Как и ожидалось, первый сезон Благословения небожителей был всего лишь одной большой прелюдией к развитию крепких мужских дружеских отношений между Се Лянем и Хуа Чэном. Прежде всего, дело касается их ангажированности, поскольку, как ни крути, Се Лян и Хуа Чэн живут на разных полюсах мироздания. Если раньше это было контрастном, то теперь это грозит вылиться в конфликт интересов, потому что его не может не быть если один из них небожитель, а другой - князь демонов. Подобный выбор между своими и чужими стоял перед обезумевшей Сюань Цзи, между своими и чужими выбирала Банъюэ. Теперь и перед нашим главным героям встаёт необходимость выбирать между Небесными чертогами и крепкой мужской дружбой. И вот как тут не воспользоваться драмой в качестве драйвера развития самого главного пейринга БН? Именно во втором сезоне авторы решили вдавить педаль газа в пол и наехать на зрителей по полной программе, без каких-либо экивоков и компромиссов. Непрямой поцелуй через недоеденную булочку? Конечно! Мало? Тогда добавим похищение Се Ляня Хуа Чэном прямо из-под носа императора! Ещё хочется? Хорошо, давайте ещё сверху докинем сцену когда два парня уединились в оружейной чтобы в интимной обстановке обсудить друг с другом свои клинки. Зрителей не щадят, фансервисом только так стукают.
1366x7681366x7681366x768
1366x7681366x7681366x7681366x7681366x7681366x768
1366x7681366x768
Ну и лор, конечно, если в первом сезоне про демонов особо много не рассказывали, то во втором нас из царства небесной энергии ян отправляют прямиком в китайскую хтонь, в самые низины, в щели узких улочек, пещер и гротов, где скапливается энергия инь. Причём забавно, что в Призрачном городе (鬼市 это буквально город вредных духов, демонов, то бишь мертвецов) не тихо как на кладбище, как раз наоборот, там кипит жизнь: мертвецы продают товары, мёртвые куртизанки тоже продаются, а небожители проворачивают тёмные дела и не палятся (на самом деле палятся). И разумеется, не обошлось без такой китайской скрепы как азартные игры, в которые китайцы играют уже несколько тысяч лет.
1366x7681366x7681366x7681366x7681366x7681366x768
Стоит учитывать, что в китайской культуре удача занимает особенное место. Во-первых, у китайцев есть звёздный старец Фу-син, древнее божество астрального культа, который отвечает за удачу и счастье, которые являются синонимичными понятиями. Во-вторых, в китайском языке слово судьба (运气 yùnqì) синонимично слову судьба, то есть они взаимозаменяемы, что важно как для второго сезона Благословения небожителей (сюжет движется подбрасыванием игральных костей), так и в контексте всего тайтла в целом, где теме судьбы уделено особое внимание (Хуа Чэн носит на пальце красную нить).
Кроме того, в китайской культуре удача как "хороший случай" ( 好运) имеет стойкую ассоциацию с тремя вещами:
1366x7681366x7681366x768
Чтобы окончательно добить эту тему, в качестве пожелания удачи китайцы используют лексему hóngyùn, её можно написать двумя способами. Во-первых, 鸿运, где 鸿 (hóng) обозначает дикого гуся, который издавна почитаем китайцами как символ гуманности, преданности и супружеской верности. Во-вторых, 红运, где, 红 (тоже hóng) обозначает...красный цвет, который у китайцев, помимо удачи, символизирует всё самое хорошее: страсть, красота, праздники, счастье, богатство. А теперь свяжите между собой А и Б и вспомните, кто у нас в Благословении небожителей ассоциируется с удачей, преданностью, страстью и красным цветом.
1366x768
Вот такие дела. Единственное, что смутило во втором сезоне, это сюжетный дроп в пятой серии когда мы должны резко переключиться с Хуа Чэна на внезапный флешбек, когда. Вот так вот, с ноги на ровном месте. Но вполне возможно, что тут сказывается моё незнакомство с оригиналом и этот момент вполне понятен для тех, кто знаком с сюжетом маньхуа, так или иначе, этот поворот тоже хорошо развили и многое дали Се Ляню как личности, чья жизнь полна моральных дилемм и шкафов со скелетами. Ну реально, как можно оценить поступок главного героя? Это ведь то, что называется дилеммой вагонетки, когда никакой из представленных выборов не является морально приемлемым. Эта проблема лично для него так и осталась открытой раной, а вот .
1366x768
1366x7681366x7681366x768
1366x7681366x7681366x7681366x7681366x7681366x768
1366x7681366x768
Ну и лор, конечно, если в первом сезоне про демонов особо много не рассказывали, то во втором нас из царства небесной энергии ян отправляют прямиком в китайскую хтонь, в самые низины, в щели узких улочек, пещер и гротов, где скапливается энергия инь. Причём забавно, что в Призрачном городе (鬼市 это буквально город вредных духов, демонов, то бишь мертвецов) не тихо как на кладбище, как раз наоборот, там кипит жизнь: мертвецы продают товары, мёртвые куртизанки тоже продаются, а небожители проворачивают тёмные дела и не палятся (
1366x7681366x7681366x7681366x7681366x7681366x768
Стоит учитывать, что в китайской культуре удача занимает особенное место. Во-первых, у китайцев есть звёздный старец Фу-син, древнее божество астрального культа, который отвечает за удачу и счастье, которые являются синонимичными понятиями. Во-вторых, в китайском языке слово судьба (运气 yùnqì) синонимично слову судьба, то есть они взаимозаменяемы, что важно как для второго сезона Благословения небожителей (сюжет движется подбрасыванием игральных костей), так и в контексте всего тайтла в целом, где теме судьбы уделено особое внимание (Хуа Чэн носит на пальце красную нить).
Кроме того, в китайской культуре удача как "хороший случай" ( 好运) имеет стойкую ассоциацию с тремя вещами:
1. Удача представляется как некая вещественная субстанция, дорогостоящая жидкость (沾上 алкоголь высшего качества), которую можно хранить в ёмкостях, приносить с собой и которой можно делиться с другими людьми. Собственно, вспоминаем как Хуа Чэн делится своей удачей с протагонистом.
2. Удача это попутчик, тот человек, которого мы, по воле случая, встречаем на нашем пути. Отсюда надежда на то, что удача будет нам сопутствовать, что с ней можно вновь встретиться после расставания. Собственно, вспоминаем первое знакомство с Саньланом, который был попутчиком Се Ляня.
3. Удача как серьёзное, важное и крайне желанное событие в жизни человека, которое происходит помимо его воли, как результат молитвы, например. В данном случае удача имеет стойкую ассоциацию со свадьбой, поскольку в давние времена брак заключался между семьями, молодожёны не знали с кем их сватают родители и поэтому жених, который не видел лица невесты под фатой, мог надеяться только на удачу. Собственно, вспоминаем как Хуа Чэн спасает "невесту" под горой Юйцзюньшань.
2. Удача это попутчик, тот человек, которого мы, по воле случая, встречаем на нашем пути. Отсюда надежда на то, что удача будет нам сопутствовать, что с ней можно вновь встретиться после расставания. Собственно, вспоминаем первое знакомство с Саньланом, который был попутчиком Се Ляня.
3. Удача как серьёзное, важное и крайне желанное событие в жизни человека, которое происходит помимо его воли, как результат молитвы, например. В данном случае удача имеет стойкую ассоциацию со свадьбой, поскольку в давние времена брак заключался между семьями, молодожёны не знали с кем их сватают родители и поэтому жених, который не видел лица невесты под фатой, мог надеяться только на удачу. Собственно, вспоминаем как Хуа Чэн спасает "невесту" под горой Юйцзюньшань.
Чтобы окончательно добить эту тему, в качестве пожелания удачи китайцы используют лексему hóngyùn, её можно написать двумя способами. Во-первых, 鸿运, где 鸿 (hóng) обозначает дикого гуся, который издавна почитаем китайцами как символ гуманности, преданности и супружеской верности. Во-вторых, 红运, где, 红 (тоже hóng) обозначает...красный цвет, который у китайцев, помимо удачи, символизирует всё самое хорошее: страсть, красота, праздники, счастье, богатство. А теперь свяжите между собой А и Б и вспомните, кто у нас в Благословении небожителей ассоциируется с удачей, преданностью, страстью и красным цветом.
1366x768
Вот такие дела. Единственное, что смутило во втором сезоне, это сюжетный дроп в пятой серии когда мы должны резко переключиться с Хуа Чэна на внезапный флешбек, когда
Цяньцю, принц государства Юнъань, ВДРУГ вспоминает, что наш главный герой в прошлой жизни был его учителем, советником и убийцей его отца, правителя Юнъани
Хуа Чэн, пытаясь его утешить, встал в позу консеквенциалиста, сказав, что, в общем-то, правильно Се Лянь отца Цяньцю добил, потому что это привело к меньшим жертвам, к спасению многих сяньлэ от геноцида. И так-то да, как ни крути, убийство императора Юнъани позволило осуществить его же мечту о примирении двух народов
1366x768
Это не спойлер, просто фанфакт
Путь, о котором можно поведать, – не постоянный Путь.
Имя, которое можно назвать, – не постоянное Имя.
Где имени нет – там начало всех вещей,
Где имя есть – там мать всех вещей.
Посему, постоянно не имея желания, видишь его исток,
А постоянно имея желание, видишь его исход.
То и другое является совместно,
Они имеют разные имена, но одинаково сказываются.
В сокровенном есть еще сокровенность:
Вот откуда исходит все утонченное.
1366x7681366x768
Прошу обратить внимание, что вот здесь Се Лянь под видом молитвы дословно воспроизводит самую первую строчку, с которой начинается Дао дэ цзин. Этот трактат, написанный рукой основателя даосизма, Лао-цзы, является его философской и религиозной основой. Правда, на этом мои познания заканчиваются, я не из тех людей, кто мог бы со всей уверенностью своими слова изложить смысл написанного им, но кое-что интересное я тут процитирую.
И ещё вот.
Имя, которое можно назвать, – не постоянное Имя.
Где имени нет – там начало всех вещей,
Где имя есть – там мать всех вещей.
Посему, постоянно не имея желания, видишь его исток,
А постоянно имея желание, видишь его исход.
То и другое является совместно,
Они имеют разные имена, но одинаково сказываются.
В сокровенном есть еще сокровенность:
Вот откуда исходит все утонченное.
1366x7681366x768
Прошу обратить внимание, что вот здесь Се Лянь под видом молитвы дословно воспроизводит самую первую строчку, с которой начинается Дао дэ цзин. Этот трактат, написанный рукой основателя даосизма, Лао-цзы, является его философской и религиозной основой. Правда, на этом мои познания заканчиваются, я не из тех людей, кто мог бы со всей уверенностью своими слова изложить смысл написанного им, но кое-что интересное я тут процитирую.
Дважды упоминаемый в 1-й строке термин дао (Путь) в первом случае имеет значение
«истина», тогда как во втором случае речь идет о словесном обосновании, «доказательстве»
истины. Такое толкование подтверждается, в частности, первым изречением из даосского
трактата «Гуань Инь-цзы»: «Без присутствия дао нельзя говорить, но о чем сказать нельзя – это
дао». Правда, употребление этого понятия в глагольной функции и тем более в смысле
глагола «говорить» не характерно для древнекитайской литературы и является здесь,
вероятно, намеренной игрой слов. Наконец, как подчеркивает Чэнь Гуин, третий случай
употребления термина дао в первой фразе представляет фактически новое понятие, присущее
только учению Лао-цзы. Оригинальное прочтение предлагает Д. Лау, который разбивает эту
фразу на две части: «О Пути можно говорить. Но это не будет постоянный Путь». Некоторые
китайские комментаторы полагают, что в данной фразе повсюду имеется в виду именно
«путь», «дорога». Им следует часть переводчиков, которые предлагают такое прочтение:
«Путь, что можно пройти» (Н. И. Конрад, Е. А. Торчинов); или – совсем уже далеко от
оригинала: «Путь, что кончается целью» (А. Кувшинов). Подобные парадоксы встречаются
уже в древнедаосских памятниках. Например, в главе II «Чжуан-цзы» можно прочесть:
«Великий Путь непроходим». Тем не менее предлагаемый здесь перевод (принятый
подавляющим большинством современных исследователей) выглядит более
соответствующим общему контексту главы. В мавандуйских текстах начальная часть двух
первых фраз выделена посредством служебного слова е, что придает ей большую
законченность. Р. Хенрикс чрезмерно акцентирует эту особенность древних списков,
предлагая в своем переводе: «As for the Way, the Way that can be spoken of is not the constant
Way…»
«истина», тогда как во втором случае речь идет о словесном обосновании, «доказательстве»
истины. Такое толкование подтверждается, в частности, первым изречением из даосского
трактата «Гуань Инь-цзы»: «Без присутствия дао нельзя говорить, но о чем сказать нельзя – это
дао». Правда, употребление этого понятия в глагольной функции и тем более в смысле
глагола «говорить» не характерно для древнекитайской литературы и является здесь,
вероятно, намеренной игрой слов. Наконец, как подчеркивает Чэнь Гуин, третий случай
употребления термина дао в первой фразе представляет фактически новое понятие, присущее
только учению Лао-цзы. Оригинальное прочтение предлагает Д. Лау, который разбивает эту
фразу на две части: «О Пути можно говорить. Но это не будет постоянный Путь». Некоторые
китайские комментаторы полагают, что в данной фразе повсюду имеется в виду именно
«путь», «дорога». Им следует часть переводчиков, которые предлагают такое прочтение:
«Путь, что можно пройти» (Н. И. Конрад, Е. А. Торчинов); или – совсем уже далеко от
оригинала: «Путь, что кончается целью» (А. Кувшинов). Подобные парадоксы встречаются
уже в древнедаосских памятниках. Например, в главе II «Чжуан-цзы» можно прочесть:
«Великий Путь непроходим». Тем не менее предлагаемый здесь перевод (принятый
подавляющим большинством современных исследователей) выглядит более
соответствующим общему контексту главы. В мавандуйских текстах начальная часть двух
первых фраз выделена посредством служебного слова е, что придает ей большую
законченность. Р. Хенрикс чрезмерно акцентирует эту особенность древних списков,
предлагая в своем переводе: «As for the Way, the Way that can be spoken of is not the constant
Way…»
И ещё вот.
Этим стихом открывается главная, "эзотерическая", часть книги. Здесь начинается разговор, доступный лишь посвященным, рассказ о величайших тайнах мироздания, адресовавшийся далеко не каждому. Тот Путь, о котором идет речь, - не дорога в обычном понимании, хотя он, за неимением лучшего, обозначается все тем же иероглифом - извилистой линией пути и головой вола, бредущего по дороге. Это путь незримый, необозначенный, подобный полету птицы в небе, о нем нельзя рассказать словами, потому что человеческие понятия, имея предел, не в силах вместить беспредельное.
Прочитав всю "Книгу...", мы поймем, что Лао-цзы говорит здесь о великом Пути Вселенной, об изначальном истоке Мироздания и одновременно о "черной", "пустой", недоступной глазу и разуму программе его развертки в пространстве и времени. Этот Путь - предначертание, и в то же самое время - механизм, движущий Вселенную, ее "пружина". В конечном счете все сущее идет от него и из него. Он один стабилен и постоянен в этом вечно изменяющемся бренном мире, подобно недвижимой оси бешено вращающегося колеса. Впрочем, любые аналогии способны схватить лишь какую-то одну грань его качеств — и другая метафора уподобит его потоку, ибо с возникновением Бытия Дао тоже становится как бы "вещью", оно "чуть брезжит", протекая через мириады вещей, существ и явлений, оно омывает весь мир в его "великом пределе", и сущее то всплывает из его бездонных глубин, призванное к жизни, то тонет в черной бездне Дао, ожидая нового возникновения. Дао словно гигантское информационное поле, внутри которого заложено все то, что уже свершилось и что еще свершится, "субстанциональное поле континуального сознания", по выражению В. В. Налимова, бескрайний океан мысли, тотчас материализующейся в нашем мире, перед которым меркнет любой "Солярис". Впрочем, достаточно - нам предстоит прочесть о Дао еще целую книгу.
Прочитав всю "Книгу...", мы поймем, что Лао-цзы говорит здесь о великом Пути Вселенной, об изначальном истоке Мироздания и одновременно о "черной", "пустой", недоступной глазу и разуму программе его развертки в пространстве и времени. Этот Путь - предначертание, и в то же самое время - механизм, движущий Вселенную, ее "пружина". В конечном счете все сущее идет от него и из него. Он один стабилен и постоянен в этом вечно изменяющемся бренном мире, подобно недвижимой оси бешено вращающегося колеса. Впрочем, любые аналогии способны схватить лишь какую-то одну грань его качеств — и другая метафора уподобит его потоку, ибо с возникновением Бытия Дао тоже становится как бы "вещью", оно "чуть брезжит", протекая через мириады вещей, существ и явлений, оно омывает весь мир в его "великом пределе", и сущее то всплывает из его бездонных глубин, призванное к жизни, то тонет в черной бездне Дао, ожидая нового возникновения. Дао словно гигантское информационное поле, внутри которого заложено все то, что уже свершилось и что еще свершится, "субстанциональное поле континуального сознания", по выражению В. В. Налимова, бескрайний океан мысли, тотчас материализующейся в нашем мире, перед которым меркнет любой "Солярис". Впрочем, достаточно - нам предстоит прочесть о Дао еще целую книгу.