»). Такой взгляд хорошо объясняет такие штуки, как поиск отца/матери в партнёре: мозг улавливает знакомую стратегему межличностного контакта (особенно если с ней были проблемы) и спонсирует организм дофамином и другой приятной химией, дабы сподвигнуть человека к реакции: «я хочу быть с ней/ним». Мазохизм, влечение к риску и смерти с этих позиций рассматриваются как девиации, а сама любовь рассматривается как аффект.
3) Оформилась в результате необходимости социально обусловленной формы общежития (выживания) человека, вследствие удобства выполнения (1) и повышения качества этого эволюционного процесса. Образующие факторы:

• расселение древнего человека по миру на новые территории привело к тому, что женщина уже не способна одна защищать ребёнка, неся его на себе (потребность в защите);
• устройство взаимовыгодных условий размножения (полигамия), т.е. патриархальных, при которых мужчина добытчик, а женщина – нянька и собиратель (а ещё грузчик – судя по археолог. открытиям, древний мужик поклажу не носил).

Отсюда психологи объясняют, почему женщине в любви важна эмоциональная привязанность мужчины (приобретённый в древности инстинкт боязни остаться беззащитной; женщины без мужчины в древности не выживали), а мужчине важна верность (опять же приобретённый инстинкт беспокойства по поводу того, что он тратит силы на защиту и воспитание чужого генофонда).
Итак, мы видим, что любовь это и биология, и химия, и неврология, и психология – целый комплекс взаимосвязанных явлений тела и сознания, да ещё и продукт социологически обусловленной эволюции. Ещё в древнеиндийском трактате «Ветки персика» говорится о любви как о комплексном чувстве: «Три источника влечения имеет человек: душу, разум и тело. Влечение душ порождает дружбу. Влечение ума порождает уважение. Влечение тел порождает желание. Соединение этих трёх влечений порождает любовь».

Наш русский корень «люб» отсылает к похвале, к словесной формуле принятия, то есть прежде всего ты говоришь: «Я тебя люблю». Вокруг этих слов вертится, собственно, сам феномен, и в языке это очень видно. Не только в русском: в немецком тот же самый корень. И в то же время в использовании этого слова есть элемент воли. Любовь — это то, что ты выбрал. Здесь есть момент произ­вола, отсюда слово «любой». Любой — это тот, кого мы произвольно любим, предпочитаем, и, в принципе, могли бы любить кого-то другого. Вот этот момент выбора, избирательности — он в русском слове «любовь» есть, в отличие от некоторых других языков. Шире говоря, в нем не только похвала или поклонение богам, но и свобода, некоторая бурная стихия, которая не призвана отчитываться нам же о своих выборах, а превосходит свои случайные объекты. T.е. поскольку любовь выбирает любого, в общем-то, понятно, что любовь важнее, чем тот, кого мы выбрали. Это, как мы знаем по опыту, часто действительно так.

Начиная с Сократа (о его взглядах мы знаем по трудам его ученика – Платона), любовь рассматривается по преимуществу как особое состояние человеческой души и человеческое отношение к другому.
В начале истории философии древнегреческий философ Платон, основатель философии как дисциплины, прославился своим учением о сверхчувственных, внечувственных истинах, о бессмертной душе, о морали, которая должна быть для человека его внутренней сущностью. Поэтому в вульгарной мифологии возникло представление о некой платонической, якобы не физиологической любви. Все слышали, наверное: «платоническая любовь». Но этот термин никакого отношения к учению Платона как раз-таки не имеет. Потому что Платон очень много в своих «Диалогах» пишет как раз о телесной любви, половой (эросе).
Конечно, сама по себе эротика мешала постижению научной истины. Однако Платон говорит, что в какой-то момент любовь, страсть всё равно необходима для того, чтобы воспарить к возвышенным истинам. Без страсти, без любви, говорит он, ты не перейдёшь в сферу бесстрастного, в сферу сугубо очевидного и разумного. Поэтому, по Платону, мы и лезем из кожи вон, мы загоняем коней, страдаем, чтобы вырваться из стратосферы наших мелких, локальных устремлений и выпрыгнуть на этот безличный уровень.
В диалоге «Пир», героиня Диотима рассказывает целый миф о том, как людей разделили на две половинки и эти половинки (мужчина и женщина, например) стремятся вновь объединиться, отсюда – любовь. «Любовью называется жажда целостности и стремление к ней»). В любви каждый находит своё неповторимое другое Я, в соединении с которым обретается гармония (миф об утраченной андрогинности перволюдей). И за этим единением, конечно, стоит опять же не только половая любовь (половая любовь в данном случае – это символ), а единство как метафизический принцип.
Надо сказать, что Платон вводит ещё одно разделение:
Избыточная любовь, которая движется полнотой смысла и присут­ствием любимого или, например, происходит от факта встречи с люби­мым;
Любовь-нехватка, которая не знает, чего именно она ищет, и не может поэтому удовлетвориться чисто материальным обладанием.
Последняя приобретает, как мы бы сегодня сказали, несколько истери­ческий характер, и зачастую мы и на­зываем любовью вот эту страсть- нехватку – немножко тщетную, суетливую, беспокойную страсть. Но любовь всё-таки – это ещё и другое, это и ощущение полноты, счастья, избытка, который, с другой стороны, некуда деть, то есть он тоже рождает беспокойство, но другого рода.
Аристотель развивает тезис о любви-дружбе (филии). В трактате о политике он пишет о том, что в городе, в государстве необходима дружба, необходимы сети дружеских связей, которые бы пропитывали, пронизывали общество. Любовь в этом смысле – это всеобщая симпатия, она пронизывает, интегрирует государство за счет формирования всеобщих неформальных связей. То есть, получается, там, где Платон все-таки говорит о любви к возлюбленным (пусть даже их много), Аристотель говорит прежде всего о любви к друзьям, которых больше. Можно сказать, что дружба – это такая публичная версия любви, более ослабленная, не такая страстная.
В интеллектуальном движении от Платона к Аристотелю происходит существенное изменение в понимании любовного отношения. У Платона любовь – это отношение любящего к возлюбленному; отношение неравных. Аристотель же настаивает на том, что в дружелюбии проявляется уравненность, хотя и у него подспудно чувствуется, что речь во многом идёт об отношениях старшего и младшего. Также он замечает (вполне здраво), что очень часто мы дружим для реализации наших эгоистических целей. Но именно поэтому Аристотель и говорит, что всё это будет работать только при условии того, что есть искренняя, бескорыстная любовь, привязанность к человеку ради него самого, к человеку как таковому.
Ещё одно наблюдение Аристотеля связано с тем, что, хотя дружба выво­дится им из простого эгоизма, тем не менее есть такой феномен, как «любовь к себе», – он её называл «филаутия». Она не может подменить любовь к другому, но себя самого тоже любить необходимо. И очень часто любовь к себе и любовь к другу сочетаются, могут не конфликтовать друг с другом. Дружба (она же любовь) на самом деле может работать как социальный феномен только при условии, что есть вот это однонаправленное усилие, бескорыст­ный дар любви по отношению к нашему другу. Вообще, то, что у Аристотеля этот термин переводят как «дружбу», по смыслу оправданно, но именно для понимания любви он нас сбивает с толку. На самом деле Аристотель говорит о любви, а дружба — это уже наш, более поздний, более узкий термин.
Таким образом, Платон и Аристотель подхватывают второй тезис в определении любви своего учителя Сократа, рассматривая любовь через призму «отношения к другому». Именно эту концепцию развивали последующие древнегреческие и древнеримские философы:
эрос – любовь как плотская страсть, желание обладать;
филия – любовь-дружба или любовь-приязнь, обусловленная социальными связями и личным выбором;
сторге – привязанность, любовь к семье, она существует в контексте общественно – коммуникативных отношений, которые сложились вне свободного и сознательного выбора (материнская любовь, дочерняя, любовь к братьям и сёстрам).
агапе – деятельная одаряющая любовь, но безразличная к личности, любить всех;
людус – любовь-игра до первых проявлений скуки, направленная на получение удовольствий.
Мания – любовь-одержимость, основа которой – страсть и ревность. Древние греки называли манию «безумием от богов».
Первый же тезис Сократа: любовь как особое состояние человеческой души (личный аффект индивида) – станет актуальным лишь в период Нового время. А в Средневековой мысли второй тезис об отношении к другому переходит из философского, метафизического плана в план религиозный (любовь к Богу). Это было уже в иудаизме, из которого христианство выросло. В частности, крупный литовско-еврейско-французский философ любви Эммануэль Левинас в наши дни говорил о том, что самым важным для человека этическим императивом является уважение и любовь к Другому. Причём мы любим другого как личность рядом с нами, уже эта личность – это что-то другое, чем мы, но через эту личность мы выходим и чувствуем что-то радикально другое. Грубо говоря, Бога. Это современная радикализация иудаистского подхода к божеству.
Христианская концепция любви, как она выражена в Новом Завете, объединила иудаизм в ранней его версии, религию Торы, религию, развивавшуюся как минимум тысячи лет в Иудее, Израиле, и, с другой стороны, как раз античную философию в версии Платона. И поэтому здесь объединяются два основных понимания любви. С одной стороны, любовь – это трансценденция, выход за пределы и любовь к Богу как к другому; соответственно, любовь к ближнему как образу этого самого Бога, но в то же время любовь — это принцип симпатии и объединения всех людей и вещей. Вслед за книгой Левит книги Евангелия призывают любить ближнего как самого себя, а апостол Павел добавляет, что всё-таки Бога надо любить выше и себя, и ближнего, если вдруг кто-то в этом сомневался.
Христианство нагнетает, насыщает вот эту тему любви. Поскольку христианство развивалось первоначально в основном на греческом языке, то использо­валась греческая терминология, и по-гречески христиане выбирают именно слово «агапэ» как синоним любви. Соответственно, подчеркива­ется, что христианская любовь – это совсем не эротика, и половая состав­ляющая не приветствуется, мягко говоря, в этой религии, она скорее носит с самого начала пуританский, аскетический характер.
Соединяя древнюю иудаистскую и античную традиции христианство в итоге выдвигает на первый план в понимании любви самопожертвование, заботу, дарение (см. Агапэ, Заповедь любви, Милосердие). Забота, рождаемая платоновским эросом или аристотелевской филией, обусловливалась особенным отношением к данному конкретному человеку, ставшему благодаря своей красоте возлюбленным; христианская милосердная (агапическая) любовь не является следствием личной симпатии или восхищения другим, в ней актуализируется доброта человека, потенциально содержавшаяся в нём изначально, при этом в любви к ближнему любимым оказывается именно ближний с его конкретными заботами и проблемами.
Тут важно, что от платоновской экстатической страсти, от любви-желания мы приходим к любви в таком нисходящем, но в то же время плотском смысле жалости и милости. Древние греки чётко разводили понятия любви и жалости. Жалость для них – интеллектуальная страсть (катарсис у Аристотеля). Так вот, христианство объединяет эти две страсти, два аффекта, и создаёт любовь-жалость, которая идёт снизу вверх, но одновременно и сверху вниз. Поскольку неясно, кто кого вообще больше жалеет: человек Бога, который умер на кресте, или Бог человека, который вообще смертен и несовершенен.
Развивая новозаветные представления о любви, Августин соединяет их с неоплатонистским учением об эросе как мистической способности познания: «мы познаём в той мере, в какой любим». Это не познание разумом; это познание сердцем. Фактически отсюда берёт начало богатая в европейской истории мысли традиция философии сердца.
В эпоху Возрождения трудами Данте, Марсилио Фичино, Франческо Каттани, Джордано Бруно и др. начинает развиваться течение неоплатонизма, в основе которой лежит идея, что любовь – это стремление к красоте.
В философии Нового времени Б. Паскалем наиболее полно была выражена познавательная функция любви: вслед за Августином он рассматривал любовь как движущую силу, приводящую человека к познанию Бога, а «логику сердца» – как основу истины.
По мнению И. Канта, любовь играет первостепенную роль в судьбе человека, «любовь свободно включает волю другого в свои максимы, дополняет несовершенство человеческой натуры и принуждает к тому, что разум предписывает в качестве закона».
Любовь как максимальную ценность для человеческого рода понимал Гегель: «Истинная сущность любви, пишет он, – состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом Я и, однако, в этом же исчезновении и забвении впервые обрести самого себя и обладать самим собой». По Гегелю, любовь – это слияние душ, своего рода обретение единства друг в друге.
Философия Л. Фейербаха – это «философия любви», в любви человек находит душевный покой, учится доверию и уважению. Любовь для Фейербаха – это именно чувственное, страстное отношение, в котором мужчина и женщина дополняют друг друга и в единении «представляют собой род, т.е. совершенного человека». Формула любви Фейербаха: «Если мне хорошо от того, что хорошо тебе, то я тебя люблю». Проблематизировав любовь в контексте концепции диалога (рассматривая её не в рамках отдельной личности, но в динамике конкретных межличностных отношений), Фейербах задал новое направление философствованию о любви.
А. Шопенгауэр в работе «Метафизика половой любви», любовь называет сильнейшим инстинктом – это инстинктом рода, половая любовь, инстинкт жизни, но в действительности – это воспроизводство новых поколений для страданий и неминуемой гибели. Так называемой «романтической любви» нет, это выдумка писателей. «Любовь – это дьявол, большая помеха. С её помощью заполняются тюрьмы и дома умалишенных».
По В.С. Соловьёву, любовь – это отношение полного и постоянного обмена, утверждения себя в другом, отношение совершенного взаимодействия и общения. Смысл любви – в преодолении эгоизма, которое происходит благодаря Другому. Как и для Фейербаха, для Соловьёва существенно то, что физическое, житейское и духовное соединение двух существ приводит к «созданию нового человека»: в любви как половом отношении мужчина и женщина соединяются в «одной абсолютно идеальной личности» – ребёнке. В любви другой мысленно переносится в сферу Божества, и т.о., по Соловьёву, происходит избавление от неизбежности индивидуальной смерти.
О биологической составляющей любви пишет З. Фрейд. Поначалу он был очень материалистически настроен и сводил любовь к физиологическому половому импульсу. Не видя любви, он видит энергию либидо, полового желания. Хотя, там тот же корень, что и в слове «любовь», – Liebe. Фундаментально это то же самое, но вот эта энергия (он её понимал материально) якобы подавляется обществом, поэтому возникают неприятные напряженные аффективные комплексы, в результате чего наше влечение переходит на того или иного субъекта или даже на объект.
Фрейд описывает эмоциональную жизнь человека как своего рода неврозы, то есть нервные напряжения, связанные с конфликтом влечений. Например, он выделяет истерию – ненасытимое желание, связанное с постоянным сомнением в другом; навязчивый невроз, или обсессию, когда, наоборот, объект постоянно с нами и мы даже иногда хотели бы от него отстроиться, но не можем. По сути дела, то, что мы называем любовью, Фрейд старается описать при помощи этих двух терминов. Кроме того, он выделяет полуневроз, которым является сублимация полового влечения: если твоё половое влечение не удовлетворено, ты начинаешь писать стихи, раздумывать о смысле бытия – это как бы такой перевёрнутые идеи Платона. Если у Платона ты должен подавить своё половое влечение и перейти к созерцанию сути бытия, то у Фрейда это происходит с неудачниками, у которых общество репрессировало их половое влечение, в результате чего они успешно занимаются сутью бытия.
Отдельно Фрейд развивает интересное учение о влюбленности, по-немецки – Verliebtheit.Собственно, у него это не то же самое, что любовь, Liebe, но для нас эта влюблённость ближе как раз к тому, что мы называем любовью. Так вот, влюблённость – это очень сильное чувство, которое объединяет, во-первых, поклонение авторитету, связанному с идентификацией «я» и другого человека (то есть мы не столько любим, сколько проецируем себя) и, второе, – привя­занность к внешнему объекту, к тому другому, к тому, что не мы, то есть традиционное либидо. Вот когда эти две самые сильные человеческие страсти соединяются на одном человеке, то есть один и тот же человек является для нас авторитетом и объектом, которого можно потрогать, которым можно завладеть, — вот это, считает Фрейд, в каком-то смысле ужас, потому что страсть здесь почти неостановима. Этим он объясняет, например, тоталитарные культы разного рода и феномен вождя. А шире говоря, он ухватывает здесь нечто важное для любви в целом: это и полурелигиозное восхищение другим человеком как личностью, и параллельно – странное желание его или ее потрогать, объективировать. Настоящая любовь там, где нелегко соединяются оба эти регистра.
У Э. Фромма возникает моральная интерпретация любви: он говорит, что любовь – это здоровое чувство, хороший выход из всевозможных неврозов, которые у тебя могут быть, это функция, которая позволяет нам быть сосредоточенным не на объектах того или иного рода, не на владении, а на собственном существовании и существовании другого. То есть любящий – это тот, кто вступает в экзистенциальное, полноценное общение с другим индивидом как личностью и самоотверженно дарит себя ему. А если этого всего не получается, то начинаются неврозы по Фрейду. То есть Фромм, грубо говоря, ставит Фрейда на голову и возвращается к более традиционной модели роман­тической любви или даже дружбы.
Для Э. Фромма, «любовь – это действенная сила в человеке, сила разрушающая преграды между людьми и его собратьями, сила, которая объединяет его с другими, любовь помогает человеку преодолеть чувство одиночества и отчуждения и вместе с тем позволяет ему оставаться самим собой, сохранить свою целостность».
Любви Фромм посвятил работы «Душа человека» и «Искусство любить», здесь он пытается классифицировать чувство любви:
Высшая форма любви – любовь к Богу.
Особое место принадлежит «материнской любви» (безусловная любовь) – мать любит своего ребенка, только потому, что он есть. Другой полюс, это отцовская любовь, отец – это мир мысли, мир закона, его любовь условна: «Я любви тебя, потому что ты на меня похож, потому что ты оправдываешь мои надежды». Функция матери – безопасность, функция отца – направлять на решение жизненных задач.
Сыновняя (дочерняя любовь), в ней по Фромму 4 этапа:
1) младенческая «Я люблю, потому что меня любят».
2) детская «Меня любят, поэтому и я люблю».
3) подростковая «Я люблю потому что, они мне нужны».
4) зрелая: «Они мне нужны, поэтому я и люблю».
Э. Фромм в книге «Искусство любить» выделяет формы псевдолюбви:
Любовь как сексуальное наслаждение, по его мнению, даже если два человека научатся удовлетворять друг друга, то они постигнут технику любви, но не любовь. «Любовь не является следствием сексуального удовлетворения, знание сексуальных приемов – это результат любви».
Ещё одна форма псевдолюбви – любовь-поклонение, это обожествление любимого, создание себе своего рода кумира, такая любовь всегда приводит к разочарованию. Невротическая любовь – это нежелание замечать свои грехи и сосредоточенность на недостатках и слабостях, якобы любимого человека.
Особая проблема, так называемая, безответная любовь, «болезнь любви», это любовь – есть дисгармония межличностных отношений, ибо домогательствами или попыткой заставить любить нельзя.