Коля вжарил. Широким ремнем было почти не больно, он ударил посильнее. Правая рука еще плохо слушалась, он слегка придушил себя, приспустил джинсы, повернулся к камере спиной, искоса поглядывая, как там кацап, и вжарил себе по заднице. В животе сладко заныло, Коля уже не стеснялся и драл себя со всей силы левой рукой.

— Эй, а бутылка, бутылку-то забыл! — брызнул слюнями Москаль. — Ой, блин, ну ты и гомосексуалист!

Коля лихорадочно затянул ремень на горле, перехватил его правой, а левой загнал бутылочное горлышко себе в дырку.

— Что ж ты так, без прелюдий, — хохотал Москаль. — Ну, там, смазать, или как у вас, гомосексуалистов, принято.

Коля сосредоточенно совокуплял себя бутылкой, глядя на экран.

— Ну хватит, у тебя такие несчастные глаза, что я тебя еще пожалею, чего доброго.

— Ой, не ври, — Коля продолжал двигать бутылкой в заднем проходе, по ощущениям было, как будто срешь наоборот, но довольно приятно. — Лучше пошли мне воздушный поцелуй и сделай пальцы сердечком, я заплачу.

— А малыш-укропчик умеет в иронию, — хихикнул Москаль, уже рефлекторно прикрывая рот костяшками пальцев. — Ну вот тебе пальцы сердечком, — Москаль показал фак. — Ты давай потише, а то говно полетит во все стороны.

Донышко выскользнуло из пальцев, вымазанная коричневым бутылка упала на ковер.

— Вытрись уже.

Коля послушно вытащил салфеточку из коробки и подтерся.

— Ну вот, а еще хохлята говорят, что не хотят быть рабами у кацапов.

— Я хочу быть твоим рабом, — сказал Коля, мастурбируя в камеру.