Она бесшумно выскользнула из тугой петли затянувшегося сна - сна без видений и времени. Именно такие сны, должно быть, дарует мертвецам милосердная кончина, однако ж, она всё ещё была жива, и жизнь грубо врывалась в истощённое тело, вызывая мучительные наплывы боли.
Вместе с ощущениями возвращались и воспоминания; они кидались о трепещущее сознание шквальными волнами образов и чувств, мешаясь с причудливыми и ужасающими обрывками безумных картин. С каждой новой волной её выворачивало и выгибало в невообразимой корче, она кричала так, будто действительно умерла, а теперь рождалась вновь, мучительно исторгаясь из леденящей утробы небытия.
Очередной поток сумбурных воспоминаний вперемешку с бредом неистовой тяжестью вдавил голову в смятую белизну больничной койки. Бессильно содрогаясь в остаточных вибрациях последнего приступа, она задыхающейся тушей размазалась по всклоченной от судорог простыне, истекая слезами и потом. Но в тот самый момент, когда давление достигло своего апогея, будто бы в награду за перенесённые страдания, ей, наконец, удалось выцепить в этом сумасшедшем круговороте..своё имя...
Мышцы за эти бесконечные минуты, слипшиеся в единый комок спазма, понемногу расслаблялись, и в каждой их клеточке разливалась блаженная немота. Облегчение было таким желанным и всеобъемлющим, что лицо её непременно осветилось бы улыбкой абсолютного счастья, останься на это хоть толика энергии. В какой-то момент ей почудилось, что тело медленно распадается на отдельные атомы - она даже слышала их упругий звон от соударения с пляшущим полом...
Было это правдой или иллюзией доведенного до эйфории мозга, ответу суждено было остаться под завесой тайны; грядущий сон - в этот раз здоровый сон уставшего человека, издевательски разлагал на отдельные символы всякую новую мысль.
В угасающем сознании суетливо вертелся, не давая покоя, суматошно исчезая и возникая вновь, так дорого обошедшийся набор букв, обретающий цену и смысл только у неё в голове – "К•о•т•о•н•о•х•а" – Её имя.
— Её звали Котоноха Кацура. И раньше она была инквизитором.
***
За окном нарождался новый день. Первые лучи солнца падали сквозь провалы окон на гипнотический орнамент филаментарного волокна, которым были покрыты стены и полы госпиталя, на деле оказавшегося тюрьмой.
Кацура сидела на кровати бледная и осунувшаяся; не женщина – девочка, но, несмотря на болезненный вид и явную усталость, в её спину, будто разом, вогнали несгибаемую стальную балку.
Глаза ввалились и под ними набухали огромные синяки - последствия бессонных ночей, допросов и многочисленных безжалостных обследований каждое из которых могло стать последним.
Поначалу казалось, что это глаза сокрушенного жизнью человека, который до скончания дней не сумеет справиться с выпавшими на его долю несчастьями, однако, стоило лишь мгновением дольше задержать на них взгляд, как сквозь тусклую поволоку усталости проступала холодящая сердце сталь и спокойная уверенность человека, в руках эту сталь держащего.
Сегодня был последний день вынужденного заключения, Котоноха неподвижно сидела полностью погруженная в свои мысли, ожидая пока раскроется дверь в палату-камеру, и её, наконец, отпустят.
На пустом невозмутимом лице не отражалось ни единой эмоции - ни один даже самый опытный дознаватель, не смог бы сказать, что творится сейчас в этой аккуратной головке, а именно с такими ей и пришлось иметь дело.
Хотя снаружи, как сказала одна сердобольная медсестра, прошло чуть больше пары месяцев, юная и некогда наивная девушка заматерела так, словно подвергалась опасности на протяжении многих лет. Ей пришлось на собственном опыте прочувствовать незавидность участи всякой подопытной твари и иметь возможность рассказать об этом. Но не это было главным.
Реальной причиной этого состояния стало то, что ей довелось лицезреть крушение мира собственными глазами - в тот самый момент, когда ситуация вышла из под контроля, и это нечто, называть которое человеком у неё больше не поворачивался язык, начало действовать, их сознания соприкоснулись. Всего на миг. Но и этого было достаточно, чтобы едва не уничтожить разум. В это разрушительное мгновение ей предстали ужасающие видения того, во что люди давно уже отказались верить - холодящей бездны ада и твари, восседающей на троне - божества, древнего и алчущего.
И Кацура навсегда запечатлела в памяти всю БЕЗДНУ этого голода и всю ПУСТОТУ этой бездны.
А может, это вовсе не было видением, и она действительно там побывала? Совсем недолго, но и это сломало бы и убило многих из тех кого она знала и кто был ей дорог...Но всё же Кацура оказалась небезнадёжна - в ней был стержень, и был потенциал, и, неизбывным пожирающим жизнь пустоте и ужасу, она смогла противуставить собственную волю. И выжить.
Воздействие такого уровня не могло пройти бесследно - неловкая и пугливая, но живая девочка навсегда сгинула в провалах ЕГО пустых глаз, а на её место пришла нынешняя Кацура - бесстрашная, безжалостная и непоколебимая, живущая лишь в пределах своей фанатичной цели - спасти МИР от всего, что несёт в себе эта тварь.
Спасти от обращения в прах, от пронизывающего холода вакуума, и от бездушного взгляда акульих буркал тупо и безысходно алчущих пожрать всё сущее. Спасти от всего того, что видела она. Спасти всех. И главное...спасти ЕЁ! А ещё услышать её голос...
После этого сна, едва не ставшего вечным, многое из того, что до этого было скрыто, теперь стало ясным и понятным. И в первую очередь это касалось отношений с Футабой; Кацура полностью осознала свои чувства и то, что ради её спасения она не остановится не перед чем. Даже если придется примкнуть к убийцам. Что, впрочем, и было единственным способом вырваться из этой тюрьмы и иметь возможность бороться со злом. Бесчисленные испытания в полной мере раскрыли её проявившийся на пороге смерти потенциал, который глупо было игнорировать, и Кацуре предложили стать частью карательного отряда министерства Истины.
Хотя выбора как такового и не было - в случае отказа на церемонии погребения горела бы она, а не искусно сделанная синтетическая кукла-копия. Для того чтобы стать частью этой организации нужно умереть для всего остального мира. Это её не трогало, но она вовсе не собиралась умирать для Футабы, по крайней мере, не услышав напоследок звуков её голоса.
Деятельность этого подразделения была всегда овеяна мрачной славой, и мало кто доподлинно знал о его существовании. Слышала, кое-что о них и Кацура, не так много как хотелось бы, но…Поговаривали, будто каратели являются основным инструментом поддержания порядка, безотказным, вездесущим и безжалостным в отличие от исполнительных органов иных министерств. И что на совести членов карательных отрядов сотни и сотни кровавых расправ. Слухи слухами, но теперь уже почти став частью этой организации Котоноха имела основания полагать, что многие, если не все, из этих домыслов чистая правда.
Однако, как ни странно, это волновало ее едва ли не в последнюю очередь - если ради спасения любимой ей придется пролить кровь, то она готова умыться в ней с ног до головы. И не важно, будет это кровь невинных или виноватых - с недавнего времени она перестала быть хоть сколько-нибудь щепетильной в вопросах морали, предпочитая оставить муки совести философам и ораторам из культа Отца. А свободные от подобных терзаний ресурсы направить на кое-что куда более сейчас важное - установление контакта с семпай.
При этих мыслях, Котоноха ощутила лёгкое неудовлетворение. Ей хотелось называть Футабу совсем иначе – не по фамилии и не по условному старшинству - она хотела объять мыслями её прекрасное имя, хотела выжечь его на подкорке мозга, чтобы больше никогда уже не потерять. Нежная улыбка смягчила жесткое сосредоточенное выражение, черты потеряли резкость, будто сквозь ужас, боль и страдание на мир снова бросала робкий взгляд ТА наивная девчушка. Дрожащим, хриплым от волнения и длительного молчания голосом она тихо проговорила:
– А..о..й…– самое важное на свете имя. – И уже громче и уверенней, - Аой-тян!
Совершив эту бессмысленную милую глупость Кацура снова заулыбалась; на душе было так легко и так радостно! Ей было так хорошо! Как жаль, что это чувство уже успело стать таким болезненным и непривычным.
Но было вместе с этим и то, что лишало её спокойствия, мешало сосредоточиться и просто выводило из себя - противная рожа ублюдка Бронса, всплывавшая всякий раз, стоило ей подумать о Футабе, и похотливые взгляды, которыми он будто пальцами проходился по её точёной фигуре. Мерзавец был осторожен и действовал исподтишка, так что Аой-тян едва ли о чём-то догадывалась, тем очевиднее была необходимость скорейшего действия. Кацура помнила всё, помнила каждый раз, когда это грязное животное пожирало глазами...Видела, как наяву эти изящные бёдра, эти небольшие но упругие холмики грудей, слегка припухшие губы...
Незаметно для себя, утонув в этих образах, Кацура залилась краской, глаза ее метали молнии, пальцы с хрустом вонзились в холодную бледность миниатюрных ладоней, костяшки на них напряглись и побелели. Уильям Бронс был бы в высшей степени ошарашен обнаружить свою некогда робкую и прячущую глаза подчинённую в таком виде. Впрочем, попадись он ей сейчас, Котоноха непременно позаботилась бы о том, чтобы личина удивления раз и навсегда сменилась гримасой неподдельного ужаса. На мгновенье она даже представила, как погружает большие пальцы рук прямо в тесные провалы глазниц..Как орет и извивается его тело.
Крохотные кулачки разжались, по ладоням вниз побежали резвые струйки, губы исказила безумная ухмылка, а глаза, уставленные в изъеденную орнаментом стену, объялись мрачным пламенем мстительного наслаждения. Будто свирепая, но прекрасная сирена сошла сейчас с потускневших поверхностей фресок. Сошла и преобразилась, став ещё беспощаднее и красивей, обретя новую жизнь в теле этой хрупкой девушки, чтобы как встарь, сеять кровавую смерть, под восторженные песни жертв.
Футаба оторвалась от очередной пачки бумаг, зевнула во весь рот – благо она в кабинете одна и никто не увидит эдакой непристойности. Потом потёрла глаза руками и даже потрясла головой, но эффекта это не возымело. Сон продолжал неумолимо наваливаться, словно она не спала несколько суток, хотя в действительности режим дня Футабы никогда не был столь размеренным, как последние полтора месяца. И причина крылась отнюдь не в режиме, а в этой идиотской работе, будь она неладна. После той проваленной операции вся жизнь девушки пошла наперекосяк. Как и следовало ожидать, одной лишь выволочкой у Бронса дело не ограничилось, пришлось писать кучу рапортов и объяснений, но это было ещё не самое страшное – да, у всех время от времени случались проколы в работе, и у неё тоже. Уж к чему, а к этому сотрудникам отдела не привыкать. Гораздо хуже было то, что Футаба так и не получила новую напарницу. Каждый раз, когда она напоминала об этом Бронсу, директор неизменно объяснял это кадровым кризисом, но при этом так старательно отводил глаза, что в конце концов она поняла – её фактически списали в утиль, и напарницы у неё никогда не будет. Всё это, если вдуматься, представлялось по меньшей мере странным. Футаба ничего не нарушала – ни общегосударственных законов, ни внутренних инструкций отдела, ни предписаний Министерства Истины. Будь иначе, она бы уже на следующий день вылетела со службы, как пробка от шампанского. А может, сыграло свою роль то, что уже вторая её напарница погибает в ходе операции? Суеверия в отделе были не в чести, но кто знает, кто знает… Так или иначе, работать в поле в одиночку было невозможно, и на Футабу спихнули всю бумажную работу, какая только нашлась в отделе. Рапорты, отчёты, справки – всё это следовало учесть, приобщить и каталогизировать, часть внести в компьютерную базу данных, а остальное разместить на стеллажах подземного хранилища. Информация, считавшаяся секретной, ни в коем случае не должна была попасть в компьютер – такой порядок здесь царил всегда, и за несколько лет службы Футаба так и не смогла понять, с чем это связано. Впрочем, она даже не стремилась забивать себе этим голову. В её родном мире компьютеров не было, и все прекрасно обходились без них. Девушка вновь зевнула и поняла, что сейчас заснёт, если не выпьет чая. Маленький чайник и две чашки остались ей от матери, она никогда с ними не расставалась, и это, кажется, тоже вызывало скрытые насмешки коллег. Ну и ладно, она давно научилась не обращать на это внимания. Зато Кацура всегда была готова составить ей компанию – ещё при первом знакомстве они выяснили, что обе родом из Канто и очень быстро нашли общий язык. Кацура, Котоноха-тян… Стоило лишь взять в руки чашку, и сразу в голову полезли непрошеные мысли. Да, они нашли общий язык, а по-настоящему подружиться так и не успели, и почему-то именно это печалило Футабу сильнее всего. А ещё она по-прежнему не могла забыть про тот давнишний звонок. С тех пор минуло два месяца, Кацура больше не пыталась выйти на связь, однако в глубине души Футаба продолжала верить, что эта юная девочка до сих пор жива. Кремация кремацией, но ведь и тот разговор не сбросишь со счетов… А в том, что на другом конце была именно Кацура, сомневаться не приходилось. Ну в самом деле, кто ещё мог знать ту смешную историю из детства, которой Футаба однажды поделилась с напарницей вот так же за чашкой чая? Подумать только, ведь эта девчонка частенько её раздражала – и своей неуклюжестью, и нелепым обожанием, и манерой постоянно краснеть по делу и без дела… А теперь её нет, и на душе пустота. Последнее время Футаба даже стала ловить себя на мысли, что радуется своему вынужденному одиночеству. Вряд ли она теперь сработается с кем-то родом не из Империи Фусо, а соотечественника встретишь так редко! Гораздо чаще попадаются такие, как тот отвратительный тип из Министерства… как там его, Кохара, кажется? Японец только с виду, а в душе самый настоящий гайдзин, да ещё и гнилой насквозь. Помотав головой, чтобы отогнать грустные воспоминания, Футаба вернулась за рабочий стол, поставила рядом горячую чашку. Бумаги оставались всё такими же скучными, но работа теперь пошла чуть повеселее, и девушка неожиданно задумалась о том, что скучной вся эта гора отчётов кажется только ей. Немудрено – для неё это обычная рутина, то, с чем ей приходилось иметь дело каждый день по долгу службы. А ведь любой журналист полжизни бы отдал за то, чтобы взглянуть на такого рода бумаги хотя бы одним глазком. Эта внезапная мысль развеселила Футабу, и она даже еле заметно улыбнулась, опустив голову – как будто кто-то мог сейчас её увидеть. Но это была лишь мысль, не более. Как бы тяжело ей ни приходилось, честь инквизитора всегда при ней, и никогда она не станет сливать служебные секреты на сторону. Вновь в глазах зарябили знакомые словосочетания – «эффект Бернкастель», «флуктуационные показатели лямбда и дельта», «код Зепар»… Ох уж эти технари и аналитики, никогда и слова в простоте не скажут! Футаба мельком взглянула на шапку документа – так и есть, доклад 5-й технической лаборатории, группа доктора Менгеле. Не сказать, что девушка так уж хорошо разбиралась в терминологии, но и ничего нового для неё здесь не было, всё это она когда-то прочувствовала на своей шкуре. Быть может, в этот доклад вложена крупица и её опыта. А поверху, разумеется, идёт красная полоса, она же гриф «Строго секретно, для служебного пользования»… Стоп. В первое мгновение Футаба не поверила своим глазам и решила, что обманулась в полумраке, при мерцающем свете монитора. Но никакой ошибки не было – документ украшала не красная полоса, а синяя. Совсем другой гриф и другая ответственность – «Совершенно секретно, только для руководства». Как вообще эта бумага попала сюда, в кучу унылых справок и запросов в хозслужбу? По ошибке? Или кто-то специально подложил её сюда? В горле внезапно пересохло, и Футаба торопливо глотнула чай, едва не обжегшись. По должности ей такие бумаги видеть просто не полагалось, и если Бронс или кто-то ещё прознает, что она держала в руках документ с синей полосой, последствия могут быть самые непредсказуемые. Вплоть до того, что она… исчезнет. Возможно, так же, как исчезла Кацура. Каждому уроженцу Фусо с детства известно, что любопытство погубило лису. И всё же Футаба помимо своей воли начала внимательнее вчитываться в ровные строки, словно надеясь отыскать там ответ на тот вопрос, который мучил её уже два месяца. Почти сразу в глаза бросилась фраза: «Таким образом, можно считать практически доказанным существование созданий, которым мы дали условное наименование «козлорогие». Есть основания считать, что эффект Бернкастель на них не распространяется или же распространяется в крайне малой степени, которую невозможно зафиксировать современными приборами.» Козлорогие? Футаба совершенно точно никогда не слышала ничего подобного – ни в инквизиторских байках, ни тем более в официальных разговорах. Не может ли быть так, что то существо, которое они с Кацурой упустили… Да нет, что за ерунда! Там был самый обычный объект, она поклясться в этом готова. Может, чуть более сильный и ловкий, но и только. Она торопливо перевернула страницу и вдруг сообразила, что в кармане плаща уже добрые полминуты пиликает её личный мобильник. Футабе почти никогда не звонили на этот номер – подруг у неё не было, а руководство предпочитало пользоваться служебным телефоном. Едва не опрокинув недопитый чай, она вскочила из-за стола и с третьей попытки выудила мобильник из кармана – руки почему-то стали дрожать. Номер, высветившийся на экране, был ей абсолютно не знаком. Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в море, Футаба поднесла аппарат к уху и хрипло произнесла: – Слушаю. Ответом ей была тишина, нарушаемая лёгким потрескиванием, и спустя несколько секунд, показавшихся вечностью, раздался неуверенный голос: – Аой… Аой-тян? У Футабы перехватило горло. Так звала её только мать в далёком детстве, а сейчас не называл никто. И, наверное, лишь один человек мог позволить себе такое… тот, кто всегда обращался к ней исключительно «сэмпай». А может, это сон? Может, она всё-таки не выдержала и заснула над нудными бумагами? – Не молчи… пожалуйста. Почти ничего не соображая, Футаба медленно села прямо на пол и привалилась спиной к стене. Почему так много событий в один день? И почему этот звонок раздался именно сегодня, когда в руки к ней попал документ с синей полосой? Но не это сейчас главное… – Я не молчу, Каттян. Я просто боюсь проснуться. Где ты? – Я… это неважно. Скажи, мы можем увидеться? Знаешь, на том месте, где мы всегда… Футаба прикрыла глаза. Конечно, речь о том маленьком скверике, где они частенько обедали в погожие деньки. – Конечно. Я буду примерно через час, прости, раньше не получится. – Не страшно, я же всё понимаю, Аой-тян… ой… то есть сэмпай… – Лучше зови меня по имени, – Футаба вдруг поняла, что улыбается, хотя по щекам её катились слёзы. – Я подумала, что так мне нравится больше.
Знаете ли вы собрания Совета? О, вы не знаете этих собраний! Всмотритесь в конференц-зал. С середины потолка глядит плафон. Огромный и плоский, он — в честь недавнего решения о трехстороннем обсуждении дел — бьет по глазам чиновников с троекратной силой. Необъятный переговорный стол раздался, раздвинулся ещё необъятнее — теперь за ним помещается дюжина представителей Министерства Достатка, без которых и так было тесновато. Высокотехнологичное половое покрытие всё в серебряном свете; и чудный воздух и затхло-душен, и полон зевков, и движет тонкие струйки дыма от перегоревших контактов генератора Отца. Божественные собрания! Очаровательные собрания!
Звук мирного посапывания возле генератора сменился на стрекот молний и защелок. Дремавшую наладчицу настигло резкое пробуждение из-за характерного запаха дыма, поэтому ей не сразу удалось разобраться со своей инструментальной сумкой. Если считать главным девизом работы технического сотрудника "Эффективно и незаметно", то проблемы у девушки возникали лишь с повышенной шумностью. В зрительном же плане она была настолько непримечательной, что взгляд скользил по ней ничуть не медленнее, чем по прочим элементам интерьера. Единственное, за что можно было зацепиться — лакированный бейдж с тонкими буквами: "Ла...". Неразборчиво. Впрочем, девушка не сильно беспокоилась об идентификации своей персоны в кругах этого собрания. Хотя, казалось бы — почему?
Отвинтив заднюю крышку, наладчица проникла в нутро устройства и тут же подумала неприличное об организаторах заседания. Оказывается, сегодня Отец не высылал никакого информационного капсуля, но генератор к текущему моменту был настроен на его считывание. Затребованный усиленный ток проходил через пустой приемник, веселыми искорками напоминая наладчице о потенциальном штрафе за порчу оборудования. Не имея времени на перенастройку, девушка направила излишний ток в сливную пазуху половой магистрали, закрепив на ней конец передаточного кабеля. К сожалению, другой конец нуждался в ручном контроле из-за механизма вращения приемника.
Монотонное состыкование кабеля с напряженной поверхностью, как и любая монотонная работа, наталкивает на отвлеченные рассуждения. В такие моменты Ла-Неразборчиво чаще всего рассуждала о своем выборе жизненного пути. Мать с детства говорила ей: "Доча! Учеба ещё никого не сделала счастливее! Счастливыми людей делает активная социальная жизнь, раннее обретение каменной стены в лице мужа и периодические драки для поддержания тонуса". Говорилось это в других фразах, но непосредственный опыт рисовал именно такую картину. Такая картина девушке не нравилась. Ей больше приходились по душе виды сверкающих небоскребов, которые она наблюдала сквозь обветшалое окно своей захолустной комнатенки.
Со временем виды стали ближе. Получив какое-никакое образование и поднаторев в работе с техникой, девушка могла обслуживать переносные трансляторы Отцовской воли, в простонародье именуемые "товками". Чаще всего их использовали для связи Отца с широкими общественными массами на фабриках, мануфактурах и прочих установах подобного толка. Для наладчиков, которым было тяжело добираться на работу из дому, предоставлялось общежитие недалеко от центра, что на первых порах очень помогло юной сотруднице.
Но надолго там она не задержалась. Благодаря безукоризненной работе Ла-Неразборчиво получила повышение и открыла себе дорогу к более серьезной технике в более серьезных госструктурах. А более высокая зарплата позволила снять личную комнату в одной из городских квартир. На этом этапе карьеры большинство начинает всерьез задумываться о прочих сферах своей жизни, в частности о романтической и семейной. Ла-Неразборчиво была не из таких. Ей было достаточно беглого взгляда на членов текущего собрания, чтобы понять: это не тот уровень жизни, к которому она стремится. Казенная форма или потертые пиджаки — не та одежда, которую она хочет видеть; служебные рейсеры — не тот транспорт, на котором она хочет передвигаться; а окна домов, в которые по вечерам смотрят эти уставшие люди, находились слишком низко для того, чтобы их было видно сквозь обветшалое окно её бывшей захолустной комнатенки. Девушке хотелось большего. Но для начала нужно попасть на обслуживание собраний Высшего Совета. Нет, нет: сначала нужно хорошо зарекомендовать себя в обслуживании стационарных генераторов. Нет, это тоже чересчур глобально: сначала нужно дождаться, пока закончится время, отведенное на передачу данных, и можно будет наконец бросить этот чертов кабель.
Копошение наладчицы заинтересовало лишь двух участников собрания. Это были какие-то мелкие управленцы из Министерства Порядка, хотя по габаритам их можно было спутать с высшими чинами Министерства Достатка.
— Видишь? — пиджак в точку наклонился к подруге и кивнул в сторону генератора. — Разозлили мы Отца, теперь успокаивать надо. — Да разве ж это Отец? — прозвучало из-под жиденьких усов, повернутых в сторону хромированного цилиндра. — Отросток какой-то. На палец разве что потянет. — А хоть бы и палец! — шутливо взъелся Точка, следя, впрочем, не слишком ли громко он нарушает уставные и государственные правила. — Этот палец тебе как пригрозит — мигом шелковая станешь! — Этот-то? Ох, боюсь, что не испугаюсь, — кокетничали Усы. — Это ты здесь такая умная, при своей должности, — возразил Точка и перешел на заговорщицкий шепот, — на Высшем Совете так бы не поговорила. Здесь у нас почти что патефон с пластинками стоит, а у них кабеля напрямую идут, представляешь? — Какие кабеля? Куда идут? — понимание диалога в сознании Усов почти сравнялось с уровнем понимания текущего доклада главы поставок. — От Отца. В мозг, напрямую в мозг, представляешь? — возбужденно шептал Точка. — Я на их собраниях, конечно, не был, но вот у моего знакомого из Министерства Истины друг есть, который собственными ушами слышал. Даже подумать о таком страшно! — Кабеля в мозг... Ох! Я-то думала, что все советники от умственного труда плешивые, — усы Усов затряслись от беззвучного хохота, — а это для удобства, оказывается? Чтобы кабель не путался? — Ничего подобного! — внезапно выпалил молодчик неподалеку. — Там таких только часть. И вообще!..
Юноша был готов до последнего отстаивать честь советских шевелюр, но повисшая в зале тишина поубавила его уверенность.
— Что, простите? — оправился докладчик после секундной паузы. — Леви Ангерман, если я не ошибаюсь? Да, Вы правы — пока что только часть окружных собственников согласились принять новые условия оборота. Но ведь реструктуризация только началась, и она пойдет гораздо активнее, как только мы...
Глава поставок вернулся в прежнее русло и перевел взгляд от растерянного Леви к светлому корпорационному будущему. Усы и Точка недоверчиво покосились на нарушителя спокойствия и снизили децибелы своего разговора до неуловимых извне значений. Оставленный на попечительство своему стыду, помощник инспектора вжался в стул и приступил к внимательному изучению ближайшей части стола.
— Хорошо хоть, что на Высшем Совете ты не такой разговорчивый, — процедил сидящий рядом Кохара, не дрогнув ни единым мускулом своей закрытой позы.
Но вот кому действительно хотелось поговорить — так это Эдварду Уильяму Бронсу, расположившемуся где-то посредине своего министерско-порядочного сегмента. С коллегами обсуждать было нечего, темы докладов пока что не относились к его профилю работы, а самого директора 14 транспортного отдела не вызывали к трибуне с момента последней злополучной миссии. Один из самых приятных рабочих диалогов по этому поводу состоялся ровно за день перед собранием. Инспектор Гард, старый знакомый Бронса, не подвел его и на этот раз. В красках описав процесс недавнего продуктивного преследования за рюмкой чая, инспектор уверил товарища, что вопрос наконец закрыт. Безмерное удовольствие Бронса омрачало лишь то, что его отделу придется медленно и муторно добиваться прежнего расположения Министерства.
А хотелось бы сразу! Хотелось ворваться в кабинет главы транспорта и выкрикнуть: "Всё! Я справился! Вернее, не я, а мой знакомый из другого министерства, но тем не менее! Я исправляю свои ошибки. Более того, я эффективно исправляю свои ошибки, ведь без заинтересованного лица дело могло заглохнуть окончательно. А так объект доставлен с минимальными задержками. И кстати — не учитывая официальной смерти стажера и пары десятков жителей колонии (да их даже никто не считал толком, господи) — практически без жертв. Так что всё! Верните мне прежнее финансирование! Возобновите поставку кадров в мой отдел! И уберите наконец этот пренебрежительный оттенок во взгляде этого гребаного Кохары!". Представив, насколько глупо он будет выглядеть в глазах руководства с подобными заявлениями, Бронс ухмыльнулся и продолжил смиренно ждать доклада своего спасителя.
Единственным, кого интересовали все темы совещания, был Маркус Хайнеман — пронырливый инспектор Министерства Истины. Пока его коллеги, не то возгордившись, не то соблюдая конфиденциальность, ограничивали круг знакомых, он уверенно расширял свои социальные контакты. Правда, не забывая держать знакомых на безопасном расстоянии. Пока что наиболее любопытным для него был Киллиан Дадье — перемещенный со сверхъестественными способностями, обязанный Хайнеману множеством полезных услуг. К одной из них относилась передача данных насчет его поиска, который подробно обсуждали на прошлом собрании. И когда текущий заседатель вызвал к трибуне инспектора Гарда, объявив о поимке искомого объекта, Маркус осознал: дело принимает совсем уж интересный оборот.
На самом деле, история Хайнемана вышла крайне занимательной. Помню, поступил в Министерство ещё совсем зелёным, но уже тогда, он обладал неплохой чуйкой и умением копать глубоко, туда, куда даже многие опытные инспекторы не достали бы. Естественно, подобное не оставалось без внимания, со стороны начальства, как и, впрочем, его своевольность на заданиях. Нередко, он мог повернуть дело в другое русло по своему желанию, не предупредив остальных и, при этом, руша планы начальства. Из-за чего он, вполне мог заваливать дело. Конечно, нередко ему за подобное доставалось, даже до отстранения от работы доходило, но это никогда его особо и не коробило. Подобного запала порой и мне не хватает, а он в подобном ритме живёт до сих пор.
Однако, есть у него и темная сторона: ради истины он готов расплатиться, чем угодно, даже самыми аморальными средствами. С какой-то стати, он решил, что в смерти его матери и пропаже его отца, виноваты люди из Министерства. С тех пор, как его родители пропали, он начал метить сюда. Он вполне мог отдать человеческую жизнь за равноценную тому плату.
Тут, наверное, стоит представиться. Звать меня Карл Рунге. Служил государству, в Министерстве Истины верой и правдой более 30 лет и недавно вышел в отставку. Знаком с Хайнеманом вот уже 10 лет. Благодаря средствам, накопленным за время работы в Министерстве и финансовой (и не только) помощи Хайнемана, смог открыть небольшой бар на окраине города, за что ему благодарен.
Ничего особенного, рассказать о себе, я не могу. Жил в благополучной семье, мать была неплохим хирургом, спасающей жизни, а отец был служителем правопорядка. В школе особо не выделялся, но все подмечали моё трудолюбие, из-за чего оценки были выше среднего. С самого детства во мне кипело желание стать полицейским, поэтому немудрено, что я пошёл по стопам отца. В начале всё было неплохо. Поступление в академию успешное окончание, общение с друзьями, первая любовь...эх, вот бы вернуться в те времена. Ещё повезло со стажировкой, район, где я её проходил, был крайне дружелюбным и мирным, что даже сейчас, такое встречается редко. Однако, потом, что-то пошло не так. Папа умер, мама, после смерти мужа начала понемногу терять рассудок, из-за чего в один прекрасный момент, покончила с собой принятием смертельной дозы таблеток. Депрессия на почве данных событий сказалась и на отношениях, поэтому мы решили расстаться, и апогеем стало то, что на одном из первых заданий, во время погони, прострелили правое колено, из-за чего, под риском была моя карьера и судьба в государственной иерархии, а также вероятность остаться без ноги. После операции, меня перевели в документооборот. Скука смертная, скажу я вам. Молодому парню, точно не было там место, вот и я его не находил. Жизнь катилась под откос, и не желала останавливаться. Благо, во время очередного обследования, доктор заявил, что моя рана затягивается, и скоро, колено, должно было зажить снова. Приходилось считать дни до восстановления, как будто само время не хотело, в тот момент двигаться. Хорошо, что с последующим переводом на передовую не промедлили, а то я бы, наверное, всерьёз задумывался бы о покупке мыла и веревки. Это был первый шаг, по возвращению моей жизни в прежнее русло.
Рана затянулась, я вернулся к прежней должности, понемногу налаживая свою личную жизнь: сошёлся с девушкой, переехал в своё жилье. Подкрепилось всё это тем, что ко мне прикрепили напарника, и как вы поняли, им оказался Хайнеман.
Начинал он под моим начальством, постепенно обрастая опытом в деле, сказалась его легкообучаемость. Несмотря на большую разницу в возрасте мы с ним, достаточно быстро подружились и стали напарниками. Он был крайне общителен и смог, довольно быстро влиться в коллектив.
В целом, он никогда не оставался безучастным и всегда старался вмешаться, независимо от того требовалась его помощь или нет. Однако, Хайнеман никогда не подпускал других близко к себе, что понятно, негоже рассказывать о себе каждому встречному, только вот, это также касалось его друзей (в том числе и меня) и родных, если они у него вообще остались.
Вскоре, начальство рассудило поменять нас с ним местами, по выслужке лет. Хоть, я и сначала думал, что это, довольно-таки опрометчивое решение, ввиду того, что он был ещё молодым и неопытным для подобного, но правое колено, простреленное в ходе, одного из моих первых заданий и немалый возраст дали знать о себе, в самый неподходящий момент. Однако, позже я убедился в его верности. Да, иногда он мог, как и раньше, провалить задание, по причине своей импульсивности, но, постепенно, он начал действовать более рассудительно, с пониманием своего дела и жертв, стоящих на кону. Вот только цена, которую он был готов заплатить за правду, только выросла, иногда доходя до ужасающих поступков, даже по меркам Министерства Истины.
Через несколько лет, на одном из заданий, моей профессиональной карьере была поставлена жирная точка, из-за пули также, как и в прошлый раз, угодившей в моё колено, и, опять же, чуть не лишившего меня ноги. Чувство дежавю не отпускало меня до самой больницы: выезд на задание, само задание, которое было очень похоже на то же, что направили меня в молодости...уже тогда я начал, что-то подозревать. Хайнеман смахнул это на череду неудачных совпадений, мол “это – самовнушение, и не более”. Оно и понятно он был не склонен верить в подобное. Однако, в итоге, всё повторилось.
Опять долгий курс реабилитации, но без возможности вернуться, да и особого желания тогда не было. Я тогда планировал поработать ещё года два, что бы подкопить средств на старость, но ранение порушило все планы. Моя жена, работавшая в это время в канцелярской Министерства, не могла заработать столько. Когда-то она служила на передовой, но, в отличие от меня, она решила, не уходить, а перевестись в отдел управления. Работа, как раз для неё, она была не в том возрасте, чтобы работать на подобной работе. Неожиданно для меня, первым же на помощь пришёл Хайнеман, который отдал часть своих средств мне. Однажды, я обмолвился о том, что хотел бы на старости лет открыть свой бар. Тогда я воспринимал это, как несбыточную мечту, однако он предложил воплотить её в жизнь. Уже тогда, во мне закралось сомнение. Откуда у него такие средства? С чего ему это предлагать? Ещё и условия странные выдвинул: 1) Не спрашивать откуда у него деньги; 2) Не расспрашивать о гостях, которых он водил бы в бар; 3) Не подслушивать их разговоры. Тогда я и понял, что он хочет использовать его, как убежище, в котором он мог бы вести свои дела.
Если так подумать, то он и никогда не погружал меня в свои личные дела. Да, мы были хорошими напарниками и могли положиться друг на друга, но ни о чём кроме работы мы, по большому счёту, и не разговаривали. У нас были общие увлечения, однако и они не связывали нас. Со стороны, мы друзья, но по сути, лишь коллеги, отношения которых не выходит за пределы работы и не распространяются на личную жизнь. Он мне поведал лишь о том, что его мать убил неизвестный в 7-летнем возрасте, а отец, после этого инцидента, уехал бог знает куда. Из-за этого он, собственно, и решил поступить сюда. И с тех пор, он жил у своего дяди, который работал в автомастерской и жил неподалёку оттуда. Насколько я знаю, они с ним в не самых лучших отношениях. Понять неприязнь дяди можно: брат свалил, оставив тебе на попечительство 7-летнего мальца притом что, на тот момент у него уже была своя семья. И это, по сути, всё, что я знаю о его прошлом. Я пытался с ним поговорить на эту тему, но он либо переходил на другую, либо попросту отказывался об этом говорить. Решив, что это довольно болезненная тема, я перестал её касаться. Я понятие не имею считает ли он меня собственно другом. Я со своим принципами не поскуплюсь, и до сих пор считаю его таковым, но вот насчёт Хайнемана, я не настолько уверен. Учитывая его пронырливость, в подобных делах, крайне сомневаюсь в стойкости его принципов и их «сгибаемости» под обстоятельства. Всё же не раз он доказывал, что ради истины он готов проститься даже с ними.
Недавно, он начал приводить сюда странного молодого человека. Знаю о нём мало: зовут Киллиан Дадье, недавно начал работать в Министерстве Истины под начальством Хайнемана, как его напарник. С самого начала, он казался довольно странным. Будто бы мыслил, как машина. За него постоянно общался Хайнеман, что также наводило подозрения. Мне никогда не были интересны их разговоры, да, и уговор не хотелось нарушать, что повлекло бы за собой проблемы. В один из дней, посетителей было меньше обычного, из-за чего ворвавшийся Хайнеман, удивлял ещё больше. Обычно, они с Киллианом встречаются тут, это день от других не отличался, он всё также ожидал его за одним из столиков, в заранее определенное время.
Ворвавшийся Хайнеман, удивил самим фактом произощедшого действия. Обыкновенно, он спокойно входил сюда, но сегодня, видимо дело требовало неотложного решения. Решив не отрываться от дел, я пошёл в кладовую, что находилась неподалеку от стойки, и ушами словил обрывки разговора...
- ...Да, они взялись за тебя всерьёз.
По голосу я понял, что эти слова произнес Хайнеман. Под “они” он, похоже, подразумевал Министерство Истины, слышал у них, вчера было собрание. Слова же, вроде бы, адресовались Киллиану, что опять же показывало, что напарник у него непростой. Интересно, с чего бы Министерству за ним охотиться? Разговор продолжился, однако, слова Киллиана мне расслышать не удалось, зато ответ Хайнемана вполне.
- Не бойся, я буду прикрывать тебя и ты сможешь попробовать скрыть своё существование. – сказал Хайнеман.
Стоп, так он решил обмануть Управление удерживая у себя разыскиваемого? Ох, и в опасную же ты играешь игру, Хайнеман.
Гард сидел в просторном помещении стилизованном под старинный зал, со сводчатым потолком и стрельчатыми окнами, куда прибыл сразу же после выступления на собрании Совета в альфаполисе. Ожидая своего партнёра по переговорам он подавил желание хотя бы на минуту надеть свои красные спецлинзы, дабы осмотреть здесь всё "вооружённым" взглядом. Нет, не стоило этого делать, ведь не исключено, что комната находится в данную минуту под наблюдением и это может вызвать ненужные подозрения. Да и вряд ли бы ему удалось обнаружить что-то по-настоящему заслуживающее внимания. Наконец дверь в дальнем углу отворилась и в помещение вошёл немолодой мужчина невысокого роста. Гард сразу же привстал, сделал два шага вперёд и протянул руку для рукопожатия. Перенесёмся же на пару минут вперёд, чтобы пропустить банальные приветственные фразы и перейти сразу к содержательной части беседы этих двух людей. — Между прочим, вы очень вдохновенно выступали сегодня, я когда смотрел то даже в какой-то момент поймал себя на мысли, что верю в то что вы говорите, вот до чего вы были убедительны,— собеседник Гарда издал резкий смешок и тут же продолжил, — уверен все кому надо поверят в ваш рассказ, без малейшего сомнения. На лице Гарда на мгновение появилась довольная улыбка. — Да, все кто не в курсе, реального положения дел уже поверили. Большинство всегда готово поверить во что угодно, лишь бы отвязаться от неприятных забот, — ответил он тихим, слегка монотонным голосом. — Таковы уж люди, — констатировал его собеседник, — но и ваши способности, мой друг, не стоит недооценивать. Ладно, перейдём к делу, — улыбка сошла с его лица и оно приняло максимально серьёзный вид, — как там поживают наши подопечные? — Затихарились, выжидают чего-то. Краткий ответ Гарда явно не удовлетворил собеседника. — Следите в оба, пропустить момент, когда они начнут действовать будет крайне опасно, более того, преступно! И мы конечно тоже не станем сидеть сложа руки, но вы ведь в курсе наших проблем, идентифицировать предателя в своих рядах нам пока так и не удалось. Впрочем круг подозреваемых значительно сузился и теперь я могу доверится куда большему числу людей, однако вы же знаете, карательный отряд это по большей части исполнители, поэтому чем меньше людей что-то знают, пусть даже это и надёжные люди, тем меньше вероятность случайной утечки. Вот как только начнётся шухер, так они сразу понадобятся, а пока… — пожилой человек развёл руками словно оправдываясь. Гард подумал о сложившейся ситуации. Миру в котором они находились угрожала большая опасность. Возможно самая серьёзная опасность за последние три столетия, но почти никто из семи миллиардов его обитателей об этом даже не подозревал. И хорошо что не подозревал, ведь если широкие массы узнают о нависшей над ними опасности, то паники не избежать. — Мы всё понимаем, мистер Гарриман, — произнёс Гард, особенно выделяя слово «мы», — В заговор может оказаться вовлечён кто угодно, поэтому доверять можно, разумеется лишь проверенным людям, а таких увы не много. Поэтому уследить за всеми, особенно учитывая неофициальный статус расследования и то, что ниточки ведут на самый верх проблематично. Однако мы стараемся не выпускать из вида пришельца, который, к слову уже вполне освоился в нашем мире и его покровителя Хайнемана, а также Дио и Карса, но фигурантов становится всё больше и больше. Тут мы встаём перед непростым выбором, либо вовлекаем в наше расследование ещё людей, увеличивая вероятность того, что враг догадается о том что за ним ведётся наблюдение, либо рискуем пропустить какие-то его важные шаги. Вот такая вот вырисовывается дилемма. Гард на секунду задумался о мире которому уже совсем скоро мог придти конец и в очередной раз пришёл к выводу, что не жалеет о своём выборе. — Возможно наступает удачный момент для перехода от тактики наблюдения и выжидания к решительным действиям, — задумчиво произнёс мистер Гарриман, — Затихарились говорите? Нет, нам нельзя просто сидеть и выжидать пока они там всё обдумают, всё подготовят и в удачный для себя момент нанесут удар. Настала пора нам принудить их действовать. Настало время нанести им удар, так чтобы они всполошились, перепугались. Пусть начнут действовать поспешно и наделают ошибок. Вы ведь наверняка уже обдумывали какой-то такой план. А вот здесь то как раз наш отряд и можно будет применить по назначению. — Полагаю вы правы и время для решительных действий и в самом деле наступило, коли вы теперь сузили круг подозреваемых и готовы выделить людей, то стоит провести операцию в ближайшие же дни. Я сегодня же переговорю с Вознесенским, а потом, мы все вместе сможем обсудить детали уже более предметно.
На этом содержательная часть беседы завершилась, и уже через несколько минут инспектор Гард незаметно покинул загородную базу карательного отряда министерства истины. Чтобы не привлекать к себе внимания он был одет в неприметные серые шаровары и малиновую кофту, типичную одежду офисных клерков и мелких предпринимателей. Пешком дошёл до шоссе и после десятиминутного ожидания сел в рейсовый магнитоплан выбрав при этом на регистрационном браслете личность некоего бухгалтера из какой-то второсортной агрофирмы. До встречи с Вознесенским оставалось ещё далеко и у него было достаточно времени чтобы хорошенько всё обдумать, даже то, что непосредственно к делу не относилось. Так он провёл в раздумьях более получаса, и выходя на нужной остановке, беззвучно, одними губами произнёс слова, подводившие итог его размышлениям: — Да будет так.
***
Вечерело, в очередной раз засидевшийся допоздна на работе Бронс лениво пытался отгадать гигантский кроссворд. — Так, — бурчал он себе под нос, — 47 по горизонтали, человек берущийся рассуждать о том в чём он не компетентен, вторая «и» предпоследняя «н», восемь букв. Ди-ле-тант. Подходит! Бронс удовлетворенно щёлкнул пальцами и хотел уже перейти к номеру 77 по вертикали, но в этот момент на спецкоммутаторе вспыхнула ярким цветом синяя лампочка и раздался негромкий но настойчивый звук — «тить-тиритить-тирить-тить-тить». Кто-то вызывал его по гарантированной от прослушивания связи. Бронс прочёл высветившиеся на табло цифры опознавательного кода и понял, что звонит Гард. На секунду он застыл в нерешительности, как бывает с людьми ждущими важного сообщения, но опасающимися, что вместо него окажется что-либо иное, не имеющее для них никакого значения, а потом, со словами: «Надеюсь уж на этот раз речь пойдёт о том, о чём надо» — взял в руки фарфоровую, стилизованную под старину, трубку аппарата, и сказал старинное, но ещё не утратившее актуальности «аллё»; и если судить по тому как оживилось его лицо, как загорелись его глаза, как его губы изогнулись в лёгкой улыбке, ожидание Бронса на сей раз не было обмануто.
Стояла отвратительная погода. Дождь забирался во все щели, колошматил в окна и лобовые стекла, как злая соседка, которой надоело слушать вашу «громкую» музыку. Несмотря на хорошую систему ливневой канализации, улицы все равно заполонила вода. В центре города это казалось не столь значительным, жителям же гетто и окраин приходилось совсем туго. Лить начало пару часов назад, но уже повсюду бурлили ручьи, на что сетовали местные, хотя им всего лишь стоило забраться в свои квартиры, устроенные по последнему писку инноваций или хорошенькие домики, или еще более уютные офисы, и дождь уже представляет из себя не больше, чем брызги от фонтана. Конечно, тем, кто бедствовал и промышлял своими делами в темных переулках спрятаться было негде.
В этот вечер, когда и ветер, и дождь спелись, Киллиан спускался на лифте, намереваясь покинуть архив, куда он наведывался теперь чаще, чем куда бы то ни было, ведь именно здесь была вся доступная для него информация о мире, городе, законах и всем, что его интересовало. К сожалению, сколько бы он ни рылся в данных, найти ответ на вопрос, который он так и не смог перед собой поставить, ему не удавалось. Попытки поймать собственную тень оказывалась безрезультатны.
В его жизни произошли весомые перемены, за которые он был благодарен и Алисе, и её друзьям и Маркусу, хотя тот вызывал у него еще больше недоверие, чем все другие. Но именно Хайнеман казался ему тем, кто приведет его к двери, за которой все самое важное и скрывается. Но где достать ключ? Возможно, именно это он и искал в архиве, в встречах с другими людьми и работниками Министерства Истины. Помимо поисков, Киллиан принял предложение Алисы и устроился на полставки журналистом в её агентство, занимаясь колонками, которые не требовали общения с людьми, а лишь представляли из себя какие-то информационные справки для общего развития. Это выходило у него отлично, то есть коротко, ясно и сухо, но для того, чтобы рассказать о том, как построили первый в мире мост, красноречие и не нужно. Эта работа его устраивала, позволяя жить практически самостоятельно, особенно теперь, когда он уехал от Алисы. Кстати он заметил, что Алису чаще все-таки называют Клои, а не так, как она ему представилась впервые, хотя эо не мешало ему называть ее все так же.
В целом, так и шла его жизнь, в которой чувство того, что за тобой следят, не исчезала ни на секунду. И каждый был врагом, особенно друзья. Но будучи тем, внутри которого царила пустота большую часть времени, Киллиан не подавал виду, что его что-то тревожит. Хотя ночные кошмары, которые всегда были одними и теми же пугали его и внушали ужас.
В этот вечер все было, как обычно. Хотя большинство людей не назвали бы такие вещи «обычными» или «приемлемыми», но и Киллиан, в каком-то смысле, не был человеком. Его способности, чувства и возможности отличались от тех, которые имели все окружающие. И он понимал это, от того ему и был так чужд этот мир. Несмотря на то, что ночные кошмары пугали, внутри них наоборот ощущалось что-то близкое и однородное, словно они сотканы из одной материи. И это подавляло его.
Спустившись на лифте, заметил через стеклянные двери проливной дождь и поднял ворот плаща повыше, собираясь пробежаться под струями воды. Сегодня он договорился встретиться с Алисой и посидеть с ней в баре, в который они ходили с Маркусом порой. Пожалуй, это был единственный бар, который он знал, и атмосфера в котором его более чем устраивала. Потому выбор места, куда бы они могли выбраться вдвоем, был определен заранее. В целом, Киллиан не стремился появляться где-то с кем-то, но Алиса постоянно ему твердила о том, что он не видит жизни, никак не расслабляется, а что еще хуже, никуда ее не приглашает и даже не стремится отблагодарить её за все то, что она для него сделала. В конечном счете, спустя какое-то время Киллиан сделал ей безобидное приглашение сходить в бар, выпить по стаканчику и поговорить о чем-нибудь отдаленном. Конечно, Клои согласилась, и всё уже было решено заранее.
Несмотря на паршивую погоду, их встреча не отменилась и уже около девяти вечера они оба стояли у бара. Алиса, как обычно, выглядела потрясающе, а Киллиан старался не придавать этому значение, хотя со временем отрицать некое его влечение к ней выходило все труднее и труднее. Да и сама Алиса это понимала, потому и не сдавала позиции хотя и первых шагов делать не собиралась, ведь ей нравилась эта игра. Он услужливо пропустил её вперед, чуть не отвешивая своеобразный поклон, что она, конечно, не оставила без замечания. -Ты так скоро в джентльмена превратишься, осторожно. Конечно, они оба были уверены, что ему это не грозит. Да и Алиса с Киллианом не были героями романа, скорее, какого-то детектива, где убийца – это все. -Как сегодня прошёл день в архиве? Встретил какую-нибудь обворожительную папку полную скрытой информации? – спросила Алиса, когда они уже расположились за столиком, и оба сделали по глотку спиртного. Киллиан сразу приметил в баре завсегдатаев, Карла, каких-то незнакомых личностей, разбитых на пары, и небольшую компанию из 4 человек, сидящих ближе к бару. -Конечно, нет. Каждый день одно и то же. Ты сама знаешь. -Почему не перестанешь тогда туда ходить? Мог бы вместо этого больше проводить времени в офисе или Министерстве, я слышала, тебя и там звали. Говорят, такой невозмутимый и рассудительный человек им бы пригодился. -У них там образование нужно иметь, проходить стажировку… -И иметь напарника, да? -Не обязательно. Меня устраивает то, что я имею сейчас. -Устраивало бы, не сидел бы часами в архиве и не вел бы дел с Маркусом. -Все то ты знаешь. -Еще бы! -А меня? Внезапно в их разговор вклинился совершенно незнакомый голос, который Киллиан слышал уже множество раз. Он синтезировался в его красном костном мозге и носился по сосудам каждый день, но никогда прежде Клише не слышал его вживую. Волосы вдруг встали дыбом, по позвоночнику скатился страх и тревога, но он не подал и виду. Лишь едва заметно повернулся в сторону вопроса, в то время, как Алиса обернулась полностью и с любопытством смотрела на вопрошающего. Это был мальчик в пальтишке и берете серого цвета. Горло его было обмотано черным шарфом, а руки покоились в такого же цвета перчатках, но теперь он быстро их снимал, собираясь задержаться здесь. Лицо у него почти ничего не выражало, как и серые почти прозрачные глаза, напоминающие тонкую корку льда на луже. Лицо у него казалось осунувшимся и слишком бледным. -Дай подумать. Нет, тебя я не знаю! Но ведь это можно исправить. Хотя…постой, тебе не рано ли ходить по таким заведениям? -Не переживай, тетенька, не рано. Я присяду? И, не дожидаясь ответа, мальчишка пододвинул стул с соседнего столика и присоединился к ним. Киллиан тем временем не издал ни звука, лишь наблюдая за их разговором, пока его сердце болезненно трепыхалось в грудной клетке, словно телеграфируя ему что-то важное, но расшифровать это у него никак не выходило. В последний раз он чувствовал себя так, когда находился в пещере, когда спасался от преследующих его. Теперь же все словно повторялось. -Какое у тебя тут имя? – обратился мальчик к Киллиану. -Киллиан Дадье, - спокойно ответил тот. -Какое нелепое имя, умора. Я бы рассмеялся, если бы обладал полным спектром эмоций и чувств, как твоя подружка. -Кажется, архив тебе уже не понадобится -А ты не так глупа, как я думал. Хотя, будь ты совсем дурой, он бы с тобой не ошивался вот так просто. -Кто ты? -Печально, что ты задаешь мне такой вопрос, хотя я регулярно тебе снюсь. Думал, ты сразу меня узнаешь. Уж извини, но кепку я снимать ради доказательства своей личности, конечно же, не буду. В голове у Алисы сразу пронеслись воспоминания дневниковых записей Клише, те воспоминания о кошмарах ночи, которые его тревожили, которые выворачивали наизнанку и заставляли испытывать страх. Хотела она того или нет, но теперь это проецировалось на этого хамоватого мальчугана, который бесстрастным лицом смотрел на Киллиана, слега наклонив голову на бок. Посмотрев же на Клише ничего нельзя было понять, но таким она его, определенно, видела впервые. Лицо хоть и было заставшим и спокойным, но каждый мускул казался напряженным, а глаза были устремлены куда-то вглубь. -Ладно. Это мелочи. Нам с тобой надо поговорить, засиделся ты без дела здесь, люди, которые пасут тебя, прямо сейчас стоят на пороге этого бара и с минуты на минуту придут, чтобы повязать нас с тобой, ведь я тут, знаешь, давно тебя жду и успел дел наделать. -Это ты устроил на окраине?! – вдруг Алиса подняла голос, на что обратили внимание некоторые посетили в зале, но мальчишка быстро окатил ее суровым взглядом, и она умолкла. -Орать не обязательно. Хотя раз ты так любишь привлекать к себе внимание, займи этого гада Гарда и его друзей. А нам пора.
И с этими словами он схватил за рукав Киллиана и потащил куда-то за бар, в сторону рабочих помещений. Сначала Карл метнулся к ним, но Киллиан быстро подал ему какой-то жест рукой, и тот отступил, словно так и должно быть и это все было обговорено. Вместо того, чтобы помешать им скрыться, Рунге быстро стал звонить кому-то, полностью сосредоточившись на звонке. Киллиан же с мальчуганом быстро пробрались через подсобку и там выскользнули через черный ход на улицу, где все еще неустанно лил дождь. Но, разумеется, инквизиторы поджидали их уже и там. Клише чувствовал себя тряпичной куклой, которую расстреливают со всех сторон, так что от него остаются лишь жалкие клоки. Но остановить он это не мог, лишь тупо следовал за мальчишкой, у которого, казалось, все схвачено. В следующее мгновение под неукротимый шум дождя, звуки шагов, приближающихся инквизиторов и гул города, который словно был уже очень и очень далеко, пространство вдруг схлопнулось, и Киллиан с мальчишкой исчезли.
Едва заметное мгновение и будто весь мир изменился в своей сути.
– Нельзя было сказать, что я находился где-то конкретно. Нет, скорее то состояние и не получится выразить нашими словами, однако… у меня остался очень смутный образ. Наверное, единственное, что мне и запомнилось помимо самого этого ощущения присутствия. С чем бы сравнить… будто спираль самых сущностей каждого отдельно взятого мгновения нашего мира бесконечно вращается в оба конца. Мгновенья, выражающего абсолютно весь мир. Нет, все-таки это просто невозможно. Словно разум раскалывается на части, если пробую представить это дальше…
Дождь в восточной части мегаполиса, где находился бар, с наступлением ночи лишь усилился, и несколько инквизиторов, которым не повезло ожидать штурма под открытым небом начали браниться. Однако в это время всей душой нежелавший покидать транспортер инспектор Гард думал о своих подопечных в самую последнюю очередь. Получив от офицера, отвечавшего за связь, сообщение о внезапном исчезновении “объектов”, Гард ничуть не изменившись в лице начал думать, как стоит поступить дальше: "Да, дело тут будет нелегкое, раз он уже и такому научился. А ведь сами мы еще далеки от воспроизводства “переноса”. Если этот засранец объединится с объектом Киллианом, то и думать не хочется о последствиях. Но нет уж, сейчас приказываю штурмовать, затем арестовываем каждого в этом логове… нет, вмешается чертов Хайнеман, а там можем вовсе упустить, действовать надо решительно.” Перебирая десятки возможных вариантов, обдумывая всевозможные итоги, Гард наконец-то решился в полной мере воспользоваться своими полномочиями. Отдав несколько приказов находящимся в мобильной станции Министерства Истины инквизиторам, инспектор половчее расположился в своем кресле и стал спокойно ждать, будто схватить Клише с таинственным пареньком не сложнее чем достать что-нибудь из кармана. В баре в это время поднималось беспокойство и гости стали переглядываться. Сделав свой звонок старик, Рунге подозвал Клои и быстро объяснил, как ей стоит себя вести при возможном штурме. И дальше, периодически окидывая взглядом вход, продолжил работать. Однако ничего из ожидавшегося так и не произошло. Для Клои это чувство томительного ожидания дальнейших событий, которое только усиливалось из-за их отсутствия вскоре стало совсем нестерпимым. Взяв со стола телефон, чтобы связаться с Клише, она увидела внезапно пришедшее сообщение. Маркус: Соглашайся со всем, что тебе скажут. Клои пришла в еще большее волнение, но не успела она до конца понять, к чему это было, как внимание её перенеслось на открывшуюся дверь. В бар вошел служащий министерства в дождевом плаще. Хоть подобную форму многие видели в первый раз, определить принадлежность человека ни у кого не составило труда. Встав у входа и оглядевшись, инквизитор довольно быстро встретился взглядом с встревоженными глазами Клои и пошел к ней. Необычный гость привлек к себе внимание всего заведения. Продолжала играть спокойная музыка, и в целом бар сохранял свою уютную атмосферу, однако в голове Клои в этот момент было все совершенно иначе. Неужели на этом закончится ее расследование “объектов”, секретов министерства, а вместе с ними и привычная беззаботная жизнь? Попытки осмыслить свое положение и попытаться подумать, как выпутываться из ситуации перебивались тревогой и страхом. Сразу было понятно, что связь с Клише очень рискованна, но огромный интерес и присущее ей желание докопаться до истины, легко пересиливали любые мысли об опасности. Столкнуться с последними вживую Клои никогда и не думала, это казалось столь отдаленным и неважным, особенно в последнее время под покровительством Маркуса. Однако произошло всё значительно быстрее. – Клои? Министерству есть что у тебя узнать. – Это зачем? - ответила Клои, стараясь держать максимально невозмутимый вид. – Нам все давно известно о том, кого ты у себя скрывала – понизив голос и прильнув поближе, чтоб не привлечь лишнее внимание к разговору, ответил инквизитор, – так что можешь не пытаться, однако если будешь хорошо себя вести, позволим вернуться к обычной жизни. Разве не отлично? У Клои не оставалось выбора кроме как довериться сообщению Маркуса и согласиться, тем более учитывая, сколько раз тот ей помогал. Через некоторое время, как двое ушли настроение в баре вернулось к обычному состоянию и вскоре гости позабыли о необычной сцене. В отделе министерства, куда Клои и сопровождавший инквизитор попали с помощью одного из многих разбросанных по городу телепортов, работа, несмотря на позднее время, шла самая активная. В просторных залах были включены огромные мониторы с разной непонятной посторонним людям информацией, за многочисленными столами каждый, из которых проецировал голографический интерфейс, на первый взгляд значительно более продвинутый, чем можно было увидеть в гражданских учреждениях, сидели служащие и занимались, кто отслеживанием разных данных, кто связью и координацией, кто еще чем. Инквизитор привел Клои в одно из таких помещений и сказал ждать. Среди разных служащих Клои узнала в углу инспектора Гарда, разговаривавшего с высоким человеком в необычной иссиня-черной форме. Ненадолго задержав на нем взгляд, она хотела было переключиться на что-то другое, как неожиданно тот обернулся. Необъяснимая атмосфера исходила от этого человека, Клои помертвела от ужаса. Человек был в темной маске с большим количеством разных датчиков, но ему это не мешало смотреть прямо в душу. Помучив так своим взглядом совсем оробевшую Клои с несколько секунд, человек в иссиня-черной одежде дослушал Гарда, что-то ему сказал и направился к выходу.
–Хмм, говоришь весь мир? Даже я вижу обычно не больше одного городского района. Это странно... Видишь весь мир, но не можешь нормально воспринять. Точно проблема. – У тебя это как то не так? – Да, другие способные видеть “изнанку” мира вполне отчётливо воспринимают этот образ, хоть и точно так же не способны его выразить на языке. Видно до этого ты использовал свои умения неосознанно. Хотя даже так, сколько прошло... – Подожди, другие, то есть таких, как я и ты, все таки несколько? – не дослушав начал расспрашивать Киллиан, внезапно, осознавший, что обрел наконец-то ключ ко всем вопросам. – Могу и больше сказать я встречался с пятью, считая тебя… некоторые встречи, правда, заканчивались, наверное, для кого-то плачевно. В общем, как минимум касательно этой темы, я знаю абсолютно всё. – А Маркус Хайнеман? – Ха-ха-ха, конечно, и он мне известен. Думаешь, он тебе рассказывает всё подряд? Он установил со мной связь еще раньше, чем ты прибыл в Мегаполис. Такой ответ вызвал в Киллиане очень неприятное чувство. Маркус, которого он так долго знал, и которому доверял, вдруг представился с совсем другой стороны. Все эти любезности и дружеское общение оказались ненастоящими, а сам Киллиан был лишь очередным инструментом в руках этого двуличного человека. Однако поддаться злобе, испытываемой от предательства Киллиану помешало продолжение фразы: – Правда, я без понятия, чего он хочет, но он мне нравится, что-то, думаю, нас роднит в характерах. Однако, я никогда и не пытался выпытывать у него, все равно вряд ли скажет что-то дельное. – А я тебе вдруг зачем, и поче.. – хотел договорить Киллиан, но сразу остановился, решив отложить этот вопрос, пока получше не узнает собеседника. – Можешь договаривать, ты ведь хотел спросить про свои кошмары? Ничего не подумай, я хотел тебя подольше озадачить. Но это тоже необычно, что ты так легко им поддался. Я тебя сильно переоценил. – А сейчас в баре? – Хотел убить. За этим и перенес нас сюда, в место потише, как видишь. – последовал абсолютно нейтральный ответ. Киллиана снова охватил непривычный для него трепет, которой он пытался всеми силами не выражать. – Однако, раз ты говоришь, что способен видеть целый мир, то мы можем помочь друг другу какое-то время. Ты же не против? Я много могу рассказать. – ехидно говорил мальчик. Киллиан начал понимать, что вести себя с пареньком, так резко меняющим настроение, нужно аккуратно, и чтобы не обременять его дальнейшим расспросом перевел разговор к более важным темам. – Но что нам сейчас делать? Там же осталась Алиса, и уже нас наверное ищут. – Конечно ищут. Гард решил использовать давно припрятанный в рукаве козырь. Скоро, кстати, ты его сам увидишь. – О чем ты? – В министерстве служат, как я предполагаю, семь особых инквизиторов. Знают о них только высшие чины. Однако отличить их можно по особой темно-синей форме и маске. Да и ты тут же почувствуешь, если встретишься. Очень жуткие ребята. – То есть один из них сейчас будет тут? – Да, не очевидно что ли, иначе зачем, по твоему, я тебе это рассказал? Давай прекращай с глупыми вопросами. – Тогда, разве это не должно тебя хоть сколько-то волновать? – Неет, мне очень хочется на них посмотреть. Интересно, конечно, чем ты все это время занимался, или же как хорошо, обо мне пытаются умолчать. Для министерства я сейчас самая главная проблема, думаю, не зря же они назвали меня Дио. Так что и ты имей в виду, будешь сильно бесить, могу убить буквально в миг. На несколько секунд наступила полная тишина, иногда нарушаемая шелестом качающейся под ветром травы, что росла вокруг территории заброшенной стройки какого-то завода. – Шучу, Киллиан – с милой и очень многозначительной улыбкой сказал Дио.
В одиночестве наблюдая за привлекавшей всё внимание на ночном небе полной луной, Клише понемногу выстраивал в общую картину свалившиеся на него новые сведения. Оказывается, тот всё время был так одинок и беззащитен. Однако его уединенная рефлексия прервалась громким скрежетом железных балок.
А дождь так и продолжал поливать серые пыльные застройки, как иступлённый и ослеплённый воин посреди кровавой сечи, будто желал покарать и потопить их в своих мутных и холодных водах. Ибо нет ничего яростнее и сильнее (читай, справедливее) стихии. От такого вида разве что безнадёжно и мрачно на душе, что черви закопошатся вместо мыслей в голове. Но не таков был блаженный Маркус Хайнеман. Он с наслаждением глядел из окна своего номера на мягком вольтеровском кресле алого цвета в гостиной и сладко покуривал папиросу из раритетной коллекции импортного табака. На лице его нарисовалась улыбка на зависть Чеширскому Коту. Приглядишься к нему, а тень уполномоченного господина, падающая от горящих свечей, кажется гигантской и чем-то монструозной. "Ах! Какая же лепота!", — восторженно произнёс Хайнеман. "А этот старикан на небесах внушал мне всё басни о довольстве гармонией и благодатью в мире. Ага, как же! Как будто это насытит того, кто является частью ТОЙ силы, творящей добро и желающей всему зла?" — с усмешкой проронил он и выпустил поток сизого дыма по комнате. Для радости старшего инспектора не хватало лишь пылающего мирового багрянца над городом, молний и звериных раскатов грома. Вот он резко потушил сигару о пепельницу, напоминающую человеческий череп без своей положенной крышки, встал, накинул на себя тёмное пальто, надел серое кепи с кокардой министерства Истины, спустился на первый этаж и вышел на улицу с довольной миной. "Интересно, как там этот чудный малый справляется с моим небольшим поручением? Прошло полчаса, как мне доложили, что он уже связался с этим падшим подонком. Или как там его? Киллиан... Шмилиан... ну и чёрт с ним, хе-хе! Пусть мёртвые сами погребают своих мертвецов", — с этими мыслями Маркус, выдав едкий на цвет и запах каламбур, упрятал в воротник свой идеальный греческий, как у Аида, нос, накинул поверх кепи тёмный капюшон и двинулся в путь, грациозно по-английски удалившись от парадной. Как оказалось после, то в таком неизвестном направлении, что ищейки Гарда (совсем желторотые пташки) не смогли вычислить маршрут подозреваемого. Может, от неопытности. Может, от непроглядной тьмы во всех щелях мегаполиса. Из отчётов были то там, то сям сумбурные донесения о том, что слышалось бряцание копыт о мокрый асфальт. Кто-то рапортовал о том, что наблюдал едва уловимую тень чёрного пуделя, которая тут же не то скрылась за углом в подворотню, не то растворилась на пустом месте.
××× Этот сон. А могут ли сны быть на самом деле правдой? Или же исключительно плодом моего воображения? Зачем снятся сны? Зачем нам они даны? Раз мы их видим, может, это кому-нибудь нужно, чтобы мы грезили и смотрели по ночам все эти небылицы? А небылицы ли это? Или… Вот снова / я вышла на улицу / подкралась к девушке / и вцепилась ей в шею выпить кровь / это чувство похоже на страстный поцелуй / она так похожа на Футабу / те же красивые глаза / то же лицо / но затем после трапезы / это была не она / это была не она... ЭТО БЫЛА НЕ ОНА! С ярости / с пеной во рту и с желчью в глазах / разорвала пальцами её тело / вцепилась зубами в её внутренности и начала грызть / грызть / грызть / впиваться зубами в обмякшую плоть и вырывать с корнем мясо и кости / после меня вывернуло / кровавая блевота / чёрт / ещё и не девственница / холодно / холодно / холодно / холодно / хочется ещё Ещё Ещё Ещё Ещё ЕЩЁ! Но почему это была не Футаба?
И тут же я просыпаюсь у себя на кровати. Уже четвёртый день вижу похожий сон. Как я по ночам ловлю зазевавшихся девушек и пью их кровь. Но на мне ни пятнышка. Это выглядело, как сон, но эти ощущения так реалистичны. Как будто пальцы запомнили звук разрывающей плоти. Нечто внутри шепчет и урчит, будто хочет ещё. Под дверью лежит конверт, а в нём записка от Маркуса встретиться в 10 вечера у моста. Просит поговорить о том, как я себя чувствую после реабилитации и не испытываю напряжений от перевода на новую должность. В последнее время я часто захожу к инспектору Маркусу. Он с душевной теплотой встречает меня и поит чаем по вечерам. Я за чашечкой зелёного делюсь с ним своими переживаниями и тревогами. Он даже вчера дал мне слово, что устроит мне в ближайшее время тайную встречу с Футабой. Уж такая служба у меня — не иметь никакой личной жизни. Только общение по работе. Есть такая профессия — государство защищать от врагов. После моей выписки начальники назначили Хайнемана Маркуса моим наблюдателем и рабочим консультантом. Но вот уж поскорее настал бы день моего воссоединения с Футабой! Даже всё беспокойства от ночного кошмара уже растворилось. Ох, вот бы поскорее! Поскорее бы увидеться! Уж сколько времени прошло, как мы расстались... как я соскучилась! А ещё дождик идёт, какая красота! Уже сентябрь заканчивается, а сегодня на улице так тепло!
Так Кацура скакала по лужам, совершенно позабыв о своём служебном положении, словно дитя малое, в надежде, что сегодня она увидится с Футабой. Прохожие в тёмно-зелёных дерматиновых плащах-дождевиках с капустными лицами проходили мимо и не замечали жизнерадостной, чуть ли не летящей, походки девушки в форме карателя. Она будто порхала, прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок. "Уже скоро будет мост, а там...", — чуть было не подумала Кацура, но вдруг прервалась.
Бум! Что-то внутри ударило во мне. БУМ-БУМ! О-ой… Что это со мной? Почему я так внезапно упала? Где я теперь? Ноги! Им будто нитки обрезали… Всё как будто закружилось в водовороте? Меня туда засасывает… Зачем? Что ему от меня нужно? в моих глазах смешалось /СПАСИТЕ!/ будто все цвета и ощущения испарились /СПАСИТЕ!/ время ускорилось будто я теперь лечу на комете /СПАСИТЕ!/ оставляя весь мир позади /СПАСИТЕ!/ нет это мир убегает от меня /СПАСИТЕ!/ убегает весь мир /СПАСИТЕ!/ вот всё вокруг уподобилось кадрам из кино которые стали прокручивать при перемотке /СПАСИТЕ!/ сцены быстро сменяли друг друга /СПАСИТЕ!/ безликие дождевики / врéменные лица / бетонные коробки / пустынные улицы / одни дождевики / в мгновении ока пробегают мимо меня / бурые занавески / мигом направили свой взор на меня / тучи летят / стук и дребезжание дождевых капель / он стал будто жужжать на ухо / всё пищит / СПАСИТЕ! / Зачем это всё? Кто это всё придумал?
××× Вот пробивается мне в глаза мутный и колючий свет. От него глаза едва продираются. В голове какой-то вой, будто волки молятся на луну. В зубах что-то прорезается. Внутри всё кипит и воспламеняется, словно бы меня пересадили в другое тело. Нет, другое. Но что это? Что так жжёт внутри меня? Но это такое приятное чувство. Тепла. Ещё тепла! Этого приятного, вкусного и солоноватого тепла! Ещё-ещё-ещё!
Теперь я очнулась. На самом деле, едва тут можно что-то разглядеть, маленькая стеклянная лампочка ещё из старых времён, покачивая, даёт комнатушке едва уловимое освещение. Не могу до конца всё понять. Похоже, что не все мои чувства пришли в норму. Но всё же можно разглядеть обстановку. Да только и разглядывать нечего. Будто это какой-то подвал, куда сносят всякий хлам, когда нужно барахло заменять новой вещью. Какое расточительство! Сколько ещё рабочего, а оно здесь лежит и покрывается пылью. Но почему-то я огорожена металлической решёткой. Где это я? И что же со мной произошло? Кто-то появляется из тени дверного проёма. Это инспектор Маркус! Но почему он так недобро на меня смотрит. Почему? С такой зловещей и острой ухмылкой. И сам теперь больше походит не на человека, а на существо, сотканное из чёрных теней. Он что-то говорит. Да и ещё настолько чеканно выговаривает каждое слова, подыгрывая мимикой на лице. Но я ничего не могу расслышать! От этого мне становится мутно, будто меня вывернет, как в тех кошмарах. И вот. Что-то липко на моих ладонях. Что это? Я уже вся дрожу. Боязно. Что ещё будет дальше? Эта нечеловеческая ухмылка меня отбрасывает в метель. Боязно. Всё стынет вокруг. Эта тень будто нависает надо мной и вдавливает меня в землю, не давая пошевелиться. Боязно. Всё ниже и ниже опускаю голову. Там… там… там… на груди лежит уже холодное бездыханное тело Футабы. Она, похоже, иссохла, будто жизнь покинула её. Только лицо осталось таким же прекрасным и чистым, каким я его запомнила в день нашей первой миссии. Она так сейчас похожа на розу, которую высушили, положили под пресс и поместили в гербарий. На шее две небольшие красноватые дырки. Странно… она улыбалась, словно это было её последним усилием в её жизни, её прощальным подарком мне. Зачем… когда я не заслуживаю теперь никакой благодати и никакого прощения? Но в то же время так тепло внутри! Так тепло, что вся урчащая жажда утихла и вернулась в своё мрачную берлогу. Будто в моих руках красивый сорванный цветок. Он с блеском отражается в моих алых глазах. Сладок запретный плод. И вот облизываю от удовольствия запачканные кровью губы. Хах… ха-хах… Ахахахахахахахахаха! АХАХАХАХАХАХАХАХ! Ничто не сдерживает мой будоражащий и чудовищный смех. Ничего. Почему? Почему всё так произошло? Почему теперь я радуюсь над телом моей подруги, которую поклялась защищать и любить. Знаю, это сон, и… — Уже нет, все твои прошлые сновидения были явью, а вся явь — сном, — эхом разнёсся по комнате бас Маркуса, — теперь ты станешь служить мне как монстр на побегушках, у меня есть небольшие планы на твой счёт… О чём он говорит? Это не тот Хайнеман Маркус, которого я до этого знала. В нём что-то совсем чужое, совсем… — Демоническое? Лукаво усмехнулась добрая тень, прикрыв ладонью в кожаной перчатке рот. Его смех обволок весь подвал, что вот-вот обрушится потолок. Как только он закончил хохотать, продолжил: «Если будешь меня слушаться, то я верну твою подругу к жизни, так уж и быть. Но для начала, заключим-ка контракт, таков — наш закон. И чёрту не увильнуть от таких негласных обязательств. Не ты первая — и не ты последняя». Не колеблюсь. Мне надо всё исправить. И вот — моя крупным почерком подпись кровью на бумажном клочке. Жребий брошен. — Верно, — с торжеством произнёс поддельный инспектор, — раз все фигуры расставлены на доске, то можем начать игру!
Над заснеженными вершинами гор всходило мутное белесое солнце, его безрадостные лучи не несли в себе ни тепла, ни света, а лишь провозглашали начало нового дня и новой пытки. Звезда, дарующая жизнь, ныне стала холодным наблюдателем, обречённая безучастно взирать на бесплодную пустошь. Ее тепло больше не проникало сквозь заволокшую небо пелену, но этим утром угасшее светило могло, наконец, на время забыть о своём горе. Именно сегодня ему было на что посмотреть — далеко внизу, в заснеженном дворе горного храма хаотично сновали в разные стороны бесчисленные муравьи, одетые в серые рясы.
Несмотря на раннее время мертвое око, как теперь его называли, не было одиноко в своем созерцании — из окна высокой башни тот же самый вид сквозь стеклянные прорези маски наблюдал человек, и для него причина происходящего, кроме всего прочего, была источником дикой ярости. Он пытался с ней совладать, но пока, — «Пожри их всех пустота!» — совершенно безуспешно.
Гнев его был нестерпимо жгуч, он разливался по телу, струился по венам, заставляя вскипать кровь, будто жаркое солнце давних времён, времен, когда этот мир ещё не поглотила Двиорджнер — «белая тьма», туман пожравший небо без остатка. Внешнее сходство, однако, было обманчивым, на деле эта субстанция не имела ничего общего с водной взвесью. Её природа оставалась чуждой и непостижимой, временами даже казалось, что "оно" живое, потому и звали её не иначе как по имени.
И если бы человеку в башне, задыхающемуся сейчас от ненависти, пришло в голову описать этот туман, он, скорее всего, произнёс бы вслух то, с чем не раз уже разделял одинокие часы размышлений — «...воплощение алчущей пустоты. Дыхание бога. Или демона...» Но любой, даже не без оснований, упрекнувший его в излишней поэтичности или сентиментальности, оказался бы при этом в плену самого что ни на есть губительного заблуждения. И дело не в том, что сентиментальностью отец Айгнер никогда не отличался, а некоторая доля поэтики просто необходима духовному лидеру, а в том, что забывший своё место рисковал заглянуть в холодные прорези стеклянной маски и навек оставить там свою волю.
Этого взгляда страшился каждый, но удостаивались не все. Он предназначался лишь тем, кому предстояло заполнить собой пустоту Её голода. Айгнер не был фанатиком, во всяком случае, наедине с самим собой, он лишь делал то, что необходимо — приносил успокоение мятущимся жертвам, прерывал леденящим блеском своих глаз те нити, что связывали тело и душу, готовя агнцев к встрече с Тварью.
Айгнер перевел взгляд с земли на безликое серое небо, не ставшее ни на йоту ближе с высоты его положения. Пелена, заволокшая небесный купол казалась мембраной на глазу рептилии, омерзительной рептилии способной пожрать все сущее. Сегодня, так же как и бесчисленные дни до этого, её мёртвое око слепо пялилось свысока. Будь то день или ночь, на всех сразу и никого в отдельности, будто примеряясь в ленивой дреме, сожрать сейчас или все же оставить на потом — так дремлет хищный зверь, скрывая за напускным безразличием голод. Тварь была рядом, сколько он себя помнил, но так было не всегда. В старых книгах говорилось о временах, когда солнце щедро делилось своим теплом, а там где ныне терзал мёртвые скалы ветер, росли леса, поля простирались до самого горизонта, а людей было так много, что... Впрочем, даже, если в тех книгах была истина, она вряд ли могла служить утешением. Это была истина мёртвого, в лету канувшего мира, и ей не было места в мире живом — страдающем живом мире, бьющемся в мучительной агонии.
Такова была реальность, Айгнер видел её лик в застывшем зеркале тех глаз, что не оставляли его даже во сне. И всякий раз, когда под отточенным усилием воли рвалась невидимая нить, он знал, что вовсе не дарует покой. Он лишь делает смерть мучительней и страшней — «Но ведь это именно то, что было необходимо! Им всем нужна эта сила! Чтобы выжить в мире лишённом солнца, чтобы найти способ... Чтобы сбежать...»
Под маской изуродованное лицо исказила резкая гримаса боли, — «Как низко нужно пасть, чтобы цепляться за такое существование?» — Айгнер горько рассмеялся — отголоски вибрирующим эхо ударились об пол, рассекая битым стеклом пустоту винтовых переходов, то затухая, то снова отражаясь от щербатых стен. Так мог смеяться лишь мертвец — в этом смехе не осталось ничего кроме отчаяния и злобы.
Айгнер постоял ещё немного, глядя невидящими глазами в окно, видя в метущем мареве знамение неумолимого рока — «Здесь всегда будет свирепствовать вьюга. И сегодня и завтра и в день, когда Тварь проснётся. Лишь когда каждое живое существо в этом мире поглотит алчная пасть Двиорджнер, вьюга споёт по ним свою прощальную мессу. И затихнет навек». — Он стоял, не двигаясь и будто не дыша, он ждал — пока умрут последние звуки, забирая с собой все чувства и всю боль. Но протяжный вой за окном лишал даже этого.
Предавшись минутной слабости, монах совсем потерял течение времени, и теперь, когда его вырвал из задумчивости начавшийся внизу вибрирующий грохот огромного барабана, реальный мир хлынул, в отрешившийся было разум, будто прорвавшая плотину стихия. Этот звук мог означать лишь одно — скоро еще одна душа отправится в бездну. Но теперь Айгнер снова стал самим собой или напротив сбежал под маску, подобную той, что скрывала увечность его лица? Холодную маску без чувств, без эмоций, без черт, лишь с черными безликими прорезями — маску человека равного солнцу.
Гулкое эхо разнеслось по каменным залам, торопливо выскакивая из под ног человека, решительно и даже жестоко шагавшего сквозь длинные коридоры. Его шествие, словно ночной туман, заставляло подрагивать и чадить факелы, от чего тени за спиной свивались в аморфном танце. Несмотря на это, в мыслях монаха царила строгая упорядоченность, сейчас отбросив эмоции в сторону, он вновь размышлял над тем, что совсем недавно вызвало в нем целую бурю, успевая при этом сворачивать в нужные проходы, спускаться по правильным лестницам:
«Медальон, чей брат-близнец несомненно был у Безымянного, почернел и оплавился — таковой была реакция скрытых в них чар на критическую концентрацию пустотной ауры — говоря, проще, это значило, что носитель слился с бездной».
«Вот только раньше силы реакции было недостаточно для оплавления реликвии. То же самое произошло незадолго до этого со многими другими реликвиями — именно это вызвало у Айгнера наибольшие подозрения — Срабатывание одной или двух реликвий на приемлемом временном промежутке не явилось бы чем-то необычным… Но целых пять, и всего за последний месяц — Айгнер не верил в такие совпадения, — За носителями кто-то начал охоту, и этот кто-то обладал ужасающей аурой пустоты…»
«Но кем могло быть это создание?» — Лоб Айгнера испестрили бы глубокие морщины, если б им под силу было расколоть вспученную корку высохшей крови, — он вспоминал тексты бесчисленных трактатов, результаты собственных опытов и исследований. Все они говорили о том, что уничтожить носителя не то, что сложно, а практически невозможно. Айгнер лично доводил до совершенства и без того сложные ритуалы, позволяющие связать сознание человека с Бездной. Эта связь делала их почти неуязвимыми, наделяя сверхъестественными инстинктами и пугающими способностями.
Однако, существовала проблема, которую не мог решить даже он — несмотря на тщательно выверенные психические барьеры и балансиры, бездна неотвратимо разрушала сознание носителя, пожирая его чувства, воспоминания, эмоции и даже часть души всякий раз, когда пустота вырывалась наружу. Чем чаще это будет происходить, тем скорее носитель "сольётся с бездной", навсегда утратив всё то, что делало его человеком.
Это значило, что любой прошедший обряд опустошения был обречен, — рано или поздно, но человек исчерпает себя и породит взамен нечто чуждое и ужасное — тварь, лишённую разума, одержимую бесконечным голодом, убивающую любого оказавшегося поблизости, увеча тела и поглощая души. Снова и снова, до тех пор, пока бездумное тело не погибнет от истощения или не будет уничтожено.
За этими мыслями Айгнер углубился в длинный коридор, странность которого заключалась в том, что оканчивался он тупиком, однако, монаха это, казалось нисколько, не смущало — глава ордена беспристрастно шагал вперед. Подойдя к стене, он неуловимым касанием привел в движение скрытый механизм, обнажая темную пасть прохода, из которого с удвоенной силой загрохотали барабаны. Пренебрегая факелом, торчащим рядом, монах уверенно шагнул в удушливую тьму пещеры, совершая привычный путь для, которого ему не требовался свет. Миновав узкий проход, он вышел на балкон, удобно расположенный в естественной нише. Оттуда открывался вид на творящееся ниже упорядоченное безумие, оно всякий раз зачаровывало монаха, несмотря на то, что тот лично продумал и воплотил каждый элемент этой системы. Хотя быть может именно по этой причине сие действо просто не могло оставить Айгнера равнодушным. Он чёткими шагами преодолел расстояние до края платформы, не задевая при этом вязи ритуального круга расчерченного под ногами, чтобы одним своим явлением заставить стихнуть всё, будто не только люди, но даже и звуки, и тени застыли в немом преклонении — лишь на секунду. Затем воздух вновь наполнился возбуждающим нервы рокотом барабанов, а тени заметались, пытаясь поспеть за монахами, наносящими последние штрихи.
В центре пещеры внутри огромной звезды лежал обнаженный молодой мужчина со спутанными волосами. Глаза его были закрыты. Он не боялся — он был готов.
Суматоха вокруг сменилась упорядоченностью, монахи разбрелись по своим местам — каждый стоял в собственном круге, совокупность которых многозвенной цепью опоясывала звезду. Рокот барабанов усилился и затих, лишь для того, чтобы смениться гипнотическими аккордами электрогитары исходящими из странной коробки. Древнее устройство исторгло неясные слова протяжной песни — «По лунному свету блуждаю, посвистывая… Но только оглядываться мы не должны…»
Сознание возвращалось к ней медленно, толчками и урывками. Сперва она увидела белый потолок, который навевал мысли то ли о тюрьме, то ли о больнице – впрочем, особой разницы для неё не было. Потом она поняла, что лежит на кровати, укрытая простынёй почти до подбородка. А потом вспомнила своё имя. Кацура. Кацура Котоноха. Вместе с этим воспоминанием пришла боль – тупая, пульсирующая боль в голове, где-то в районе виска. Девушка попыталась привстать в постели, но услышала чей-то ворчливый голос: – Лежите, лежите… Люди после такого неделями восстанавливаются, а то и месяцами, а она вскакивает, видите ли. Перед глазами вновь полыхнула алая завеса, Кацура мучительно попыталась собрать в одно целое осколки недавнего прошлого. Кровь, много крови… безумный Хайнеман… размашистая, влажно блестящая подпись… и мёртвая Футаба… Мёртвая! – Аой, – с отчаянием и горечью произнесла Кацура и вновь упала на подушку. Настала долгая – в пять бесконечных секунд – тишина, потом тот же ворчливый голос произнёс, непонятно к кому обращаясь: – Да подойдите вы к ней, что ли. Она же до сих пор считает, что она вас убила… А, чёрт бы побрал эту эмоциональную зависимость! Кацура почувствовала, как кто-то осторожно присел на кровать рядом с ней. Потом чья-то рука прикоснулась к её щеке – тёплая и удивительно знакомая. Кацура не сразу поняла, что именно ей знакомо, и лишь через мгновение осознала запах лавандового мыла. Запах из утраченного прошлого – Футаба всегда пользовалась им, когда мыла руки. – Аой, – жалобно повторила Кацура, чувствуя, как её рассудок тонко дрожит и вибрирует, словно стекло, готовое лопнуть. – Я тут, Каттян. Всё хорошо. И этот голос, и эти слова тоже были невероятно знакомыми. Настолько знакомыми, что их просто не могло существовать здесь и сейчас. Сделав усилие над собой, Кацура повернула голову, и хотя зрение ещё вернулось к ней не до конца, она тотчас узнала ту, которая сидела сейчас рядом. Не могла не узнать. – Прости, – прошептала Кацура. – Я тебя убила… Выпила твою жизнь. Я… – Нет, – палец Футабы коснулся её губ. – Ты же видишь, я здесь. Перед тобой. Всё это время ты видела сон, но он наконец-то закончился. – Сон… Кацура не понимала ничего, ровным счётом ничего! Аой, её любимая Аой, сидящая рядом с ней, была так реальна, но не менее реальна была и другая Аой, иссушенная и смертельно бледная. А ещё – торжествующая улыбка Хайнемана. Она не знала, что сказать, поэтому просто молчала заплакала – Слёзы, слёзы, – обладатель ворчливого голоса прошёлся по комнате, скрипнув сапогами. – Может, перейдём уже к делу, раз девушка пришла в себя и даже почти адекватна? По правде говоря, я бы предпочёл вам ничего не говорить, а просто отправить в Палату Забвения, откуда, как известно, выходят только вперёд ногами… Но вы все и так уже влезли в это дело по уши, а ситуация, кажется, выходит из-под контроля. При этих словах Кацура вздрогнула. Закрытый комплекс из нескольких десятков зданий, принадлежащий Министерству Истины, в просторечии – Палата Забвения… Да ведь она и сама провела там больше двух месяцев совсем недавно. А потом начала работать с Хайнеманом. Но тогда этот ворчливый тип… он тоже оттуда? – Меня зовут Гард, кстати, – представился наконец-то ворчливый тип. – Инспектор Гард. Футаба, вы бы рассказали сейчас своей… подруге, что произошло в тот вечер. А то я, признаться, не люблю всех этих сантиментов. Кацура вновь перевела взгляд на свою бывшую напарницу, всё ещё ничего не понимая. А Футаба ласково поправила ей прядь волос, выбившуюся из-за уха, и спросила: – Ты помнишь наш последний разговор? Тот, когда ты позвонила мне на работу? – Да… наверное, – Кацура напрягла память, и в виске вновь запульсировала боль. – Мы ведь договорились встретиться… где обычно, верно? – Верно. Только ты не пришла. Я ждала тебя долго… Час, наверное, а может и два. Потом решила, что у тебя возникли срочные дела. И тут мне позвонил Бронс… – Позвонил, – хмуро перебил её Бронс, который, как выяснилось, всё это время молча сидел в углу. – Потому что на тот момент знал уже немножко больше, чем следовало. И знал о том, что вы хотели встретиться. Боль ударила в третий раз. Бронс, её бывший начальник… Теперь Кацура отчётливо вспомнила почти всё. Вспомнила, как вприпрыжку бежала в сквер. Вспомнила свои чудовищные сны накануне. Вспомнила… Нет, вспоминать мёртвую Аой она не хотела, это было выше её сил, и чтобы избавиться от наваждения, она торопливо схватила живую Аой за руку и с силой стиснула её. – Ладно, – Гард поморщился. – Начнёте тут сейчас рассусоливать… Ты, Эдвард, за двадцать лет ничуть не изменился, а твоя бюрократическая работа отучила тебя называть вещи своими именами. Кацура, у вас голова не болит? Вопрос прозвучал так неожиданно, что девушка вновь вздрогнула. Медленно поднеся руку к виску, она кивнула: – Болит… Дёргает то и дело… – Там у вас ещё и шрамик остался. Но это ерунда, заживёт. Хирурги здесь всё-таки хорошие, достали и ничего не повредили – ни голову, ни аппарат. Гард разжал кулак, и на чёрной перчатке все присутствующие увидели маленький, с булавочную головку, ярко-синий кристалл. Бронс, видимо, уже знал, что это такое, а вот Футаба охнула, прикрыв рот ладонью: – Это… было у неё внутри? – Да, – инспектор кивнул. – Одна из последних разработок Министерства, симулятор наведённой реальности, он же синар. Прибор очень эффективный, всякое использование требует санкции там, наверху, поэтому – строжайший учёт и контроль. Этот же экземпляр нигде не зарегистрирован, я больше вам скажу – его и по бумагам не существует. Он помолчал, прошёл взад-вперёд по комнате и заговорил снова: – Вообще говоря, синары программируются с помощью спецкомпьютера, им же и управляются. В данном случае обошлись без компьютера. Прямое подключение силой воли, силой мысли… понимайте как хотите. К счастью, информацию наши специалисты всё же сняли. Так что расслабьтесь, Кацура, все эти вампирские бредни – просто игры вашего разума, порождённые злой волей. – Но ведь… всё было так реально… Слишком реально! – На то он и синар, – Гард пожал плечами. – Интереснее другое. Где сейчас находится тот, кто его поставил, и как он это сделал, не имея специальной аппаратуры. Вопрос был риторический. Уж даже если инспектор этого не знал, остальным это тем более было неведомо. Бронс наконец-то поднялся со стула, на котором он сидел, словно приросший, и сердито спросил: – Ну и что такое этот ваш Хайнеман? Вы ведь вроде за ним следили? – Эдвард, ты в своём уме? – Гард изогнул бровь. – Или ты ничего так до сих пор и не понял? Нет больше никакого Хайнемана. Был, да весь вышел. Сейчас это лишь оболочка, сосуд для той силы, перед лицом которой все эти киллианы и иже с ними – детский сад. Кацура и Футаба переглянулись. Одна из них по-прежнему не понимала совсем ничего, другая – чуть больше, но не намного, но у обеих было огромное желание телепортироваться отсюда куда-нибудь подальше, чтобы ничего не слышать ни о каких секретах. Вот только поздно об этом думать – уж вляпались, так вляпались. – Аой-тян, – тихонько всхлипнула Кацура. – Это всё правда? И я тебя не убивала? Наведённая реальность, въевшаяся в её мозг как ржавчина, никак не желала покидать его и рассасываться – даже сейчас. И Футаба, чувствуя смятение несчастной страдающей подруги, так же тихо ответила: – Правда. Мы с Бронсом нашли тебя в одном из заброшенных зданий на окраине. Там была только ты и больше никого, никаких трупов, никакой крови. Через пять минут примчался Гард, долго матерился и отдавал какие-то распоряжения, а потом тебя привезли сюда. – Хайнеман… дьявол? – Точнее, дьявол – это Хайнеман, – вмешался Гард, услышавший их разговор. – Но я не стал бы использовать все эти религиозные термины, они с лёгкостью могут завести не туда. Это, повторюсь, третья сила, которая вынуждает нас сейчас полностью пересмотреть всю нашу стратегию. Я не люблю вмешивать в дело посторонних, но в данном случае выбирать не приходится. Кацура – сотрудник Министерства Истины, по неизвестной причине ставшая объектом атаки. Бронс и так уже знает больше, чем ему положено по статусу. – А я? – вырвалось у Футабы. – А вы – самый близкий для Кацуры человек. Ей понадобятся поддержка и защита, особенно сейчас, когда её сознание начнёт отторгать имплантированные фантомы. Считайте себя… ну, её телохранителем, что ли. Что-то негромко брякнуло – Гард положил на прикроватный столик овальный жетон на цепочке, который, казалось, менял свой цвет каждую секунду – от ярко-алого до густо-фиолетового. – Брать на службу в Министерство я вас не стану, обойдётесь. А это – ваши временные полномочия. Вы ведь оперативник? С правом ношения оружия? Ну вот и работайте… Пошли, Эдвард. Если у Кацуры головная боль скоро пройдёт, то у нас с тобой она только начинается. Последние слова инспектора, как нетрудно догадаться, были обращены к Бронсу. Мужчины вышли, дверь палаты – или камеры? – мягко захлопнулась за ними, и Футаба с Кацурой остались наедине, впервые за долгое время. Царила такая тишина, что отчётливо слышалось тиканье часов, висевших на стене. – Ты бы удивилась, Каттян, – Футаба первой нарушила эту тишину. – Ты бы очень удивилась, если б знала, насколько мне тебя не хватало… И она прижалась лбом к щеке бывшей напарницы.
Чувства Футабы были двоякими. Имея в распоряжении парные органы ощущений, и двойственные же интерпретации их сигналов, она никак не могла привести свое состояние к общему знаменателю. К примеру, на её левое ухо в данный момент дышала любимая горячечная вампирша, что даровало владелице почти полную умиротворенность. А вот странный глухой шум, доносящийся со стороны улицы в сторону правого локатора, вызывал некоторое беспокойство. Левая рука щупала тонкие ноги Кацуры сквозь тонкую простынь и посылала в мозг гораздо более приятные импульсы, нежели подозрительное подпрыгивание стула справа. В животе Футабы все тоже было неоднозначно: не то бабочки бились о стенки слишком сильно, не то ее вновь посетила своеобразная тошнота из тех времен, когда ей доводилось вплотную приближаться к перемещенным.
Когда гул и вибрация достигли значительных амплитуд, источник удовольствия заерзал на кровати и пугливо прошептал: — Что это? Что происходит? Только Футаба хотела сказать, что и сама ничего не понимает, как обрушающаяся стена дала свой громогласный ответ. Звон бывшего окна заставил девушку сильнее прижаться к подруге, а клубы пыли — закрыть глаза и надеяться на лучшее.
Спустя мгновение в дверном проеме показался Гард. Вместо унылой серой стены с тусклой стеклянной рамой пред его взором раскинулся великолепный закат и мириады крохотных звезд — раскрошенный бетон в сияющих лучах мог оставить такое впечатление у особо романтических натур. Инспектор, увы, к ним не принадлежал, поэтому сквозь его губы прорывались не возвышенные, а вполне приземленные, возможно даже непечатные возгласы. Впрочем, наверняка сказать было трудно — основной источник шума, которым был отнюдь не бетон, теперь перемещался внутри здания прямо под застигнутыми врасплох сотрудниками. Гард сделал небольшое предположение насчет его дальнейшей траектории, и действительно — спустя пару секунд точно так же рухнула задняя стена. "Хорошо, что до лестницы дойти не успел" — выдохнул притаившийся Бронс и пополз к товарищам по несчастью, держась уцелевшей перегородки.
С тыла медицинского корпуса, ныне похожего на импровизированный аквариум, можно было заметить причину незапланированной перестройки. Привычный для транспортного отдела черный силуэт, едва сравнимый с прошлыми экземплярами, терялся в очертаниях своего силового барьера. Его плазменные раскаты не вписывались ни в какие классы опасности и вызывали у наблюдателей единственное рациональное желание — спасаться бегством. А неустойчивое здание, чудом сохранявшее свою конструкцию, ещё больше усиливало этот позыв. Первым на него поддался Гард и уверенно сиганул с четвертого этажа на глазах ошеломленных девочек. Футаба, забыв про слабость подруги, потащила её к обрыву и с ужасом посмотрела вниз на предполагаемую красную кляксу. Но инспектор Гард, мастер экстренных эвакуаций, чувствовал себя отлично и твердо стоял на расколотом асфальте.
— Нан.. Как.. – предельно удивленная Футаба не могла подобрать язык для своей эмоции. — Экзоскелет, – необычайно кратко объяснил подоспевший Бронс. – Спрыгивай! — Нет! – неодижиданно для самой себя выкрикнула подопечная. — Почему? — А у меня нет никакого экузолета! — У него есть, – ответил директор и указал на Гарда, который с вытянутыми руками ждал остальных каскадеров.
Футаба полными шока глазами посмотрела на Бронса, потом вниз, потом снова на Бронса, за чьей спиной сверкали плазменные щупальца, и, взвизгнув, отправилась в свободный полет. Приземление оказалось жестковатым, хоть инспектор и пытался амортизировать свои металлические стойки. С Кацурой было проще. Не задавая никаких вопросов, она безропотно отдалась в руки директора, инспектора и судьбы, надеясь, что происходящее — лишь очередной фантом её воспаленного разума. Поймав малоактивное тело, Гард поднял взгляд вверх и приготовился к худшему. Прыгать собирался Бронс.
Треск рессор экзоскелета и расширение дыры в асфальте свидетельствовали об успешной эвакуации из здания. Осталось лишь добраться до машин и покинуть зону будущей работы спецагества, ибо: — Вам, как и мне, здесь делать нечего, – заключил Гард. – Полномочия по донесению информации я беру на себя! – добавил он на бегу к своему автомобилю. — Есть, тащ инспектор! – прошипел Бронс, потирая ушибленную поясницу. Взглянув на своих сотрудниц и оценив их физическую форму, он закинул Кацуру себе на плечо, после чего скомандовал находящейся в прострации Футабе двигаться за ним.
Болтаясь на пыльной рубашке, ангел смерти внезапно вспомнил о занятной мысли, что отчетливо оформилась в Палате Забвения. — Вот же он. Прямо подо мной. Ублюдок. Идет, трясется. Развалюха. Хотя я может и быстрее умру. С такой-то реабилитацией. А он потом что? Бедра ей пожирать будет? Глазами. Мерзавец. Выдавить бы их тебе. А ну-ка! Уперевшись руками о спину Бронса, Кацура попыталась подняться, но сил ей не хватило. Директор даже не заметил покушения на свое здоровье и без лишних происшествий дошел до спидрайсера. Погрузив девочек на заднее сидение, он быстро пристегнулся и, с верой в лучшее и надеждой на худшее, отправился подальше от эпицентра разрушений.
К этому времени Гард успел отъехать на безопасное расстояние. Теперь не грех было и отвлечься на телефонный звонок при вождении автомобиля. Инспектор открыл приборную панель, установил защищенный сеанс связи с руководством и уже через пять минут о происшествии в больнице трещали все три Министерства.
— Северный сектор, 17 зона, чрезвычайно... — ...атака на склады... — ...да кто туда сунется, да?... — ...закопают! Или нет, нет — на склад отправят как возмещение потерь! — ...приказываю: на устранение объекта направить спецотряд... — ...говорил: "Хоть рихтуй, хоть не рихтуй, всё равно получишь... — ...новые, новые! Поживее там! — Именно Ваши разработки... — Пошел в задницу, Осмонд!
Последняя фраза, к счастью для её автора, была сказана не в трубку. Автором был доктор Шульц — специалист по перемещенным объектам и средствам их нейтрализации. Его последнее изобретение ещё должно показать себя на практике, но, благодаря теоретическому обоснованию, уже нейтрализовало доктора Осмонда, лишив его отдел парочки грантов. Сопереживая коллеге, Шульц решил открыть подарочный виски и провести остаток рабочего дня в праздном злорадствии. Да и Бронса, которому он отправил вызов, будет веселее дожидаться.
Примерно на второй бутылке раздался звонок и в кабинет вошел желанный гость. — Какие люди! – возрадовался Шульц, протягивая каждую букву. – Вымыт, приодет! Ты там с плазмомонстром боролся или в салон ходил? — Привел себя в порядок перед встречей с уважаемым алкоголиком, – съязвил Бронс и разместился на одном из кресел напротив стола. — Ой, ну вот не начинай это свое! Ты после работы на два ведра больше меня цедишь — и ничего! Будешь, кстати? – Шульц потянулся было за набором рюмок, но при взгяде на Бронса передумал. – Ах, ну да! На работе ж низзя. Это ж для тебя храм похлеще Отцовского, да? Бронс проигнорировал неоригинальную провокацию. — Молчишь? Правда, потому и молчишь! А ведь так нельзя, – покачал головой доктор. – Работа должна быть ступенькой к развитию Отца, а не наоборот. — Вот только твоих пьяных проповедей мне не хватало, – хмыкнул директор. — Не хватало, иначе бы ты сюда не пришел! - парировал доктор и опустошил бутылку ещё на 15 процентов. – Знаешь, кстати, чем нынешний погром грозит? — Догадываюсь. — Это ты молодец. Это ты правильно делаешь, что догадываешься, знать тебе по должности не положено, – сказал Шульц и снизил тон. – Не знаю, кто за этим стоит, но они нам большущую свинью подложили. Пускай это чудило сильное, пускай! — мы тут не зря свой хлеб едим. А вот чтобы по стратегически важным объектам бить — это извините меня, перебор. Так еще ведь и направить его! Делать их там научились, что ли. — Это на склад, да? – осторожно спросил Бронс. — Нет, банки с анализами бить! – взъелся Шульц. – На склад, куда ж ещё. Лучшее, что сформировалось в людях. Медицински изученных людях, что самое главное. Передовая ветвь Отцовских исследований. — Да-а, – протянул Бронс. – Искусственный интеллект можно создать только на естественной основе. — Ис-кусс-твен-ный! – перекривил его доктор. – Это у нас, дураков, искусственный! С искусственными же проблемами и ограничителями. А Отец — интеллект настоящий! Высокоорганизованый! Так высоко, что с наших примитивных позиций и не видно будет. Только и остается, что подольше за эти позиции держаться — авось что в будущем изменится. Твое здоровье! – окончив мысль тостом, Шульц опрокинул внутрь очередную победоносную стопку.
Я не могу понять, как я тут оказался. Впечатление, будто это повторяется из раза в раз, снова и снова, из одного места в другое. Крайне сложно, описать происходящее. Будто, нечто кружится вокруг меня, но, я не могу разглядеть, кто это или что это. Ощущения пространства потерялось, и я чувствовал себя абсолютно дезориентированным. Нечто, будто призывало некую воронку, в которую меня медленно засасывало. И без того помутневший рассудок, накрыло ещё сильнее. Я окончательно перестал осознавать происходящее.
Веки ощущались невероятно тяжелыми и хотели закрыть глаза от неосознаваемого ужаса. Я поддался этому сладкому желанию и закрыл их. Вскоре, ощущения того, что меня окружили исчезли, пропала тревога и я успокоился.
Я начал ощущать тепло, также я понял, что лежу накрытый чем-то. Поначалу, ощущения были двоякими, с одной стороны, ощущалось тепло внутри накрытого пространства. Я начал догадываться, что это одеяло, ощупав его я сразу понял это. Но, за его пределами было весьма холодно. Веки начали ощущаться, намного легче, чем до этого, поэтому открыть их не составило труда. Открыв глаза, я понял, что нахожусь в своей спальне. Всё та же темная, не убранная комната, в которую слабо проникает свет. Солнце стояло достаточно высоко, видимо, проспал я довольно долго.
- Опять, этот кошмар.
В последнее время мне часто снится этот кошмар, но я никогда не могу вспомнить, что там происходило, лишь ощущения от него. Из-за него я плохо сплю по ночам и частенько не высыпаюсь. Сегодня, как раз такой случай. Хотелось бы ещё задержаться, однако поход на работу это не отменяет, так что пришлось по-быстренькому умыться и поесть то, что осталось в холодильнике.
Собственно, ехать до работы не долго, пару остановок и вот, я уже тут. Разумеется, из-за спешки выглядел я, крайне неопрятно: не заправленная рубашка, не расчесанные волосы, мятый пиджак, пятна грязи на штанах и пальто, оставшиеся с последнего задания. Меня никогда не заботил мой внешний вид, но, всё же, быть более аккуратным мне всё-таки стоит.
- О, здоров Маркус, опять не выспался? - Привет, да, что-то опять не задалось? А ты я смотрю такой же бодрый как и всегда? - Как видишь. Это мой коллега, зовут его Эрик. Он также, как и я, работал инспектором. Мы с ним иногда пересекались, по пути на работу и возвращались, когда он жил неподалёку. Несмотря на то, что мы с ним примерно одного возраста, энтузиазма у него побольше, чем у меня. - Может, тебе всё-таки сходить к врачу? Они в этом получше разбираются, знаешь ли? - Нет, спасибо, я же сказал, что это временно. Со временем пройдет. - Со временем, как же, может, не будешь оттягивать решение данной проблемы? На самом деле, я хотел бы разрешить эту проблему, но проблема в том, что мне сложно выудить хоть что-то из архивов. Меня к ним не подпускают, обычному инспектору практически нереально туда попасть и тем более обо мне в Министерстве, тихо шепчутся за спиной, как о крайне сомнительном типе. Не спорю, я таковым и являюсь, но от этого легче не становиться. Вообще, ходят слухи, что там скрывают, результат некого научного эксперимента, но это правда это, или нет, известно лишь высшим чинам, простым смертным об этом знать не дано. Я не хотел рассказывать о своей проблеме, но Эрик остальные мои коллеги заметили мою сонливость и спросили не страдаю ли я от проблем со сном. Рассказывать о снах, я не стал, ограничившись тем, что у меня бессоница. - Ладно, может, как-нибудь попробую. - Вот и хорошо. Ладно, увидимся. Работа ведь не стоит. Может, зайдем как-нибудь в бар, выпьем чего-нибудь? -Нет, спасибо. Я сегодня уйду с работы пораньше. -Хм, ну ладно, тогда увидимся. К сожалению, я пока не имел зацепок и не мог найти хоть какой-то след. К секретным архивам не подпускают, а в обычном ничего об этом нет. Меня уже начало поглощать отчаяние. Закончив с работой, я решил пойти в бар к Карлу. Погода, на удивление, была неплохой. Обычно, погода в городе, мягко говоря, крайне плохая. Постоянная слякоть, грязь и осадки несколько дней подряд, однако, сегодня погода была благосклонна, даже солнце выглянуло из-под облаков, а на улице было довольно тепло. Гулять было одно удовольствие, но я решил наведаться в бар, чтобы немного развеяться. Вывеска спокойно качается на ветру, посетителей в баре немного, думаю, это к лучшему. Я захожу внутрь, о чём извещает колокольчик над дверью. Карл в это время возился в баре. - Привет, удивлён увидеть тебя так рано. Обычно, ты всегда изводишь себя до такого изнеможения, что я даже удивляюсь, как ты сюда даже дотащился. - Понимаю, сегодня решил выбраться пораньше. - Будешь как обычно? - Да, завари кофейку, пожалуйста. Сегодня, мне не очень хотелось разговаривать с Карлом, поэтому я решил посидеть один за столом. Он сразу это понял и не стал сотрясать воздух понапрасну и продолжил уборку у стойки. Я же выбрал столик у окна. Уставши, я оперя правой рукой свою голову и начал свои раздумья. Я пытался вспомнить, что же происходило во сне, но бесполезно, всё как в тумане, а других зацепок, пока, нет. Неожиданно, меня начало клонить в сон. Я подался этому желанию и, как это было ожидаемо, мне начал сниться тот же сон, что и ночью. Меня снова начало засасывать и опять эти крутящиеся твари... Вдруг, я почувствовал, что кто-то тычет в меня. - Дяденька, просыпайтесь. Проснувшись, я понял, что это был маленький мальчик с серыми глазами и крайне бледной кожи, будто оживший труп. Одет, он был в подобающих тонах: пальто и берет серого цвета, в руках же он держал чёрный шарф, а из кармана выглядывали такого же цвета перчатки. Что-то в нём не так, при взгляде на кожу это было понятно и ещё его пустые, но, как будто проникающие в душу, глаза, от него веяло непонятной опасностью, незаметной, но явной. Прошёл небольшой холодок. Он уже присел напротив меня и намерен здесь задержаться. Что-то не очень уж мне и хочется с ним говорить... - Маркус Хайнеман? – резко спросил он. -Да. – стараясь не подавать виду, ответил я. Я решил, пойти в наступление задав вопрос: - Ты не потерялся? Где твои родители? - У меня их нет. - Тогда как ты оказался здесь, и как ты узнал моё имя? - Странно, я же здесь часто сную. Ты же часто посещаешь этот бар, мог бы меня и заметить. – ответил он, надув губы. Не помню, чтобы когда-либо видел его здесь. Надо будет спросить о нём Карла. - Долой всё это, я знаю кто ты такой, Маркус. Он решил пойти в контратаку этим вопросом. Тут мне уже стало не по себе. - Тебе ведь недавно стали часто сниться кошмары, не так ли? Так, это начало заходить слишком далеко, но может стоит... - Ты ведь не против, если мы продолжим разговор за баром? Хм, ладно рискну. Может удастся узнать от него нечто ценное. Мы вышли за бар. На улице всё также солнечно и тепло. - Что тебе о них известно? – спросил я первым. - Могу лишь поздравить тебя, твои способности неожиданно проявились, хотя, как я вижу тебе они не приносят никакого удовольствия. Я в замешательстве, однако, я решил, продолжить расспрашивать. - А какова природа этих способностей? - Скажем так, ты можешь видеть изнанку этого мира. Если будешь развивать свой дар, это вполне тебе поможет в твоих планах. - Стоп, так это ты, кого скрывает Министерство? - А ты довольно догадливый. Мне такие нравится, может, я тебя и пожалею. - Зачем тебе меня убивать? - А голову ты дома не забыл? Может подумаешь, зачем мне тебя оставлять в живых, после того, как ты увидел меня? Хотя, меня, на самом деле, тут даже нет. - Маркус, с кем ты общаешься? Неожиданно, в разговор вмешивается Карл. - Ты его не видишь? - Боюсь спросить, кого? Мальчик пожимает плечами, с ухмылкой на лице. - Ладно, я удивился с чего ты неожиданно вышел из бара, как будто, за кем-то. – продолжил Карл. - Да не, я просто решил освежиться. Карл взглянул на меня с подозрением. После чего, развернулся и начал уходить. - Вернусь к работе. Обращайся, если понадоблюсь. - Ну что, убедился? – спросил мальчик. Мне не нашлось, что ответить. Неожиданно, он схватил меня за рукав и всё начало расплываться. Звуки города удалились, а пространство, по-видимому, исчезло.
Клои пробыла в здании министерства около двух часов. Она опасалась серьёзного допроса и сильно нервничала во время долгого ожидания в коридоре, но в итоге всё ограничилось какими-то банальными вопросами, да и дознаватель, толстоватый, пожилой мужчина с лысиной, что была прикрыта волосами самым нелепым образом, к тому же ещё и обладатель высокого тоненького голоска больше походил на комика, чем на работника сурового отделения. Поэтому, выходя из помпезного здания, обрамлённого роскошной колоннадой, она чувствовала, с одной стороны облегчение, а, с другой стороны, желание как-то избавиться от остатков стресса. Может стоит зайти в кафе и наесться пирожных? Или прийти домой и врубить музыку на полную громкость? А может послать всё к чёрту и просто завалиться спать? Перебирая в уме различные варианты, Клои сама не поняла, как это у неё вдруг возникло неодолимое желание съездить на Родину. Да не просто возникло, но и разом одержало победу над всеми остальными. И вот она уже в здании Восточного межпространственного вокзала направляется в зону для одиночных пассажиров без багажа. Простота перемещения между мирами не даёт ей времени на обдумывание решения. Зачем, когда достаточно лишь подойти к вратам с нужным ей 14-ым номером, поднести руку к зеленоватому прямоугольнику и, поскольку автоматика моментально определяет её право бесплатного прохода в этот мир в любое время, врата сразу же активируются. Всего пара шагов, и вот она уже на той стороне. В том уголке её мира, куда она прибыла, начинался ранний, летний рассвет. Сидя в вагоне магнитоплана и глядя на стремительно проносящиеся за окном пейзажи, Клои пребывала в ностальгическом предвкушении скорой встречи с родными местами, с городом, где проходило её взросление. Между тем, чем ближе был момент прибытия, тем сильнее к лирическому настроению примешивалось чувство тревоги. Сколько лет назад она в последний раз была здесь? Семь лет. Семь долгих лет. С тех пор, как Клои перебралась в «центр мира» и обустроилась там, она ни разу сюда не возвращалась. Не вернулась бы и сейчас, если бы этот спонтанный порыв не настиг её столь внезапно, что она не успела придумать себе очередного оправдания, чтобы опять сюда не ехать. Она вспоминала, как её провожали. Никто тогда не сказал ничего осуждающего, но и те редкие пожелания удачи звучали не то, чтобы не искренне, но словно как-то растерянно. А ещё она вспоминала школьные уроки истории.
Когда-то наш мир был лидером большой группы миров. Мы одними из первых создали технологию межмирового перехода и проникновения в межмировое пространство. Будучи лидером в технологиях, мы оказывали всяческую помощь другим мирам, которые открывали эту технологию позже нас. Мы посылали к ним своих специалистов и принимали их студентов в наши университеты. Всё это мы делали совершенно безвозмездно, да и что может желать тот, кто развит настолько, что у него и так есть всё и в практически неограниченном количестве? Только того, чтобы всем вокруг жилось столь же хорошо! Со временем создалась федерация из полусотни миров, и мы были её центром, но не военным, а научным и идеологическим. Однако не во всех мирах разделялись наши идеалы. Находились и те, кто решил создать свой союз. Пятьсот лет назад группа крупных корпораций из десяти миров основали финансовый центр, выбрав для этого почти не заселённый мир, жители которого имели несчастие открыть для себя способ межпространственного перехода второго типа, тем самым попав в их поле зрения. Этот центр быстро рос, все богатые компании основавших его миров стремились перенести туда свои головные конторы, а их владельцы обустраивали там свои огромные дворцы, на новой, чистой и тогда ещё необъятной земле. Разумеется, чтобы всё это нормально функционировало, потребовалось огромное количество обслуги. Население этого нового «центра мира» быстро росло, по сути он стал метрополией для десяти основавших его миров, но этого ему было недостаточно, он стремился подмять под себя и других. Наше противостояние было неизбежно. И мы, и они почти одновременно устанавливали координаты нового мира, как только начинали работать его врата, ведь обычно когда кто-то запускает врата впервые, то даже не задумывается об их безопасности. Мы спешили, чтобы предложить им помощь. Они спешили, чтобы их обмануть. Такое положение вещей длилось достаточно долго, но однажды они решили пойти гораздо дальше и неожиданно, нанесли по нам военный удар, который мы, к сожалению, не смогли вовремя предугадать. Наш мир оказался в руинах, а они очень скоро стали доминировать над всеми. Поскольку после поражения на нас были наложены многочисленные ограничения, мы до сих пор не достигли прежнего уровня развития. Ни о каком равноправии теперь нет и речи. Они контролируют систему врат, а тот, кто контролирует врата, тот контролирует всё. Они не дают развиваться новым мирам. Им удобнее иметь дело с отсталыми. Засекая новый мир, они, если есть возможность устраивают всё таким образом, чтобы межмировые переходы оставались там тайной для большинства населения. Потому за последние двести лет, число «открытых» миров пополнилось лишь пятью новыми членами.
«Представилась возможность, и я уехала, — думала Клои, приближаясь к концу своего пути, — уехала и жила «там». Веселилась и строила карьеру, все мои мысли были никак не связаны с Родиной. Назвалась Алисой. Изредка писала домой письма. Последнее написала примерно год назад. — Она оборвала свой внутренний монолог, чтобы перенаправить мысли на поиски оправдания, — но ведь не одна же я такая, в конце-то концов!» — однако эта тривиальная мысль, разумеется, не принесла ей успокоения, скорее даже напротив сделалось ещё хуже. «Так можно ли назвать меня предателем?» — Мысли Клои стали совсем уж тяжёлыми. Она шла вся погружённая в них, не замечая ничего вокруг. Родной город? Ей было неловко смотреть на его улицы, как нашкодившему ребёнку бывает неловко смотреть в глаза матери. — Да, ты предатель! — Сурово произнёс вдруг чей-то голос совсем рядом. Клои вздрогнула. Перед ней стоял высокий незнакомец в строгой одежде. Их взгляды встретились. — Ты просто жалкое ничтожество, — произнёс незнакомец резким и безапелляционным тоном. «Я жалкое ничтожество, — отозвалось эхом у неё в душе, — я просто омерзительна». В этот момент она вдруг поняла, что в задумчивости забрела куда-то не туда, улица, на которой она находилась, была ей не знакома. Незнакомая улица, незнакомый человек словно прочитавший её мысли. Клои пыталась прийти в себя, выйти из того странного заторможенного состояния в котором пребывала в последние минуты, понять что происходит. Внезапно это ей удалось. Она всё вспомнила, и тот день, когда ей стало плохо после прочтения дневника Клише, и неожиданный отчаянный стук в дверь, и то как она, пребывая ещё в смятении, пошла её открывать даже не поинтересовавшись, кто там стоит, и всё что случилось с ней потом. Она выпрямилась и расправила плечи, терзавшие её сомнения улетучились, сменившись слегка обречённой решимостью. — Настало время исполнить наконец свой долг перед родиной и заслужить прощение, — снова обратился к ней тот, кто более не казался ей незнакомым. — Готова ли ты? — Готова! — тихим, но уверенным голосом ответила Клои. «Наконец-то!» — радостно отозвалось у неё в душе.
Стоял погожий летний день, плавно перетекавший в вечер. Огромные кучевые облака неспеша плыли в лазури необъятного неба. Клои шла за незнакомцем по руинам древней столицы своей родины. Сложно поверить, что когда-то здесь, где сейчас повсюду до горизонта покоились поросшие травой и дикими цветами камни, изредка сменявшиеся значительными валунами и ещё реже торчащими непреступными скалами, жил многоуровневый шумный город, в разы больше и несравненно красивее любого мегаполиса Центра.
"Разрушенная столица разрушенного мира, и ты, Клои, идёшь за неизвестным человеком в неизвестность с такой готовностью, - подумала девушка, испытав дежавю, и усмехнулась про себя. - Ничего нового - обычные будни журналистки!"
Запах лета и мысли об архаичном ненадолго заполнили все её мысли. Но лишь ненадолго.
"Не переживай, этому городу не вечно лежать забытым и безлюдным, - мужчина, не обернувшись и даже не замедлив шаг, вновь беспрепятственно проник в её сознание. - Пока мы идём, я объясню тебе суть происходящего, чтобы не тратить время в дальнейшем..."
Незнакомец сделал небольшую паузу, и Клои сконцентрировалась, дабы как можно внимательнее слушать голос в своей голове.
"Есть необнаруженный мир, жители Центра назвали бы его отсталым. Как и в остальных мирах, всё живое в нём ведёт постоянную борьбу за существование. Отличие в том, что гонка роста потенциала к выживанию там многократно превышает по таковым показателям любую другую известную биосистему. Иными словами, населяющие этот сверхмир существа неимоверно сильнее, умнее, ловчее, могущественней и обладают способностями, по сравнению с которыми технологии Центра громоздкие и непродуктивные. Среди них зафиксированы такие умения, как телекинез, телепатия, мгновенная телепортация, мгновенное преобразование энергии и другие."
Девушка насторожилась. Незнакомец только что явно описал себя и... Клише! Его способности! Его записи! Кто он?! Клои испуганно посмотрела на спутника. Интерес и страх перемешались в интригующий коктейль мыслечувств.
"Думаю, если бы меня хотели убить, то уже убили бы," - это несколько успокоило её , и она снова сосредоточилась на чужом монологе у себя в сознании, чтобы ничего не упустить. Мужчина выждал время, будто из вежливости, и продолжил:
"Развитый социум эти существа так и не построили, поэтому о технологии межмирового перехода не может быть и речи. Однако побочным продуктом сверхэволюции стала возможность некоторых из них являться жителям других миров во снах и видениях. Это длилось несколько десятилетий, странные кошмары вспыхивали то там, то здесь. И вот, около четырёх лет назад, населению твоей родины удалось расшифровать послания и установить постоянный контакт с ними, не привлекая лишнего внимания. Наблюдатели от Центра не придавали этому значения, ведь дрёмы никак не связаны с увеличением производства оружия или экстремистской деятельностью. Помимо ненадежной связи было необходимо осуществить перенос для дальнейшего развития взаимовыгодных отношений. Построить межпространственный тоннель, как ты понимаешь, не удастся. Во-первых, об этом сразу узнает Центр и незамедлительно вышлет карательные войска. Во-вторых, без соответствующей технологии у сверхмира определить их координаты по одним лишь снам на данный момент не представляется возможным. Но способ некачественного, частичного переноса всё таки был найден."
Неожиданно у одной из скал они свернули. С другой стороны каменной глыбы, у самого её основания, был едва различимый лаз диаметром не больше метра. Он вёл куда-то вниз, теряясь в темноте. Незнакомец протянул руку за ближайший валун и вытащил пошарпанный налобный фонарь. Передав фонарь Клои, мужчина полез первым, казалось, его совсем не беспокоил строгий костюм. Девушка, стараясь не медлить, закрепила устройство на голове и включила. Выдох. Она отправилась вслед за неизвестным в неизведанное. Мгновение, и тьма над ней сомкнулась, словно никто и не тревожил.
***
Вертикальный колодец был, скорее всего, естественного происхождения. Свет от фонаря почти не помогал, так как посмотреть под ноги удавалось редко, и ботинок каждый раз наугад нащупывал очередной выступ. Спускались они около получаса. Дважды Клои была близка к приступу клаустрофобии. Девушка периодически останавливалась, чтобы передохнуть в небольших гротах. В такие моменты незнакомец учтиво прекращал движение и ждал её прямо посреди пещеры. Наконец ступня обнаружила ровную горизонтальную поверхность. Обернувшись, Клои увидела, что лаз, резко оборвавшись, перешёл в винтовую лестницу, которая уходила ещё ниже.
Здесь, на спуске по ступеням, голос, который девушка уже начинала путать с внутренним, продолжил вещать в голове:
"Пока правительство Центра вслепую делает попытки, не понимая с чем связалось и принося в жертву кровавых экспериментов тысячи, если не десятки тысяч человек; местные научились делать неполный перенос существ стабильно и эффективно. Для проведения ритуала необходимо два человека: один является энергией, другой - телом. Задача первого состоит в соблюдении всех правил обряда и передачи жизненной энергии с последующей смертью. Что-то приходит в этот мир, что-то уходит."
Лестница вышла в широкий коридор, стены которого были украшены барельефами. Мужчина замедлил шаг, дав возможность Клое рассмотреть их внимательнее. Камень сохранил память столетий процветания и господства её родного мира, столетий гармонии, изобилия, просвещения и справедливости. Они шли дальше.
"Второй же есть вместилище. Его сознание переплетается с сознанием существа, формируя нечто новое и даруя носителю часть возможностей обоих, - вдалеке, в самом конце коридора, виднелось сияние. - Ритуалы проводятся на добровольных началах. Принуждение, как выяснилось опытным путём, приводит к непрогнозируемым последствиям: от смерти всех участников обряда, до крайне агрессивного и невменяемого поведения перенесенного. Прежде чем такого нейтрализуют, он обычно успеет разрушить половину района, покромсав жителей на куски."
Слабый огонёк с приближением гостей вытянулся в тонкую полоску. Это была массивная дверь, которая скрывала за собой источник странного свечения. Незнакомец остановился и впервые посмотрел на Клои. Девушку охватила паника: руки дрожали, дыхание прерывалось. Вдох через нос. Пауза. Выдох через рот. Повтор. Прежде чем задать вопрос ей необходимо было успокоиться. Вдох через нос. Пауза. Выдох через рот. Не помогало.
"Ты хочешь узнать, где мы и что там? Или же ты хочешь узнать, зачем всё это понадобилось твоей родине, не так ли? - прочитал мужчина ещё не собравшиеся воедино мысли девушки. - Где-то в глубине твоего сознания уже давным давно готов ответ на один из вопросов, я это чувствую. Ты появилась на свет и выросла здесь. Тебе рассказывали дома, в школе и в университете историю твоего мира: рассказывали о достижениях и идиллии прошлого, рассказывали о добродетели, которую он открыто нёс другим, рассказывали о соперничестве с Центром, рассказывали об ужасной трагедии и рассказывали о дальнейшем упадке... Ты недовольна современным устройством гнилого Центра. Все вы, жители мира-экс-лидера, хотя и в разной степени, желаете лишь одного.
А в это же время, когда Клои уже отправилась в свой родной мир, то в славном стольном граде Омегаполисе смеркалось. Всё железобетонное пристанище Отца механического и единого накрыло одеялом холодного осеннего багрянца. Чувствовалась неприятная прохлада ливней, что так беспокоили каменные плиты героического города-Центра и асфальт первого качества на его дорогах. На улицах всё тот же знойный дорожный шум автомобилей и по бокам стук от туфель многочисленных клерков, кассиров, менеджеров и прочих работников низшего умственного труда, коих в это время суток можно увидеть повсюду от грязного клозета у пустыря и до небрежно вычищенного бордюра у автобусной остановки. Весь этот интеллектуальный пролетариат третьего и четвёртого сорта возвращались в свои норы, а кое-кто даже в личную конуру из красного или белого кирпича на окраине города. В этот предсумеречный час от здания к зданию дул такой свирепый ветер, что мог бы срывать с поверхности невнимательных пешеходов и уносить тех несчастных за собой прочь… только вот напрасно: рьяная буря оказалась бессильна против громил с хризолитовыми ногами и с сотней голов на плечах. Лишь остаётся ему беспомощно стучать по трубам, окнам и стенам, будто ярый зверь в капкане, лишь бы заметил его торопливый люд.
Вот в один из немногочисленных парков вошли две на первый взгляд обыкновенные тени. Редкий фонарь освещал его. Тени чуть ли не слились воедино с ночным мраком. Ветер тут же умолк. Сквозь плотный барьер из туч с трудом пробивался слабый лунный луч. Всего лишь человеческие тени. Нечистые силы за их спинами. Чёрная-чёрная злоба кровью вскипела в их сердцах. Что-то нечеловеческое объяло этот парк.
Вытянутая тень: Ну что, как твои успехи? Тень поменьше: Наш смешной подопечный (приставил кулак ко рту) всё ещё не высказывает согласия сотрудничать и не проявляет к нам доверия, но это нормально для такого блудного сына как он. Вытянутая тень: Всё верно, мой малыш Дио (уголки улыбки заострились), пока что всё идёт по нашему плану, не переживай (положил руки в карман).
Один из фонарей, что находился неподалёку, резко потух.
Тень поменьше (с раздражением в голосе): Почему это вы с таким пренебрежением говорите обо мне?! Аж мерзко стало… (дальше стал суетно махать руками) Вытянутая тень (перебивая): Помню-помню, хоть ты ещё желторотый малец, но уже очень прыткий и умелый. Никто до тебя в нашем огненном мире не делал такой головокружительной карьеры как ты, что выбился ко мне в партнёры в таком юном возрасте. Похвально! (После вынимает зажигалку и красно-белую пачку) Могу лишь сравнить тебя с одним давним знакомым. Тот из грязи выбился в императоры (зажигает сигару)… да и был таким же низкорослым, как и ты. Французским, если память моя не подводит. Какое совпадение, не замечаешь? (сузил глаза и наклонил голову) Тень поменьше (с прежним презрением): Завязывай разговаривать с таким пренебрежением и нигилизмом о таких серьёзных вещах! Ведь всё же (принимает горделивую позу) меня можно назвать венцом творения! Вытянутая тень (посмеиваясь за спиной у товарища): Но надо ж как-то убить время за разговором, венец, покуда не придём на место встречи. (Вынимает сигару) Иначе (пускает серо-белый дымок в ночь) так и помереть (зевает, прикрываясь рукой) недалеко (тушит сигару одним движением пальцев).
Из туч выглядывает золотой глаз луны. Тучи тут же растворились в мрачной наготе неба.
Тень поменьше (тычет пальцем и выкрикивает): А вот и он! Широкая тень (внезапно появившись напротив двух других теней): Доброй ночи, уважаемые! Решил пойти к вам вперёд, чтоб избавить и себя, и вас от томительного ожидания, а время всё-таки (цинично) — деньги (что-то пальцами перебрал в кармане). Вытянутая тень (в сторону): Такая скупость неудивительно для человека из властей. (обращаясь к Широкой тени) Нам нужно этот мир встряхнуть и перевернуть с ног на голову! Широкая тень: Это верно, но успеем мы, ещё не вечер. Зря вы (растягивает каждый слог будто нараспев), столь достопочтенный в прошлом чёрт так грубо и легкомысленно раскрыли своё прикрытие, тем самым (нахмурив лоб), поставили себя в столь неловкое положение. Ну да ладно (разводит руками) это даже нам в пользу, что вызвали такой переполох в Центре. Тень поменьше: Уж вы, не знаю как там вас, пузатый господин, но вы всё ещё искусно отыгрываете свою роль (фамильярно) громадной шишки в правительстве, буквально наслаждаетесь браздами власти и одарены благою милостью Отца (в сторону) будь тот неладен. Широкая тень (высокомерным тоном): Ошибаешься, юнец! Возжелав абсолютной власти, я отбросил в себе человеческое (в его глазах будто заблестели червонцы) и уподобился вам. Я не был рождён в вашем вымышленном мире. Тень поменьше (яростно): Не смей так!.. Вытянутая тень (одёргивает меньшую): Потише! наш друг прав. Мы всего лишь порождение человеческой глупости и легкомыслия. Из уст уста, из поколения в поколения передавались дикие и бессмысленные сказки о Боге, о Сатане, о рае и аде, об ангелах и чёртах, о чудесах и о призраках, что тешили ограниченные умы. Своё любопытство, которое порождается в человеческом сердце от его же глупости, они удовлетворяют сочинением всяких вымышленных историй. В то же время сами того не подозревают, что своей фантазией породили всё это: и светлые сущности, и нечисть. Сверхъестественное может существовать лишь тогда, когда в неё верят, когда о ней слагают предания. А когда о ней больше не говорят и не верят в потусторонние силы, то те пропадают в небытие. Нас не должно вовсе существовать, будем справедливы. Да и нынешние события настольно абсурдны (в сторону хихикнул). Было гораздо лучше, если б люди отбросили мифы в прошлом и следовали за своим разумом. Однако человечество настолько в своей глупости безумно, что не только всячески возносит его в ранг идеала, но и породило собственную гибель. В нашем (проступает острая улыбка), разумеется лице. Широкая тень (дослушав до конца, поднимает ладонь): Довольно этой ерунды. Потом будешь поучать своего юнца. Вот, держите (достаёт бумагу из портфеля), это мне сегодня принесли на стол, как эти муравьи (злорадно посмеиваясь при блеске золотых зубов) пытаются вас выследить, посмейтесь с удовольствием и вы, прошу.
Отчёт от Эдварда Уильяма Бронса, директора 14-го транспортного отдела от 29 сентября Хх года: Наш отдел под так и не сумел выйти на след «поддельного Маркуса» и его возможных подельников. Обыск его номера в гостиной в элитном районе Центра также не принёс результатов — будто там вовсе и не обитал инспектор министерства Истины: ни мебели, ни вещей, ничего. Обнаружено в месте проживания одни лишь фантики и прочие обрывки бумаг, которые не представили интереса следствию. Значимых улик также не было обнаружено и в квартире журналистки Алисы (настоящее имя — Клои), с которой Маркус Хайнеман контактировал в течение нескольких месяцев до известного инцидента. Местонахождение Киллиана Дадье, который тоже общался с преступником, не удалось обнаружить, но нам удалось раздобыть дневник с его записями, который сейчас активно изучается криминалистами.
Широкая тень (басом) Как только я эту писанину прочёл (выкурил) я позвонил этим олухам в отдел и отдал приказ полностью прекратить следствие и передать расследование подконтрольному мной секретному правительственному ведомству. Эти мыши могли много лишнего вынюхать, нам надо в скором времени избавиться от них, пока они нас не раскрыли. Вытянутая тень (спокойно): Не волнуйтесь, в их штабе есть моя марионетка, по одному щелчку пальцев она выполнит любое моё поручение, всегда удобно иметь нечисть (оговорился) козырь в рукаве. Тень поменьше: Между прочем, это моя… Вытянутая тень (рассерженно): Помалкивай в серьёзном разговоре, когда не просят. Мы все признательны твоей работе, но всему своё время. Эти двое: та девушка-инквизитор и тот парень из другого мира должны встретиться, и тогда город окрасится в багровые тона! А затем уже и сможем выбрать себе по миру, какой только захотим (потирает руки, будто умывает их).
Затем все три тени разошлись и пропали. Осталась лишь глухая ночная тишина и очаровательная луна, что до этого наблюдала за беседой. На мгновение показалось, что она показала свою жуткую широкую улыбку, а из её глаз посыпались искры, ещё чуть-чуть и та б раскатилась долгим красным смехом.
Протяжный, резкий лязг чего-то большого и металлического проскрежетал за спиной ржавым гвоздём, оставляя после себя уродливые зазубрины звуков. Вырванный из глубокой задумчивости, он вздрогнул, скорее непроизвольно, чем действительно чего-то пугаясь. Вздрагивать от громких звуков – это стало привычкой, уютной личиной, в которой он провёл последние месяцы своей жизни. Тихой и беспечной. А что было до этого? Он не знал. Не мог знать. Но ощущал? – На границе сознания, где рождаются и умирают мысли, младенец, задушенный пуповиной, пронзительным шепотом прокричал слово, ставшее и его первым плачем, и последним воплем. – "Пустота...!"
– П..у..с..т..о..т..а – слово нехотя прозвучало в воздухе, тут же заглушаясь и пропадая без остатка.
Он тряхнул головой. Полузнакомое ощущение вертелось на грани узнавания, но всякий раз, когда он пытался его схватить..осознать, понять, оно таяло, чтобы затем возникнуть вновь. Оно манило надеждой, сводило с ума, и оставляло лишь пустоту. Как и он сам. Как и сама жизнь. В его мутных глазах отражалось ночное небо полное невыраженного страдания.
– ! ! ! – очередная серия щелчков и лязгов заставила его перевести взгляд на огромную дверь, засовом, которой служили две массивные стальные балки. С того момента, как этот мальч... существо перенесло его сюда, человек по имени Киллиан не предпринял ни единой попытки понять, где же он всё-таки оказался. Лунный свет, проходящий по системе зеркал и рассеянный стеклянным куполом, затмил его взор картинами иного мира, другой его стороны. Он видел в нём множество огней. Великое множество: яркие, тусклые, маленькие, светлые и тёмные, чёрные, большие, огромные и ужасающе огромные. А были и те, что он не видел, но ощущал, будто бы прореху в истончившейся вуали мироздания, за которой ничто. Картины становились все отчётливее. Он не мог думать ни о чем другом. Он был поглощён. Он был очарован.
Именно поэтому искать выход ему приходилось сейчас – за краткие мгновения до того, как преграда между ним и неизвестным(а значит и потенциально опасным), скрытым по другую её сторону, перестанет быть таковой.
Следующие секунды, пока скрежетание, разъежающихся в стороны балок ещё продолжалось, он судорожно вертел головой тщетно ища хоть какое-то укрытие. Прятаться было некуда и некогда. Как и бежать – впереди лежали старые развалины и дверь, ведущая в подземелье, готовая вот-вот открыться, позади зияла шумная пропасть обрыва, отделенная стеклянным куполом. Этот купол рассеивал лунный свет в воздухе, делая его почти осязаемым, из-за чего и ночью было светло, как днём. Последнее, как догадывался Киллиан было всего лишь побочным эффектом, который тем не менее напрочь лишал его возможности укрыться хотя бы в темноте. Засовы расходились все дальше, а он был заперт в этом хоть и прекрасном, но чуждом месте, наедине с неизвестностью.
К тому моменту, когда створки дверей, со скрипом подались вперёд, мужчина всё же был неестественно спокоен – лишь сжимал в кармане служебных брюк старый медальон. Этот медальон... Был ли он важен? Да. Но почему? Сломанная кукла Клише не помнила откуда он, человек по имени Киллиан не мог этого знать... Но было ещё что-то. То, чему ни память, ни знание были ни к чему. Оно всегда было рядом – не человек и даже не его подобие. Чудовище. Безымянный монстр. И, видно, пришло время ему вновь ступить на сцену.
Он приготовился. Он не помнил этого. Зато помнило его тело – каждая клеточка вздрагивала от ужаса в ожидании того, что случится дальше. Зазвучали шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Сейчас. Сейчас…
Над поросшими травой плитами показалась короткостриженная, светлая головка. Такая милая и такая знакомая. – Алиса! – напряжение, возникшее внутри и вот-вот готовое стать чем-то совсем иным, сменилось облегчением и радостью узнавания. – Как ты тут оказалась? Девушка полностью выбралась на поверхность и, взглянув на источник шума, молча двинулась вперед. Её глаза… Нет, это было не удивление. Скорее… Решимость.
Клои сделала еще несколько шагов по направлению своего старого знакомого и, резким движением вскинув руку, нажала на спусковой крючок. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Еще один. Киллиан, не Безымянный, рванулся в сторону, уходя от пуль, только затем, чтобы не иметь уже возможности избежать слепящего сгустка энергии, летящего со стороны подземелья. За секунду до столкновения нечто незримое, но вполне ощутимое исторгнулось из тела мужчины, принимая на себя удар, но и малой части жгучего импульса оказалось достаточно, чтобы швырнуть Киллиана прочь, будто игрушку.
Обожённый, оглушённый, расшибленный, но всё ещё живой, он провалился в беспамятство.
***
Над мегаполисом стояла ночь, свешивая на тоненькой ниточке, мрачный шарик луны. Сегодня ниточка была особенно тонка, а шарик светил особенно мрачно так, что даже электрический свет уличных фонарей окрасился зловещими тонами. Стояла ночь, было тихо и совсем пусто. Хотя нет, постойте…
По грязной, ломанной улочке города-колонии кто-то угрюмо брёл. Это был мальчик, лет десяти с половиной от роду, в пальтишке и берете серого цвета, который в тусклом свете фонарей казался гнилостным, бледно-зеленым. Горло его было обмотано чёрным шарфом, а руки покоились в такого же цвета перчатках. Он явно был чем-то очень расстроен. Случайному прохожему(которых тут не было и быть не могло в этот час) могло бы показаться, что мальчик просто загулялся с приятелями, и теперь дух его омрачает ожидание заслуженной трепки. За это и за разбитую перед уходом вазу. Однако, более искушённый взгляд непременно подметил бы некоторые странности, сразу бросающиеся в глаза – одет ребенок был несообразно своему возрасту. В таких одеждах спешат по утрам на работу самодовольные клерки, в такой же одежде ходит меж ними матерый убийца, и уж точно в такой одежде не станет гулять беззаботное дитя, лет десяти с половиной от роду. А уж если бы наш проницательный друг, случайно услышал какие ругательства и проклятия шипел себе под нос этот мальчишка, то у него не осталось бы ни капли сомнения в том, что что-то с этим парнем явно н е ч и с т о.
– Грязный, старый ублюдок! Как он смеет так себя вести?! – попавшая под ноги пивная банка с грохотом отлетела в стену – Ненавижууу!
– Он пожалеет об этом! Он пожалеет! Я заставлю его пожалеть! Ууууу! – оставшись в одиночестве, Дио наконец мог дать выход своему бешенству. Больше всего он не любил, когда им пренебрегали, а его дражайший напарник Маркус, каждый раз делал именно это. Всякий раз проклятая дылда намеренно над ним насмехалась, совершенно не пытаясь скрываться. И это бесило еще сильнее.
– Будто я ребенок какой?! Я! Не! Ребенок! – сгусток тёмной материи, сливающийся с ночью, разорвал на части ближайший фонарный столб. Напарник всегда напоминал ему фонарный столб своей долговязой фигурой, и сейчас это сходство было просто невыносимым. Ошмётки фонаря разлетелись в разные стороны, вызывая суету и переполох в близлежащих домах.
– «Плевать! Плевать! Плевать!» – эта гневная выходка отнюдь не принесла ему облегечения. Маркус узнает и об этом, и уж точно не упустит повода нагадить.
– «Сгхх... Эта тварь упомянет об этом в отчете. Обязательно упомянет» – ему стало стыдно за то, что не смог сдержаться. Нельзя чтобы его идеальная репутация пострадала – поганец Маркус этого и добивается.
Отрезвленный неудачей, Дио решил сразу же приступить к делам, чтобы в случае чего парировать козни Хайнемана, их идеальным выполнением. Сделав ещё несколько шагов, мальчик с негромким хлопком растворился в воздухе. Как раз вовремя, для того, чтобы оставить взбаламученных грохотом жителей колонии недоумевать о его причинах.
***
Податливая плоть мироздания с привычным хлопком разверзлась и исторгла его из себя. Податливая. Но лишь для тех, кто умеет с ней работать. Он умел. Более того он был в этом весьма хорош. И, пожалуй, лишь, благодаря, этим выдающимся способностям он всё ещё был жив.
Стоило Дио материализоваться там, где он не так давно оставил своего подопечного, как он тут же оказался мишенью для целого урагана вражеских атак. Слепящие белые вспышки пламени и холодные, голубоватые энергетические разряды раскурочили землю там, где всего секунду назад появился мальчик. И ещё метрах в пяти в диаметре.
Застигнутый врасплох Дио, уворчиваясь, потерял где-то свой любимый берет. И теперь его волосы цвета молочного чая рассыпались по лицу, а на голове, будто проступили едва заметные чёрные рожки. Ошметки земли и травы запятнали изысканное пальто. Он судорожно дышал и слегка дрожал. А глаза... В этих обычно холодно-насмешливых серых глазах плескались ужас и безумие.
– "Где он! Где этот чертов Киллиан!"– мысли в панике метались в голове временами срываясь на визг. – "Нет! Он не мог умереть... Он слишком важен!" – очередная порция хаотичных разрядов разорвалась на том месте, где он только что стоял. Но в этот раз увернуться от них не составило труда.
Этим атакам не хватало изощренности. Всё-таки те кто наносил их параллельно пытались уничтожить друг-друга и остаться при этом в живых.
Дио невидящим взглядом скользнул по фигурам окутанным снопами искр и взрывов. Одна из них в особой иссиня-черной инквизиторской форме поливала пространство голубоватыми зарядами энергии, другая в строгом, кожанном плаще отвечала вспышками слепящего пламени. Казалось они танцуют, совершая грациозные скачки, безукоризненные увороты, филигранные и скупые перемещения. Это и был танец – древнейший танец известный всему живому – танец смерти. А они... Любому идиоту хватило бы и беглого взгляда, чтобы понять, что перед ним выступают именитые артисты. Дио идиотом не был. Но сейчас, его куда больше волновало другое – где Киллиан.
– "Если он мёртв, мне конец. Маркус своего не упустит. И тогда..." – его взгляд наткнулся на лежащее поодаль безжизненное тело.
Дио захохотал. Сквозь привычные черты проступил пугающий силуэт, сотканный из самой чёрной тьмы.
Он захохотал. Он откинул свою человечность и ринулся в бой
По тёмному коридору освещённому люминесцентными лампами, по бокам которого стояли внушительного вида охранники и в конце этого помещения стоял Инквизитор, одним своим присутствием внушая страх. По коридору зашагал сгорбленный, худощавый человек, к которому по бокам были приставлены охранники. Они вошли предпоследнюю комнату данного коридора, что представляла собой не особо притязательную комнату 3 на 3. Внутри был лишь стол, за которым сидел мужчина довольно важного и недовольного вида, одетого в форму, больше напоминавшего своим телосложением шкаф, а также два стула.
Когда худощавый человек вошёл в комнату, охранники оставили его встав около дверей.
- Здравствуйте, товарищ Юнкерс, присаживайтесь. – сказал он, сняв фуражку указывая её на стул.
- Здравствуйте, а с чего вся эта суета, товарищ Шуман? Я думал мы, как обычно, тихо попьём чаек, да ещё и пятница, самое время передохнуть, а тут всех подняли.
- Опять вы, всё последним узнаете, да? Как вы всё ещё обеспечиваете безопасность здания Министерства раз узнаете всё последним?
- Не поверите, сам поражаюсь подобному недоразумению. – ответил он с легкой улыбкой.
- Ладно, поведаю вам, из-за чего у нас опять всполошились.
Шуман потянулся в карман своего пиджака, и достал оттуда потрепанную бумагу.
- Скажите мне, пожалуйста, вы видели этот символ ранее? – спросил Шуман, протягивая бумагу Юнкерсу.
На ней было изображено нечто, похоже на существо с множеством рук.
- Хм, нет. Не помню, чтобы видел его.
- Мы обнаружили этот символ в мире М-14. Видимо, он принадлежит некой древней цивилизации. Сказать более я не могу, тем более погружать вас в это я не собираюсь.
- Хорошо, но, опять же, зачем вы меня вызвали?
- Поразительно, но из этого же мира недавно бывшая в Министерстве журналистка Клои *****. Подозрительно то, что сразу же после допроса в Министерстве она уехала к себе на Родину, после чего бесследно исчезла. Пропала она, предположительно, неделю назад. С тех пор, люди в её мире пропадают по неведомой причине. По одному каждый день. Причём пропадают абсолютно бесследно, как будто по щелчку пальцев. Мы подозреваем, что она может быть в сговоре с какой-то крупной организацией или сектой.
- Я повторю свой вопрос: Зачем – вы – меня – позвали?
- Я подвожу к сути. У нас есть подозрения, что у нас может находится их крот, который может передавать сведения и ценную информацию данной организации. Тем более, скоро внеплановый съезд насчёт данной ситуации. Хотя, честно скажу, я считаю данную встряску необязательной и чересчур срочной.
- Да, кто их поймет то? Им всё что угодно в голову взбредёт, а нам всё за ними делать и убирать.
- Понимаю ваш гнев. Но, к чему я веду, собственно, из-за данных мероприятий, в данный момент, проводятся проверки в отделах и допросы отдельных личностей.
- Значит, вы собираетесь меня допросить?
- Да, вследствие чего, позвольте задать несколько вопросов: Не замечали ли вы подозрительных личностей в последнее время или же кто-то из ваших сотрудников вёл себя странно?
- Как-то неудобно на них наговаривать. Ну, что ж, если так подумать то...ничего особенного, вообщем-то и не было. Всё работает как часы, а среди подопечных никаких странных замашек я не замечал.
- Ладно, следующий вопрос: Как часто меняются смены, и сколько раз проводят обход по всему зданию?
- Смены меняются раз в 8 часов, обходы по всему зданию проводятся ночью в 10 после ухода большинства сотрудников и утром в 5 перед началом рабочего дня.
- Какие уязвимости существуют в здании?
- Хм, дайте подумать.
Комната ненадолго погрузилась в тишину, после чего Юнкерс продолжил:
- В здании, несмотря на большой объём, мало запасных выходов. Само здание состоит из 12 этажей. Каждый из них имеет два лифта, два эскалатора, а также два запасные лестничные пролёты на случай ЧП. Проблема в том, что большую часть времени они закрыты, из-за этого при необходимом случае, они могут быть просто заперты. Также имеется слабость в пятом этаже. А именно при закрытых конференциях или просмотре презентаций в главном зале, который больше похож на устройство театра. При начале совещаний или иных событий входы и выходы закрываются. Из-за этого при случае, если один из наших — предатель, то он легко может расправиться со всеми нами. Конечно, мы стараемся обеспечить полную безопасность процесса, но сами понимаете. Также, существует вероятность того, что через вентиляцию могут провести газовую атаку. Считаю, что нам стоит их проверить и, в случае чего, принять меры для предотвращения подобного случая. Начальство долго тянет с этой проблемой, но, уверен, в этот раз они решаться на модернизацию вентиляции. Думаю, нам стоит позаботиться об этих трёх проблемах.
- Хм, спасибо. Постараюсь сообщить о них начальству и вы, скорее всего, тоже с ними поговорите насчёт этого. – сказал Шуман, закончив записывать всё в свой блокнот. – Надеюсь, вам не стоит объяснять всю важность этого дела.
- Конечно, я всё понимаю. Постараюсь, всё урегулировать в ближайшее время. – сказал Юнкерс, вставая со стула и собираясь уходить.
- Удачи вам, товарищ Юнкерс.
- Эх, и вам товарищ Шуман.
***
Поздний пятничный вечер особо ничем, в плане погоды, не отличался. Разве что, тучи наконец стали понемногу расступаться, а дождь прекратился, вознамериваясь снова продолжить свой полив завтра. Очевидно, что в такое время в городских парках возникает вся чернь города, что пряталась в закромных уголках улочек и других непримечательных местах. Однако, сегодня было исключение. То ли от холода, то ли ещё от чего, парк пустовал, хоть и особых причин на это не было.
Неожиданно, в парк вошла одна сгорбленная тень, из-за слабого освещения и не большого количества фонарей, тень буквально почти сливалась с темнотой, но благодаря, на тот момент расступившимся тучам, Луна позволяла разделить тьму и саму тень. Сгорбившаяся тень, украдкой оглянулась по сторонам и присев на лавочку стала ждать. Столь же резко, сколь неожиданно появилась вытянутая тень. С её появлением над парком повисла тёмная атмосфера. Если сгорбленная тень была обычной, человеческой, то вытянутая отдавала некой нечистой силой.
- Не в твоей манере опаздывать, что-то случилось, не так ли? – начала сгорбленная тень.
- А ты всё также не теряешь в проницательности. Я рад, что хотя бы это на месте, а то в последнее время всё так резко меняется.
- Рад, что в этом ты не сомневаешься. Так что приключилось то?
- Дио пропал. – неожиданно сказала вытянутая тень.
- Как это пропал, позволите спросить?! Разве у вас не присутствует такая вещь, как телепатия, благодаря который, вы друг друга за версту чуете?
- Так-то оно так, но проблема в том, что у нас мы не можем предположить, куда он мог уйти. Даже если бы он перенёсся в своё пространство, я мог бы его ощутить, а тут, исчез.
- Надеюсь, у вас есть хоть какие-нибудь предположения, куда он мог пропасть. – крайне недовольным тоном произнесла сгорбленная тень.
- Конечно есть. Я думаю, что при перемещении на него напали в укромном уголке, но сказать кто это или выжил ли он, я определённо не могу. Очевидно, можно говорить одно: кто-то спутывает нам карты и пытается внести смуту.
- Вот твари, а!! Лично нашёл бы их, убил бы их!
- Понимаю, однако нельзя говорить наперёд. Возможно, они даже сильнее нас с тобой.
- Так – продолжила вытянутая тень. – У тебя ведь тоже есть что сказать не так ли. В Центре уже все в штаны от предстоящей угрозы наложили, а?
- Ага, стараются вычислить волков в своем стаде. Да вот, руки коротки и глаза давно замутнены, никак не могут никого вычислить, а уж с нашей 'большой шишкой' у них это и в помине не выйдет.
- Это хорошо, конечно, но не мог бы ты добавить деталей в свой рассказ, а не злорадствовать над ещё не пойманным медведем?
- Да вот, начали всё проверять и усиливать меры безопасности, со мной пообщались, других стали опрашивать, побаиваются они приближающейся опасности.
- Значит, наступил подходящий момент?
- Ага, уверен, я смогу провести ваших соратников, в назначенный день и ещё другие кроты в Центре подтянуться. Чёрт, как же давно я ждал этого момента, наконец-то пришло время расквитаться и свести все счёты.
- Поверь, я ждал этого момента не меньше, чем ты.
- Я и не сомневался. Даже без поддержки со стороны, я бы сам попытался совершить задуманное.
- Лучше придержи свои злость до того самого дня, чтобы пустить её в более полезное русло.
- Ты прав, иногда я не сдерживаю себя и закономерно нарываюсь. Думаю, нам стоит на это попрощаться.
- Ну что ж, ладно. Если появятся новые сведения, я тебе сообщу.
Тени разошлись в разные стороны. И парк, спустя некоторое время, покрыла тишина, а нечеловеческое естество отступило от этого места.
Гард пнул ногою обуглившуюся, едва узнаваемую голову Клои и громко заржал. Затем, прикуривая, он поставил эту самую ногу на грудь её обгоревшего трупа. — Забавно мистер Гарриман, забавно, вы не находите, — обратился он к стоявшему рядом руководителю карательного отряда. Выпустив струю густого дыма, и преодолев тремя прыжками расстояние до другого трупа, Гард пнул ещё одну голову и снова заржал что есть мочи. — Смотри, — снова обратился он к своему спутнику, — это кажись наш пришелец, недолго он тут у нас разгуливал, а?! Гард снова взорвался смехом. Гарриман поморщился, но промолчал. Он знал, что когда инспектор Гард нанюхается пыльцы блаженства его лучше не трогать. Да и вообще, с любым кто нанюхается этой дряни лучше не спорить и ни в коем случае не делать им замечаний, ибо состояние в котором они пребывают крайне нестабильно, и приподнятое настроение вмиг может смениться приступом ярости. Гард тем временем подошёл к очередному трупу. — А это у нас кто? Ты смотри-ка какая мелюзга! И при этом не прост чертяка, на вид ещё совсем пацанчик, а отбивался, будь здоров. Да это никак сам Дио! А-ха-ха-ха-ха, — снова залился смехом Гард. — Ты, поди, ж ты, какой счастливый день! Сколько их тута полегло. А это наш, — лицо Гарда помрачнело, когда он подошел к полуобугленному, в нескольких местах продырявленному боевому инквизитору. Впрочем, уже через пару секунд его губы задёргались. Было видно, что сохранять серьёзный вид ему сейчас крайне нелегко. Он поспешно встал, и быстрым шагом направился к следующему телу, чтобы разразиться очередным приступом хохота уже над ним. — А этот! Ну, ты посмотри, подстрекал, да сам попал! — Гард наклонился, чтобы подобрать оторванную голову того, кто ещё несколько часов назад, привёл Алису в это место. — Он любил игратся с чужими судьбами, — весёлость Гарда сменилась злорадством. — А теперь можно и с ним поиграться! Гард подкинул голову вверх, а потом, со всей силы залепил по ней ногою. — А-ха-ха-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха! — казалось, его смеху не будет конца. — Какие смешные трупы, мистер Гарриман! Нет, ну вы только посмотрите! — истерил Гард и его глаза всё сильнее наливались красным, — я таких смешных жмуров в жизни не видывал, а вы? Как обстоит с трупаками в карательном? А, старый вы шайтан! А-ха-ха-ха, — Гард в очередной раз залился смехом, а мистер Гарриман, тем временем, нащупывал под плащом излучатель, так, на всякий случай. Вокруг быстро холодало, погода резко портилась, подул холодный ветер, кусок неба, видимый сквозь пролом в потолке потемнел. Затем пошёл дождь. «Дождь, — удивлённо подумал спутник Гарда, — откуда здесь взяться дождю? Стоп, что это?» С неба вместо капель воды, прямо из тучи сыпались пятикопеечные монеты. Глаза Гарримана начали выражать испуганное недоумение, близкое к панике, Гарду же, казалось, всё было нипочём, он продолжался веселиться. Когда одна из монет пробила Гарриману голову, и из его лысины стремительно стал расти красный цветок, Гард начал тыкать в него пальцем и хвататься от смеха за живот. Внезапно раздался звук, которого жителям этого мира слышать, ещё не доводилось. Оба посмотрели в ту сторону, откуда он исходил, и увидели непонятно откуда взявшийся здесь старинный автомобиль, использовавший давно устаревший двигатель внутреннего сгорания. Они смотрели на этот раритет с глазами по пять рублей и явным напряжением, готовые немедленно расправиться с пришельцем, коли заметят в нём хоть какую-то опасность. Автомобиль, издав противный визг, затормозил. Из машины медленно, выбралось странное существо похожее разом и на птицу и на рептилию и на человеческую женщину. — Кто ты? — спросил Гард, едва подобрав свою отвисшую от увиденного челюсть. — Я, Бог, — ответило существо, — и знаете, что? Там, на верху, — оно подняло вверх палец с длиннющим когтем, — вами очень недовольны. — Бог? Какой ещё Бог? — Гард всё никак не мог прийти в себя после пыльцы. — Ананке, и я говорю, что всё это недопустимо, ибо ведёт к парадоксам которые могут разрушить Вселенную. Коготь существа, назвавшегося Богом, приковал к себе внимание, от него нельзя было оторвать взгляда. Сознание начало покидать Гарда и мистера Гарримана, а потом мир словно завертелся и всё исчезло.
Карл Рунге никак не мог вспомнить, куда и зачем он только что шёл. Что ж, это можно было списать на возраст, хотя ранее с ним такого ещё не случалось. Он опустил глаза и … А вот это уже никак нельзя было списать на прогрессирующее старение — его руки стали полупрозрачными. Он проморгался, но наваждение не исчезло. Его руки стремительно таяли. Опустив глаза ещё ниже, он понял, что не стоит на полу, а парит в воздухе, ибо его ступни уже полностью растворились в воздухе. Даже сквозь его живот просвечивала стена. — Нет! Не хочу! — попытался закричать Рунге, но не смог, ибо к этому моменту уже утратил и голос, поэтому его окончательное исчезновение происходило в полной тишине.
Парк был тих и спокоен. Собравшиеся недавно в одном из его укромных уголков странные тени так и не смогли начать свою беседу. Они были разорваны нетипичным для этих мест ветром, который возник из ничего, собрался в небольшой смерч и за полминуты закончил дело. Больше никаких странных теней не осталось, только самые банальные, известные каждому.
В одном из городских баров вновь происходил разговор троих людей. — Ладно. Это мелочи. Нам с тобой надо поговорить, засиделся ты без дела здесь, люди, которые пасут тебя, прямо сейчас стоят на пороге этого бара и с минуты на минуту придут, чтобы повязать нас с тобой, ведь я тут, знаешь, давно тебя жду и успел дел наделать. — Это ты устроил на окраине?! – вдруг Алиса подняла голос, на что обратили внимание некоторые посетили в зале, но мальчишка быстро окатил ее суровым взглядом, и она умолкла. — Орать не обязательно. Хотя раз ты так любишь привлекать к себе внимание, займи этого гада Гарда и его друзей. А нам пора. В этот момент что-то щёлкнуло в голове Клои. Только что она была готова покорно исполнять то, что ей сказали, как вдруг «чик» и от её покорности не осталось и следа. Она встала и направилась за Киллианом, которого, тащил за руку этот отвратительный молокосос. Она незаметно проследовала за ними через подсобку, через чёрный ход на улицу, где неустанно лил дождь. Увидев, как они проваливаются, во внезапно образовавшуюся дыру в пространстве она бросилась следом и успела в самый последний момент.
А где-то на другом конце омегополиса Футаба и Кацура в тишине смотрели друг на друга, впервые за долгое время, оставшись наедине. – Ты бы удивилась, Каттян, – Футаба первой нарушила тишину. – Ты бы очень удивилась, если б знала, насколько мне тебя не хватало…
— Нет, нет и ещё раз нет! Я больше не могу читать этот сущий бред! — закричал полный разъярённый мужчина в модном костюме и швырнул неровно сложенные листы в своего собеседника, что был помладше. — Но ч-чем же это не отличная идея для... н-нового фантастического фильма? — робко спросил младший, на вид ещё недавно был студентом. — Прежде всего, начнём с того, что это не сценарий, а не пойми что, — рявкнул владелец кабинета, а затем, прикурив, возобновил свою нравоучительную тираду: — Вот как мне прикажете это снимать, когда всё настолько разрозненно, насколько непонятно и, самое главное, настолько глупо выглядит. Намешали всё в кучу: бесов, компьютеров, инквизиторов, вампиров... Аж перечислять это мракобесие тошно. Каждое слово именитого режиссёра Тереховского — будто на вес золота. Его мнение в индустрии кино закрепилось как наиболее авторитетное и всеми почитаемое. Вот и не повезло только-только начинающемуся сценаристу Булгакову (не тот Булгаков, а совсем другой) начать свой творческий путь с такого провала. — Всё-таки вы, как вас там, Бурков что ли, пишете сценарий не для себя любимого, а для наших зрителей, продолжило почтительное лицо. — Думаете, это станет кто-то смотреть? Думает, что пипл это схавает? Что за наглость! Чёрт знает что написали, нет, вытерли свои листы соплями и принесли это мне. Думаете, мне делать нечего, как читать ваши каракули и порывы к шизофрении или что это вы мне показали?.. Дальше Тереховский так и не умолкал, причитая и унижая молодого коллегу. А бедный сценарист Булгаков уже перестал разбирать его слова; чуть ли не со слезами на глазах, подбирал разброшенные листы, выслушивая упрёки в его стороны. Со стороны это выглядело как самое обыкновенное людоедство или преследование инакомыслия. Как же это несправедливо и как же это подло — причинять такую боль. С такими печальными выводами покинуло кабинет юное тело сценариста, еле переплетая ногами.
***
Что есть истина, а что — заблуждение? Что действительность, а что иллюзия? Что такое явь, а что такое сон? Где между ними грань, позволяющая их различать. Пробуждение. Точно. То чувство, когда открываешь глаза и подымаешься на ноги — когда перестаёшь находиться в опьяняющем экстазе и возвращаешься в ту действительность, которая лишь магический покров иллюзии.
Расстроенный Булгаков возвращался домой с понурым и заплаканным лицом. Весь город полыхал пламенем из человеческих лиц, официальных костюмов и спешащих машин. Город как город, ничего нового. Серое пламя. Серое пепелище. И каждый в нём — искра, которая сжигает всё вокруг себя. И это мир, в котором все звуки и краски обратились в золу. Огорчённый юноша еле держал в руках настоящее сокровище — подлинную стихию. Его первый порыв искусства, свободного от любых ограничений, предрассудков и по-настоящему безумное, будто танец огня. Однако мысль о том, что на сегодняшний день такое никому не оказалось нужным толкала в самые тёмные глубины отчаяния. От таких нахлынувших мыслей Булгаков свернул не туда и направил свои неторопливые, почти безшумные шаги в сторону пустыря. Будто это был зов судьбы. Прямо посередине стоял незнакомец в чёрном плаще и в шляпе с широкими полями. На ладонях блестели кожаные перчатки. На лице горела улыбка, будто её высекли острым клинком. Этот зловещий незнакомец всем своим видом напоминал на некую вытянутую тень. — Меня зовут Маркус, — начал он и протянул свою руку в чёрной перчатке для рукопожатия. Дыхание мальчишки на пару секунд перехватило — тот Маркус? Но всё-таки поднёс к нему руку для приветствия. — Чудно, — радостно прошипела тень. — У меня для тебя кое-что есть в качестве утешения за столь дивную книгу. — Книгу, — переспросил уже изумлённый Булгаков. — Как? Вы уже читали? Но когда? Я только показывал своим друзьям, ну и, ещё и своему учителю. Да и то это не книга вовсе... Неудивительно, что его переполняли вопросы. — Неважно, как и почему прочитал, не задавайся вопросами, — ответил в лукавой манере Маркус. Затем он подошёл на пару шагов вперёд и тут распахнул плащ перед юношей. Изумлённый Булгаков посинел. Голова закружилась. Зрачки в глазах затуманились. Время остановило ход. В ушах заблеял козлиный хохот. Небо в миг затянулось тучами. «Что происходит?», — хотел было спросить молодой сценарист, но почему то не мог открыть рта.. Он был восхищён этим невероятным зрелищем разрушения, когда над небом летали ведьмы и бросали вниз чумных крыс под музыку "Полёта Валькирий". Как что-то острое вонзилось в его грудь. Юноша опустил глаза и увидел торчащий из его груди кинжал и Маркуса, который взрывался от смеха. — Прощай! — прошептал незнакомец и растворился в темноте.
***
Очнулся. Он распахнул глаза и тут же болезненно зажмурился, но жгучие гвозди красного света уже успели вонзиться в мозг. Невыносимая боль. Потребовалось некоторое время, чтобы оградить от неё сознание; нет разрывающие черепную коробку раскалённые стержни никуда не исчезли, но теперь он был способен их игнорировать. Приподнявшись на одной руке, он обвёл мутным взглядом, только-только, обретающее резкость окружение. Это титаническое усилие не принесло ровным счётом ничего - всё, что ему удалось разглядеть, это алый полумрак, который, казалось, пульсировал в такт конвульсиям измученного мозга. Предприняв ещё одно мучительное усилие, он не удержался от стона, но всё же смог подняться. Воспользовавшись этим, он во второй раз окинул взглядом место, в котором его застало столь неприятное пробуждение, и обнаружил себя стоящим в центре огромной пентаграммы. Что-то ему показалось знакомым в этом тёмном помещении и в его состоянии... словно он переживал это, но только в другом мире. Кто он такой? Как он появился? Но первым делом нужно как-то выбраться отсюда — только снаружи можно получить ответы на свои вопросы.
Что есть истина, а что — заблуждение? Что действительность, а что иллюзия? Что такое явь, а что такое сон? Где между ними грань, позволяющая их различать. Пробуждение. Точно. То чувство, когда открываешь глаза и подымаешься на ноги — когда перестаёшь находиться в опьяняющем экстазе и возвращаешься в ту действительность, которая лишь магический покров иллюзии. Только тогда, что было сном, а что же происходило наяву?..
800x566
Вместе с ощущениями возвращались и воспоминания; они кидались о трепещущее сознание шквальными волнами образов и чувств, мешаясь с причудливыми и ужасающими обрывками безумных картин. С каждой новой волной её выворачивало и выгибало в невообразимой корче, она кричала так, будто действительно умерла, а теперь рождалась вновь, мучительно исторгаясь из леденящей утробы небытия.
Очередной поток сумбурных воспоминаний вперемешку с бредом неистовой тяжестью вдавил голову в смятую белизну больничной койки. Бессильно содрогаясь в остаточных вибрациях последнего приступа, она задыхающейся тушей размазалась по всклоченной от судорог простыне, истекая слезами и потом. Но в тот самый момент, когда давление достигло своего апогея, будто бы в награду за перенесённые страдания, ей, наконец, удалось выцепить в этом сумасшедшем круговороте..своё имя...
Мышцы за эти бесконечные минуты, слипшиеся в единый комок спазма, понемногу расслаблялись, и в каждой их клеточке разливалась блаженная немота. Облегчение было таким желанным и всеобъемлющим, что лицо её непременно осветилось бы улыбкой абсолютного счастья, останься на это хоть толика энергии. В какой-то момент ей почудилось, что тело медленно распадается на отдельные атомы - она даже слышала их упругий звон от соударения с пляшущим полом...
Было это правдой или иллюзией доведенного до эйфории мозга, ответу суждено было остаться под завесой тайны; грядущий сон - в этот раз здоровый сон уставшего человека, издевательски разлагал на отдельные символы всякую новую мысль.
В угасающем сознании суетливо вертелся, не давая покоя, суматошно исчезая и возникая вновь, так дорого обошедшийся набор букв, обретающий цену и смысл только у неё в голове – "К•о•т•о•н•о•х•а" – Её имя.
— Её звали Котоноха Кацура. И раньше она была инквизитором.
***
За окном нарождался новый день. Первые лучи солнца падали сквозь провалы окон на гипнотический орнамент филаментарного волокна, которым были покрыты стены и полы госпиталя, на деле оказавшегося тюрьмой.
Кацура сидела на кровати бледная и осунувшаяся; не женщина – девочка, но, несмотря на болезненный вид и явную усталость, в её спину, будто разом, вогнали несгибаемую стальную балку.
Глаза ввалились и под ними набухали огромные синяки - последствия бессонных ночей, допросов и многочисленных безжалостных обследований каждое из которых могло стать последним.
Поначалу казалось, что это глаза сокрушенного жизнью человека, который до скончания дней не сумеет справиться с выпавшими на его долю несчастьями, однако, стоило лишь мгновением дольше задержать на них взгляд, как сквозь тусклую поволоку усталости проступала холодящая сердце сталь и спокойная уверенность человека, в руках эту сталь держащего.
Сегодня был последний день вынужденного заключения, Котоноха неподвижно сидела полностью погруженная в свои мысли, ожидая пока раскроется дверь в палату-камеру, и её, наконец, отпустят.
На пустом невозмутимом лице не отражалось ни единой эмоции - ни один даже самый опытный дознаватель, не смог бы сказать, что творится сейчас в этой аккуратной головке, а именно с такими ей и пришлось иметь дело.
Хотя снаружи, как сказала одна сердобольная медсестра, прошло чуть больше пары месяцев, юная и некогда наивная девушка заматерела так, словно подвергалась опасности на протяжении многих лет. Ей пришлось на собственном опыте прочувствовать незавидность участи всякой подопытной твари и иметь возможность рассказать об этом. Но не это было главным.
Реальной причиной этого состояния стало то, что ей довелось лицезреть крушение мира собственными глазами - в тот самый момент, когда ситуация вышла из под контроля, и это нечто, называть которое человеком у неё больше не поворачивался язык, начало действовать, их сознания соприкоснулись. Всего на миг. Но и этого было достаточно, чтобы едва не уничтожить разум. В это разрушительное мгновение ей предстали ужасающие видения того, во что люди давно уже отказались верить - холодящей бездны ада и твари, восседающей на троне - божества, древнего и алчущего.
И Кацура навсегда запечатлела в памяти всю БЕЗДНУ этого голода и всю ПУСТОТУ этой бездны.
А может, это вовсе не было видением, и она действительно там побывала? Совсем недолго, но и это сломало бы и убило многих из тех кого она знала и кто был ей дорог...Но всё же Кацура оказалась небезнадёжна - в ней был стержень, и был потенциал, и, неизбывным пожирающим жизнь пустоте и ужасу, она смогла противуставить собственную волю. И выжить.
Воздействие такого уровня не могло пройти бесследно - неловкая и пугливая, но живая девочка навсегда сгинула в провалах ЕГО пустых глаз, а на её место пришла нынешняя Кацура - бесстрашная, безжалостная и непоколебимая, живущая лишь в пределах своей фанатичной цели - спасти МИР от всего, что несёт в себе эта тварь.
Спасти от обращения в прах, от пронизывающего холода вакуума, и от бездушного взгляда акульих буркал тупо и безысходно алчущих пожрать всё сущее. Спасти от всего того, что видела она. Спасти всех. И главное...спасти ЕЁ! А ещё услышать её голос...
После этого сна, едва не ставшего вечным, многое из того, что до этого было скрыто, теперь стало ясным и понятным. И в первую очередь это касалось отношений с Футабой; Кацура полностью осознала свои чувства и то, что ради её спасения она не остановится не перед чем. Даже если придется примкнуть к убийцам. Что, впрочем, и было единственным способом вырваться из этой тюрьмы и иметь возможность бороться со злом. Бесчисленные испытания в полной мере раскрыли её проявившийся на пороге смерти потенциал, который глупо было игнорировать, и Кацуре предложили стать частью карательного отряда министерства Истины.
Хотя выбора как такового и не было - в случае отказа на церемонии погребения горела бы она, а не искусно сделанная синтетическая кукла-копия. Для того чтобы стать частью этой организации нужно умереть для всего остального мира. Это её не трогало, но она вовсе не собиралась умирать для Футабы, по крайней мере, не услышав напоследок звуков её голоса.
Деятельность этого подразделения была всегда овеяна мрачной славой, и мало кто доподлинно знал о его существовании. Слышала, кое-что о них и Кацура, не так много как хотелось бы, но…Поговаривали, будто каратели являются основным инструментом поддержания порядка, безотказным, вездесущим и безжалостным в отличие от исполнительных органов иных министерств. И что на совести членов карательных отрядов сотни и сотни кровавых расправ. Слухи слухами, но теперь уже почти став частью этой организации Котоноха имела основания полагать, что многие, если не все, из этих домыслов чистая правда.
Однако, как ни странно, это волновало ее едва ли не в последнюю очередь - если ради спасения любимой ей придется пролить кровь, то она готова умыться в ней с ног до головы. И не важно, будет это кровь невинных или виноватых - с недавнего времени она перестала быть хоть сколько-нибудь щепетильной в вопросах морали, предпочитая оставить муки совести философам и ораторам из культа Отца. А свободные от подобных терзаний ресурсы направить на кое-что куда более сейчас важное - установление контакта с семпай.
При этих мыслях, Котоноха ощутила лёгкое неудовлетворение. Ей хотелось называть Футабу совсем иначе – не по фамилии и не по условному старшинству - она хотела объять мыслями её прекрасное имя, хотела выжечь его на подкорке мозга, чтобы больше никогда уже не потерять.
Нежная улыбка смягчила жесткое сосредоточенное выражение, черты потеряли резкость, будто сквозь ужас, боль и страдание на мир снова бросала робкий взгляд ТА наивная девчушка. Дрожащим, хриплым от волнения и длительного молчания голосом она тихо проговорила:
– А..о..й…– самое важное на свете имя. – И уже громче и уверенней, - Аой-тян!
Совершив эту бессмысленную милую глупость Кацура снова заулыбалась; на душе было так легко и так радостно! Ей было так хорошо! Как жаль, что это чувство уже успело стать таким болезненным и непривычным.
Но было вместе с этим и то, что лишало её спокойствия, мешало сосредоточиться и просто выводило из себя - противная рожа ублюдка Бронса, всплывавшая всякий раз, стоило ей подумать о Футабе, и похотливые взгляды, которыми он будто пальцами проходился по её точёной фигуре. Мерзавец был осторожен и действовал исподтишка, так что Аой-тян едва ли о чём-то догадывалась, тем очевиднее была необходимость скорейшего действия.
Кацура помнила всё, помнила каждый раз, когда это грязное животное пожирало глазами...Видела, как наяву эти изящные бёдра, эти небольшие но упругие холмики грудей, слегка припухшие губы...
Незаметно для себя, утонув в этих образах, Кацура залилась краской, глаза ее метали молнии, пальцы с хрустом вонзились в холодную бледность миниатюрных ладоней, костяшки на них напряглись и побелели. Уильям Бронс был бы в высшей степени ошарашен обнаружить свою некогда робкую и прячущую глаза подчинённую в таком виде. Впрочем, попадись он ей сейчас, Котоноха непременно позаботилась бы о том, чтобы личина удивления раз и навсегда сменилась гримасой неподдельного ужаса. На мгновенье она даже представила, как погружает большие пальцы рук прямо в тесные провалы глазниц..Как орет и извивается его тело.
Крохотные кулачки разжались, по ладоням вниз побежали резвые струйки, губы исказила безумная ухмылка, а глаза, уставленные в изъеденную орнаментом стену, объялись мрачным пламенем мстительного наслаждения. Будто свирепая, но прекрасная сирена сошла сейчас с потускневших поверхностей фресок. Сошла и преобразилась, став ещё беспощаднее и красивей, обретя новую жизнь в теле этой хрупкой девушки, чтобы как встарь, сеять кровавую смерть, под восторженные песни жертв.
@Kitsune74,@The_Cold_Corpse,@シベリアンウルトラナショナリスト,@Amaert,@The_Cold_CorpseПосле той проваленной операции вся жизнь девушки пошла наперекосяк. Как и следовало ожидать, одной лишь выволочкой у Бронса дело не ограничилось, пришлось писать кучу рапортов и объяснений, но это было ещё не самое страшное – да, у всех время от времени случались проколы в работе, и у неё тоже. Уж к чему, а к этому сотрудникам отдела не привыкать. Гораздо хуже было то, что Футаба так и не получила новую напарницу. Каждый раз, когда она напоминала об этом Бронсу, директор неизменно объяснял это кадровым кризисом, но при этом так старательно отводил глаза, что в конце концов она поняла – её фактически списали в утиль, и напарницы у неё никогда не будет.
Всё это, если вдуматься, представлялось по меньшей мере странным. Футаба ничего не нарушала – ни общегосударственных законов, ни внутренних инструкций отдела, ни предписаний Министерства Истины. Будь иначе, она бы уже на следующий день вылетела со службы, как пробка от шампанского. А может, сыграло свою роль то, что уже вторая её напарница погибает в ходе операции? Суеверия в отделе были не в чести, но кто знает, кто знает…
Так или иначе, работать в поле в одиночку было невозможно, и на Футабу спихнули всю бумажную работу, какая только нашлась в отделе. Рапорты, отчёты, справки – всё это следовало учесть, приобщить и каталогизировать, часть внести в компьютерную базу данных, а остальное разместить на стеллажах подземного хранилища. Информация, считавшаяся секретной, ни в коем случае не должна была попасть в компьютер – такой порядок здесь царил всегда, и за несколько лет службы Футаба так и не смогла понять, с чем это связано. Впрочем, она даже не стремилась забивать себе этим голову. В её родном мире компьютеров не было, и все прекрасно обходились без них.
Девушка вновь зевнула и поняла, что сейчас заснёт, если не выпьет чая. Маленький чайник и две чашки остались ей от матери, она никогда с ними не расставалась, и это, кажется, тоже вызывало скрытые насмешки коллег. Ну и ладно, она давно научилась не обращать на это внимания. Зато Кацура всегда была готова составить ей компанию – ещё при первом знакомстве они выяснили, что обе родом из Канто и очень быстро нашли общий язык.
Кацура, Котоноха-тян… Стоило лишь взять в руки чашку, и сразу в голову полезли непрошеные мысли. Да, они нашли общий язык, а по-настоящему подружиться так и не успели, и почему-то именно это печалило Футабу сильнее всего. А ещё она по-прежнему не могла забыть про тот давнишний звонок. С тех пор минуло два месяца, Кацура больше не пыталась выйти на связь, однако в глубине души Футаба продолжала верить, что эта юная девочка до сих пор жива. Кремация кремацией, но ведь и тот разговор не сбросишь со счетов… А в том, что на другом конце была именно Кацура, сомневаться не приходилось. Ну в самом деле, кто ещё мог знать ту смешную историю из детства, которой Футаба однажды поделилась с напарницей вот так же за чашкой чая?
Подумать только, ведь эта девчонка частенько её раздражала – и своей неуклюжестью, и нелепым обожанием, и манерой постоянно краснеть по делу и без дела… А теперь её нет, и на душе пустота. Последнее время Футаба даже стала ловить себя на мысли, что радуется своему вынужденному одиночеству. Вряд ли она теперь сработается с кем-то родом не из Империи Фусо, а соотечественника встретишь так редко! Гораздо чаще попадаются такие, как тот отвратительный тип из Министерства… как там его, Кохара, кажется? Японец только с виду, а в душе самый настоящий гайдзин, да ещё и гнилой насквозь.
Помотав головой, чтобы отогнать грустные воспоминания, Футаба вернулась за рабочий стол, поставила рядом горячую чашку. Бумаги оставались всё такими же скучными, но работа теперь пошла чуть повеселее, и девушка неожиданно задумалась о том, что скучной вся эта гора отчётов кажется только ей. Немудрено – для неё это обычная рутина, то, с чем ей приходилось иметь дело каждый день по долгу службы. А ведь любой журналист полжизни бы отдал за то, чтобы взглянуть на такого рода бумаги хотя бы одним глазком. Эта внезапная мысль развеселила Футабу, и она даже еле заметно улыбнулась, опустив голову – как будто кто-то мог сейчас её увидеть. Но это была лишь мысль, не более. Как бы тяжело ей ни приходилось, честь инквизитора всегда при ней, и никогда она не станет сливать служебные секреты на сторону.
Вновь в глазах зарябили знакомые словосочетания – «эффект Бернкастель», «флуктуационные показатели лямбда и дельта», «код Зепар»… Ох уж эти технари и аналитики, никогда и слова в простоте не скажут! Футаба мельком взглянула на шапку документа – так и есть, доклад 5-й технической лаборатории, группа доктора Менгеле. Не сказать, что девушка так уж хорошо разбиралась в терминологии, но и ничего нового для неё здесь не было, всё это она когда-то прочувствовала на своей шкуре. Быть может, в этот доклад вложена крупица и её опыта. А поверху, разумеется, идёт красная полоса, она же гриф «Строго секретно, для служебного пользования»… Стоп.
В первое мгновение Футаба не поверила своим глазам и решила, что обманулась в полумраке, при мерцающем свете монитора. Но никакой ошибки не было – документ украшала не красная полоса, а синяя. Совсем другой гриф и другая ответственность – «Совершенно секретно, только для руководства». Как вообще эта бумага попала сюда, в кучу унылых справок и запросов в хозслужбу? По ошибке? Или кто-то специально подложил её сюда?
В горле внезапно пересохло, и Футаба торопливо глотнула чай, едва не обжегшись. По должности ей такие бумаги видеть просто не полагалось, и если Бронс или кто-то ещё прознает, что она держала в руках документ с синей полосой, последствия могут быть самые непредсказуемые. Вплоть до того, что она… исчезнет. Возможно, так же, как исчезла Кацура.
Каждому уроженцу Фусо с детства известно, что любопытство погубило лису. И всё же Футаба помимо своей воли начала внимательнее вчитываться в ровные строки, словно надеясь отыскать там ответ на тот вопрос, который мучил её уже два месяца. Почти сразу в глаза бросилась фраза: «Таким образом, можно считать практически доказанным существование созданий, которым мы дали условное наименование «козлорогие». Есть основания считать, что эффект Бернкастель на них не распространяется или же распространяется в крайне малой степени, которую невозможно зафиксировать современными приборами.»
Козлорогие? Футаба совершенно точно никогда не слышала ничего подобного – ни в инквизиторских байках, ни тем более в официальных разговорах. Не может ли быть так, что то существо, которое они с Кацурой упустили… Да нет, что за ерунда! Там был самый обычный объект, она поклясться в этом готова. Может, чуть более сильный и ловкий, но и только.
Она торопливо перевернула страницу и вдруг сообразила, что в кармане плаща уже добрые полминуты пиликает её личный мобильник. Футабе почти никогда не звонили на этот номер – подруг у неё не было, а руководство предпочитало пользоваться служебным телефоном. Едва не опрокинув недопитый чай, она вскочила из-за стола и с третьей попытки выудила мобильник из кармана – руки почему-то стали дрожать. Номер, высветившийся на экране, был ей абсолютно не знаком.
Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в море, Футаба поднесла аппарат к уху и хрипло произнесла:
– Слушаю.
Ответом ей была тишина, нарушаемая лёгким потрескиванием, и спустя несколько секунд, показавшихся вечностью, раздался неуверенный голос:
– Аой… Аой-тян?
У Футабы перехватило горло. Так звала её только мать в далёком детстве, а сейчас не называл никто. И, наверное, лишь один человек мог позволить себе такое… тот, кто всегда обращался к ней исключительно «сэмпай». А может, это сон? Может, она всё-таки не выдержала и заснула над нудными бумагами?
– Не молчи… пожалуйста.
Почти ничего не соображая, Футаба медленно села прямо на пол и привалилась спиной к стене. Почему так много событий в один день? И почему этот звонок раздался именно сегодня, когда в руки к ней попал документ с синей полосой? Но не это сейчас главное…
– Я не молчу, Каттян. Я просто боюсь проснуться. Где ты?
– Я… это неважно. Скажи, мы можем увидеться? Знаешь, на том месте, где мы всегда…
Футаба прикрыла глаза. Конечно, речь о том маленьком скверике, где они частенько обедали в погожие деньки.
– Конечно. Я буду примерно через час, прости, раньше не получится.
– Не страшно, я же всё понимаю, Аой-тян… ой… то есть сэмпай…
– Лучше зови меня по имени, – Футаба вдруг поняла, что улыбается, хотя по щекам её катились слёзы. – Я подумала, что так мне нравится больше.
@The_Cold_Corpse,@SergejVolkov,@Полезный Мусор,@AmaertЗвук мирного посапывания возле генератора сменился на стрекот молний и защелок. Дремавшую наладчицу настигло резкое пробуждение из-за характерного запаха дыма, поэтому ей не сразу удалось разобраться со своей инструментальной сумкой. Если считать главным девизом работы технического сотрудника "Эффективно и незаметно", то проблемы у девушки возникали лишь с повышенной шумностью. В зрительном же плане она была настолько непримечательной, что взгляд скользил по ней ничуть не медленнее, чем по прочим элементам интерьера. Единственное, за что можно было зацепиться — лакированный бейдж с тонкими буквами: "Ла...". Неразборчиво. Впрочем, девушка не сильно беспокоилась об идентификации своей персоны в кругах этого собрания. Хотя, казалось бы — почему?
Отвинтив заднюю крышку, наладчица проникла в нутро устройства и тут же подумала неприличное об организаторах заседания. Оказывается, сегодня Отец не высылал никакого информационного капсуля, но генератор к текущему моменту был настроен на его считывание. Затребованный усиленный ток проходил через пустой приемник, веселыми искорками напоминая наладчице о потенциальном штрафе за порчу оборудования. Не имея времени на перенастройку, девушка направила излишний ток в сливную пазуху половой магистрали, закрепив на ней конец передаточного кабеля. К сожалению, другой конец нуждался в ручном контроле из-за механизма вращения приемника.
Монотонное состыкование кабеля с напряженной поверхностью, как и любая монотонная работа, наталкивает на отвлеченные рассуждения. В такие моменты Ла-Неразборчиво чаще всего рассуждала о своем выборе жизненного пути. Мать с детства говорила ей: "Доча! Учеба ещё никого не сделала счастливее! Счастливыми людей делает активная социальная жизнь, раннее обретение каменной стены в лице мужа и периодические драки для поддержания тонуса". Говорилось это в других фразах, но непосредственный опыт рисовал именно такую картину. Такая картина девушке не нравилась. Ей больше приходились по душе виды сверкающих небоскребов, которые она наблюдала сквозь обветшалое окно своей захолустной комнатенки.
Со временем виды стали ближе. Получив какое-никакое образование и поднаторев в работе с техникой, девушка могла обслуживать переносные трансляторы Отцовской воли, в простонародье именуемые "товками". Чаще всего их использовали для связи Отца с широкими общественными массами на фабриках, мануфактурах и прочих установах подобного толка. Для наладчиков, которым было тяжело добираться на работу из дому, предоставлялось общежитие недалеко от центра, что на первых порах очень помогло юной сотруднице.
Но надолго там она не задержалась. Благодаря безукоризненной работе Ла-Неразборчиво получила повышение и открыла себе дорогу к более серьезной технике в более серьезных госструктурах. А более высокая зарплата позволила снять личную комнату в одной из городских квартир. На этом этапе карьеры большинство начинает всерьез задумываться о прочих сферах своей жизни, в частности о романтической и семейной. Ла-Неразборчиво была не из таких. Ей было достаточно беглого взгляда на членов текущего собрания, чтобы понять: это не тот уровень жизни, к которому она стремится. Казенная форма или потертые пиджаки — не та одежда, которую она хочет видеть; служебные рейсеры — не тот транспорт, на котором она хочет передвигаться; а окна домов, в которые по вечерам смотрят эти уставшие люди, находились слишком низко для того, чтобы их было видно сквозь обветшалое окно её бывшей захолустной комнатенки. Девушке хотелось большего. Но для начала нужно попасть на обслуживание собраний Высшего Совета. Нет, нет: сначала нужно хорошо зарекомендовать себя в обслуживании стационарных генераторов. Нет, это тоже чересчур глобально: сначала нужно дождаться, пока закончится время, отведенное на передачу данных, и можно будет наконец бросить этот чертов кабель.
Копошение наладчицы заинтересовало лишь двух участников собрания. Это были какие-то мелкие управленцы из Министерства Порядка, хотя по габаритам их можно было спутать с высшими чинами Министерства Достатка.
— Видишь? — пиджак в точку наклонился к подруге и кивнул в сторону генератора. — Разозлили мы Отца, теперь успокаивать надо.
— Да разве ж это Отец? — прозвучало из-под жиденьких усов, повернутых в сторону хромированного цилиндра. — Отросток какой-то. На палец разве что потянет.
— А хоть бы и палец! — шутливо взъелся Точка, следя, впрочем, не слишком ли громко он нарушает уставные и государственные правила. — Этот палец тебе как пригрозит — мигом шелковая станешь!
— Этот-то? Ох, боюсь, что не испугаюсь, — кокетничали Усы.
— Это ты здесь такая умная, при своей должности, — возразил Точка и перешел на заговорщицкий шепот, — на Высшем Совете так бы не поговорила. Здесь у нас почти что патефон с пластинками стоит, а у них кабеля напрямую идут, представляешь?
— Какие кабеля? Куда идут? — понимание диалога в сознании Усов почти сравнялось с уровнем понимания текущего доклада главы поставок.
— От Отца. В мозг, напрямую в мозг, представляешь? — возбужденно шептал Точка. — Я на их собраниях, конечно, не был, но вот у моего знакомого из Министерства Истины друг есть, который собственными ушами слышал. Даже подумать о таком страшно!
— Кабеля в мозг... Ох! Я-то думала, что все советники от умственного труда плешивые, — усы Усов затряслись от беззвучного хохота, — а это для удобства, оказывается? Чтобы кабель не путался?
— Ничего подобного! — внезапно выпалил молодчик неподалеку. — Там таких только часть. И вообще!..
Юноша был готов до последнего отстаивать честь советских шевелюр, но повисшая в зале тишина поубавила его уверенность.
— Что, простите? — оправился докладчик после секундной паузы. — Леви Ангерман, если я не ошибаюсь? Да, Вы правы — пока что только часть окружных собственников согласились принять новые условия оборота. Но ведь реструктуризация только началась, и она пойдет гораздо активнее, как только мы...
Глава поставок вернулся в прежнее русло и перевел взгляд от растерянного Леви к светлому корпорационному будущему. Усы и Точка недоверчиво покосились на нарушителя спокойствия и снизили децибелы своего разговора до неуловимых извне значений. Оставленный на попечительство своему стыду, помощник инспектора вжался в стул и приступил к внимательному изучению ближайшей части стола.
— Хорошо хоть, что на Высшем Совете ты не такой разговорчивый, — процедил сидящий рядом Кохара, не дрогнув ни единым мускулом своей закрытой позы.
Но вот кому действительно хотелось поговорить — так это Эдварду Уильяму Бронсу, расположившемуся где-то посредине своего министерско-порядочного сегмента. С коллегами обсуждать было нечего, темы докладов пока что не относились к его профилю работы, а самого директора 14 транспортного отдела не вызывали к трибуне с момента последней злополучной миссии. Один из самых приятных рабочих диалогов по этому поводу состоялся ровно за день перед собранием. Инспектор Гард, старый знакомый Бронса, не подвел его и на этот раз. В красках описав процесс недавнего продуктивного преследования за рюмкой чая, инспектор уверил товарища, что вопрос наконец закрыт. Безмерное удовольствие Бронса омрачало лишь то, что его отделу придется медленно и муторно добиваться прежнего расположения Министерства.
А хотелось бы сразу! Хотелось ворваться в кабинет главы транспорта и выкрикнуть: "Всё! Я справился! Вернее, не я, а мой знакомый из другого министерства, но тем не менее! Я исправляю свои ошибки. Более того, я эффективно исправляю свои ошибки, ведь без заинтересованного лица дело могло заглохнуть окончательно. А так объект доставлен с минимальными задержками. И кстати — не учитывая официальной смерти стажера и пары десятков жителей колонии (да их даже никто не считал толком, господи) — практически без жертв. Так что всё! Верните мне прежнее финансирование! Возобновите поставку кадров в мой отдел! И уберите наконец этот пренебрежительный оттенок во взгляде этого гребаного Кохары!". Представив, насколько глупо он будет выглядеть в глазах руководства с подобными заявлениями, Бронс ухмыльнулся и продолжил смиренно ждать доклада своего спасителя.
Единственным, кого интересовали все темы совещания, был Маркус Хайнеман — пронырливый инспектор Министерства Истины. Пока его коллеги, не то возгордившись, не то соблюдая конфиденциальность, ограничивали круг знакомых, он уверенно расширял свои социальные контакты. Правда, не забывая держать знакомых на безопасном расстоянии. Пока что наиболее любопытным для него был Киллиан Дадье — перемещенный со сверхъестественными способностями, обязанный Хайнеману множеством полезных услуг. К одной из них относилась передача данных насчет его поиска, который подробно обсуждали на прошлом собрании. И когда текущий заседатель вызвал к трибуне инспектора Гарда, объявив о поимке искомого объекта, Маркус осознал: дело принимает совсем уж интересный оборот.
@Полезный Мусор,@SergejVolkov,@シベリアンウルトラナショナリストОднако, есть у него и темная сторона: ради истины он готов расплатиться, чем угодно, даже самыми аморальными средствами. С какой-то стати, он решил, что в смерти его матери и пропаже его отца, виноваты люди из Министерства. С тех пор, как его родители пропали, он начал метить сюда. Он вполне мог отдать человеческую жизнь за равноценную тому плату.
Тут, наверное, стоит представиться. Звать меня Карл Рунге. Служил государству, в Министерстве Истины верой и правдой более 30 лет и недавно вышел в отставку. Знаком с Хайнеманом вот уже 10 лет. Благодаря средствам, накопленным за время работы в Министерстве и финансовой (и не только) помощи Хайнемана, смог открыть небольшой бар на окраине города, за что ему благодарен.
Ничего особенного, рассказать о себе, я не могу. Жил в благополучной семье, мать была неплохим хирургом, спасающей жизни, а отец был служителем правопорядка. В школе особо не выделялся, но все подмечали моё трудолюбие, из-за чего оценки были выше среднего. С самого детства во мне кипело желание стать полицейским, поэтому немудрено, что я пошёл по стопам отца. В начале всё было неплохо. Поступление в академию успешное окончание, общение с друзьями, первая любовь...эх, вот бы вернуться в те времена. Ещё повезло со стажировкой, район, где я её проходил, был крайне дружелюбным и мирным, что даже сейчас, такое встречается редко. Однако, потом, что-то пошло не так. Папа умер, мама, после смерти мужа начала понемногу терять рассудок, из-за чего в один прекрасный момент, покончила с собой принятием смертельной дозы таблеток. Депрессия на почве данных событий сказалась и на отношениях, поэтому мы решили расстаться, и апогеем стало то, что на одном из первых заданий, во время погони, прострелили правое колено, из-за чего, под риском была моя карьера и судьба в государственной иерархии, а также вероятность остаться без ноги. После операции, меня перевели в документооборот. Скука смертная, скажу я вам. Молодому парню, точно не было там место, вот и я его не находил. Жизнь катилась под откос, и не желала останавливаться. Благо, во время очередного обследования, доктор заявил, что моя рана затягивается, и скоро, колено, должно было зажить снова. Приходилось считать дни до восстановления, как будто само время не хотело, в тот момент двигаться. Хорошо, что с последующим переводом на передовую не промедлили, а то я бы, наверное, всерьёз задумывался бы о покупке мыла и веревки. Это был первый шаг, по возвращению моей жизни в прежнее русло.
Рана затянулась, я вернулся к прежней должности, понемногу налаживая свою личную жизнь: сошёлся с девушкой, переехал в своё жилье. Подкрепилось всё это тем, что ко мне прикрепили напарника, и как вы поняли, им оказался Хайнеман.
Начинал он под моим начальством, постепенно обрастая опытом в деле, сказалась его легкообучаемость. Несмотря на большую разницу в возрасте мы с ним, достаточно быстро подружились и стали напарниками. Он был крайне общителен и смог, довольно быстро влиться в коллектив.
В целом, он никогда не оставался безучастным и всегда старался вмешаться, независимо от того требовалась его помощь или нет. Однако, Хайнеман никогда не подпускал других близко к себе, что понятно, негоже рассказывать о себе каждому встречному, только вот, это также касалось его друзей (в том числе и меня) и родных, если они у него вообще остались.
Вскоре, начальство рассудило поменять нас с ним местами, по выслужке лет. Хоть, я и сначала думал, что это, довольно-таки опрометчивое решение, ввиду того, что он был ещё молодым и неопытным для подобного, но правое колено, простреленное в ходе, одного из моих первых заданий и немалый возраст дали знать о себе, в самый неподходящий момент. Однако, позже я убедился в его верности. Да, иногда он мог, как и раньше, провалить задание, по причине своей импульсивности, но, постепенно, он начал действовать более рассудительно, с пониманием своего дела и жертв, стоящих на кону. Вот только цена, которую он был готов заплатить за правду, только выросла, иногда доходя до ужасающих поступков, даже по меркам Министерства Истины.
Через несколько лет, на одном из заданий, моей профессиональной карьере была поставлена жирная точка, из-за пули также, как и в прошлый раз, угодившей в моё колено, и, опять же, чуть не лишившего меня ноги. Чувство дежавю не отпускало меня до самой больницы: выезд на задание, само задание, которое было очень похоже на то же, что направили меня в молодости...уже тогда я начал, что-то подозревать. Хайнеман смахнул это на череду неудачных совпадений, мол “это – самовнушение, и не более”. Оно и понятно он был не склонен верить в подобное. Однако, в итоге, всё повторилось.
Опять долгий курс реабилитации, но без возможности вернуться, да и особого желания тогда не было. Я тогда планировал поработать ещё года два, что бы подкопить средств на старость, но ранение порушило все планы. Моя жена, работавшая в это время в канцелярской Министерства, не могла заработать столько. Когда-то она служила на передовой, но, в отличие от меня, она решила, не уходить, а перевестись в отдел управления. Работа, как раз для неё, она была не в том возрасте, чтобы работать на подобной работе.
Неожиданно для меня, первым же на помощь пришёл Хайнеман, который отдал часть своих средств мне. Однажды, я обмолвился о том, что хотел бы на старости лет открыть свой бар. Тогда я воспринимал это, как несбыточную мечту, однако он предложил воплотить её в жизнь.
Уже тогда, во мне закралось сомнение. Откуда у него такие средства? С чего ему это предлагать? Ещё и условия странные выдвинул: 1) Не спрашивать откуда у него деньги; 2) Не расспрашивать о гостях, которых он водил бы в бар; 3) Не подслушивать их разговоры. Тогда я и понял, что он хочет использовать его, как убежище, в котором он мог бы вести свои дела.
Если так подумать, то он и никогда не погружал меня в свои личные дела. Да, мы были хорошими напарниками и могли положиться друг на друга, но ни о чём кроме работы мы, по большому счёту, и не разговаривали. У нас были общие увлечения, однако и они не связывали нас. Со стороны, мы друзья, но по сути, лишь коллеги, отношения которых не выходит за пределы работы и не распространяются на личную жизнь. Он мне поведал лишь о том, что его мать убил неизвестный в 7-летнем возрасте, а отец, после этого инцидента, уехал бог знает куда. Из-за этого он, собственно, и решил поступить сюда. И с тех пор, он жил у своего дяди, который работал в автомастерской и жил неподалёку оттуда. Насколько я знаю, они с ним в не самых лучших отношениях. Понять неприязнь дяди можно: брат свалил, оставив тебе на попечительство 7-летнего мальца притом что, на тот момент у него уже была своя семья. И это, по сути, всё, что я знаю о его прошлом. Я пытался с ним поговорить на эту тему, но он либо переходил на другую, либо попросту отказывался об этом говорить. Решив, что это довольно болезненная тема, я перестал её касаться. Я понятие не имею считает ли он меня собственно другом. Я со своим принципами не поскуплюсь, и до сих пор считаю его таковым, но вот насчёт Хайнемана, я не настолько уверен. Учитывая его пронырливость, в подобных делах, крайне сомневаюсь в стойкости его принципов и их «сгибаемости» под обстоятельства. Всё же не раз он доказывал, что ради истины он готов проститься даже с ними.
Недавно, он начал приводить сюда странного молодого человека. Знаю о нём мало: зовут Киллиан Дадье, недавно начал работать в Министерстве Истины под начальством Хайнемана, как его напарник. С самого начала, он казался довольно странным. Будто бы мыслил, как машина. За него постоянно общался Хайнеман, что также наводило подозрения. Мне никогда не были интересны их разговоры, да, и уговор не хотелось нарушать, что повлекло бы за собой проблемы. В один из дней, посетителей было меньше обычного, из-за чего ворвавшийся Хайнеман, удивлял ещё больше. Обычно, они с Киллианом встречаются тут, это день от других не отличался, он всё также ожидал его за одним из столиков, в заранее определенное время.
Ворвавшийся Хайнеман, удивил самим фактом произощедшого действия. Обыкновенно, он спокойно входил сюда, но сегодня, видимо дело требовало неотложного решения. Решив не отрываться от дел, я пошёл в кладовую, что находилась неподалеку от стойки, и ушами словил обрывки разговора...
- ...Да, они взялись за тебя всерьёз.
По голосу я понял, что эти слова произнес Хайнеман. Под “они” он, похоже, подразумевал Министерство Истины, слышал у них, вчера было собрание. Слова же, вроде бы, адресовались Киллиану, что опять же показывало, что напарник у него непростой. Интересно, с чего бы Министерству за ним охотиться?
Разговор продолжился, однако, слова Киллиана мне расслышать не удалось, зато ответ Хайнемана вполне.
- Не бойся, я буду прикрывать тебя и ты сможешь попробовать скрыть своё существование. – сказал Хайнеман.
Стоп, так он решил обмануть Управление удерживая у себя разыскиваемого? Ох, и в опасную же ты играешь игру, Хайнеман.
@нольэкспешечка,@Полезный Мусор,@Полезный Мусор,@The_Cold_Corpse,@Полезный Мусор— Между прочим, вы очень вдохновенно выступали сегодня, я когда смотрел то даже в какой-то момент поймал себя на мысли, что верю в то что вы говорите, вот до чего вы были убедительны,— собеседник Гарда издал резкий смешок и тут же продолжил, — уверен все кому надо поверят в ваш рассказ, без малейшего сомнения.
На лице Гарда на мгновение появилась довольная улыбка.
— Да, все кто не в курсе, реального положения дел уже поверили. Большинство всегда готово поверить во что угодно, лишь бы отвязаться от неприятных забот, — ответил он тихим, слегка монотонным голосом.
— Таковы уж люди, — констатировал его собеседник, — но и ваши способности, мой друг, не стоит недооценивать. Ладно, перейдём к делу, — улыбка сошла с его лица и оно приняло максимально серьёзный вид, — как там поживают наши подопечные?
— Затихарились, выжидают чего-то.
Краткий ответ Гарда явно не удовлетворил собеседника.
— Следите в оба, пропустить момент, когда они начнут действовать будет крайне опасно, более того, преступно! И мы конечно тоже не станем сидеть сложа руки, но вы ведь в курсе наших проблем, идентифицировать предателя в своих рядах нам пока так и не удалось. Впрочем круг подозреваемых значительно сузился и теперь я могу доверится куда большему числу людей, однако вы же знаете, карательный отряд это по большей части исполнители, поэтому чем меньше людей что-то знают, пусть даже это и надёжные люди, тем меньше вероятность случайной утечки. Вот как только начнётся шухер, так они сразу понадобятся, а пока… — пожилой человек развёл руками словно оправдываясь.
Гард подумал о сложившейся ситуации. Миру в котором они находились угрожала большая опасность. Возможно самая серьёзная опасность за последние три столетия, но почти никто из семи миллиардов его обитателей об этом даже не подозревал. И хорошо что не подозревал, ведь если широкие массы узнают о нависшей над ними опасности, то паники не избежать.
— Мы всё понимаем, мистер Гарриман, — произнёс Гард, особенно выделяя слово «мы», — В заговор может оказаться вовлечён кто угодно, поэтому доверять можно, разумеется лишь проверенным людям, а таких увы не много. Поэтому уследить за всеми, особенно учитывая неофициальный статус расследования и то, что ниточки ведут на самый верх проблематично. Однако мы стараемся не выпускать из вида пришельца, который, к слову уже вполне освоился в нашем мире и его покровителя Хайнемана, а также Дио и Карса, но фигурантов становится всё больше и больше. Тут мы встаём перед непростым выбором, либо вовлекаем в наше расследование ещё людей, увеличивая вероятность того, что враг догадается о том что за ним ведётся наблюдение, либо рискуем пропустить какие-то его важные шаги. Вот такая вот вырисовывается дилемма.
Гард на секунду задумался о мире которому уже совсем скоро мог придти конец и в очередной раз пришёл к выводу, что не жалеет о своём выборе.
— Возможно наступает удачный момент для перехода от тактики наблюдения и выжидания к решительным действиям, — задумчиво произнёс мистер Гарриман, — Затихарились говорите? Нет, нам нельзя просто сидеть и выжидать пока они там всё обдумают, всё подготовят и в удачный для себя момент нанесут удар. Настала пора нам принудить их действовать. Настало время нанести им удар, так чтобы они всполошились, перепугались. Пусть начнут действовать поспешно и наделают ошибок. Вы ведь наверняка уже обдумывали какой-то такой план. А вот здесь то как раз наш отряд и можно будет применить по назначению.
— Полагаю вы правы и время для решительных действий и в самом деле наступило, коли вы теперь сузили круг подозреваемых и готовы выделить людей, то стоит провести операцию в ближайшие же дни. Я сегодня же переговорю с Вознесенским, а потом, мы все вместе сможем обсудить детали уже более предметно.
На этом содержательная часть беседы завершилась, и уже через несколько минут инспектор Гард незаметно покинул загородную базу карательного отряда министерства истины. Чтобы не привлекать к себе внимания он был одет в неприметные серые шаровары и малиновую кофту, типичную одежду офисных клерков и мелких предпринимателей. Пешком дошёл до шоссе и после десятиминутного ожидания сел в рейсовый магнитоплан выбрав при этом на регистрационном браслете личность некоего бухгалтера из какой-то второсортной агрофирмы. До встречи с Вознесенским оставалось ещё далеко и у него было достаточно времени чтобы хорошенько всё обдумать, даже то, что непосредственно к делу не относилось. Так он провёл в раздумьях более получаса, и выходя на нужной остановке, беззвучно, одними губами произнёс слова, подводившие итог его размышлениям:
— Да будет так.
Вечерело, в очередной раз засидевшийся допоздна на работе Бронс лениво пытался отгадать гигантский кроссворд.
— Так, — бурчал он себе под нос, — 47 по горизонтали, человек берущийся рассуждать о том в чём он не компетентен, вторая «и» предпоследняя «н», восемь букв. Ди-ле-тант. Подходит!
Бронс удовлетворенно щёлкнул пальцами и хотел уже перейти к номеру 77 по вертикали, но в этот момент на спецкоммутаторе вспыхнула ярким цветом синяя лампочка и раздался негромкий но настойчивый звук — «тить-тиритить-тирить-тить-тить». Кто-то вызывал его по гарантированной от прослушивания связи. Бронс прочёл высветившиеся на табло цифры опознавательного кода и понял, что звонит Гард. На секунду он застыл в нерешительности, как бывает с людьми ждущими важного сообщения, но опасающимися, что вместо него окажется что-либо иное, не имеющее для них никакого значения, а потом, со словами: «Надеюсь уж на этот раз речь пойдёт о том, о чём надо» — взял в руки фарфоровую, стилизованную под старину, трубку аппарата, и сказал старинное, но ещё не утратившее актуальности «аллё»; и если судить по тому как оживилось его лицо, как загорелись его глаза, как его губы изогнулись в лёгкой улыбке, ожидание Бронса на сей раз не было обмануто.
@The_Cold_Corpse,@Полезный Мусор,@シベリアンウルトラナショナリストВ этот вечер, когда и ветер, и дождь спелись, Киллиан спускался на лифте, намереваясь покинуть архив, куда он наведывался теперь чаще, чем куда бы то ни было, ведь именно здесь была вся доступная для него информация о мире, городе, законах и всем, что его интересовало. К сожалению, сколько бы он ни рылся в данных, найти ответ на вопрос, который он так и не смог перед собой поставить, ему не удавалось. Попытки поймать собственную тень оказывалась безрезультатны.
В его жизни произошли весомые перемены, за которые он был благодарен и Алисе, и её друзьям и Маркусу, хотя тот вызывал у него еще больше недоверие, чем все другие. Но именно Хайнеман казался ему тем, кто приведет его к двери, за которой все самое важное и скрывается. Но где достать ключ? Возможно, именно это он и искал в архиве, в встречах с другими людьми и работниками Министерства Истины.
Помимо поисков, Киллиан принял предложение Алисы и устроился на полставки журналистом в её агентство, занимаясь колонками, которые не требовали общения с людьми, а лишь представляли из себя какие-то информационные справки для общего развития. Это выходило у него отлично, то есть коротко, ясно и сухо, но для того, чтобы рассказать о том, как построили первый в мире мост, красноречие и не нужно. Эта работа его устраивала, позволяя жить практически самостоятельно, особенно теперь, когда он уехал от Алисы. Кстати он заметил, что Алису чаще все-таки называют Клои, а не так, как она ему представилась впервые, хотя эо не мешало ему называть ее все так же.
В целом, так и шла его жизнь, в которой чувство того, что за тобой следят, не исчезала ни на секунду. И каждый был врагом, особенно друзья. Но будучи тем, внутри которого царила пустота большую часть времени, Киллиан не подавал виду, что его что-то тревожит. Хотя ночные кошмары, которые всегда были одними и теми же пугали его и внушали ужас.
В этот вечер все было, как обычно. Хотя большинство людей не назвали бы такие вещи «обычными» или «приемлемыми», но и Киллиан, в каком-то смысле, не был человеком. Его способности, чувства и возможности отличались от тех, которые имели все окружающие. И он понимал это, от того ему и был так чужд этот мир. Несмотря на то, что ночные кошмары пугали, внутри них наоборот ощущалось что-то близкое и однородное, словно они сотканы из одной материи. И это подавляло его.
Спустившись на лифте, заметил через стеклянные двери проливной дождь и поднял ворот плаща повыше, собираясь пробежаться под струями воды. Сегодня он договорился встретиться с Алисой и посидеть с ней в баре, в который они ходили с Маркусом порой. Пожалуй, это был единственный бар, который он знал, и атмосфера в котором его более чем устраивала. Потому выбор места, куда бы они могли выбраться вдвоем, был определен заранее. В целом, Киллиан не стремился появляться где-то с кем-то, но Алиса постоянно ему твердила о том, что он не видит жизни, никак не расслабляется, а что еще хуже, никуда ее не приглашает и даже не стремится отблагодарить её за все то, что она для него сделала. В конечном счете, спустя какое-то время Киллиан сделал ей безобидное приглашение сходить в бар, выпить по стаканчику и поговорить о чем-нибудь отдаленном. Конечно, Клои согласилась, и всё уже было решено заранее.
Несмотря на паршивую погоду, их встреча не отменилась и уже около девяти вечера они оба стояли у бара. Алиса, как обычно, выглядела потрясающе, а Киллиан старался не придавать этому значение, хотя со временем отрицать некое его влечение к ней выходило все труднее и труднее. Да и сама Алиса это понимала, потому и не сдавала позиции хотя и первых шагов делать не собиралась, ведь ей нравилась эта игра. Он услужливо пропустил её вперед, чуть не отвешивая своеобразный поклон, что она, конечно, не оставила без замечания.
-Ты так скоро в джентльмена превратишься, осторожно.
Конечно, они оба были уверены, что ему это не грозит. Да и Алиса с Киллианом не были героями романа, скорее, какого-то детектива, где убийца – это все.
-Как сегодня прошёл день в архиве? Встретил какую-нибудь обворожительную папку полную скрытой информации? – спросила Алиса, когда они уже расположились за столиком, и оба сделали по глотку спиртного.
Киллиан сразу приметил в баре завсегдатаев, Карла, каких-то незнакомых личностей, разбитых на пары, и небольшую компанию из 4 человек, сидящих ближе к бару.
-Конечно, нет. Каждый день одно и то же. Ты сама знаешь.
-Почему не перестанешь тогда туда ходить? Мог бы вместо этого больше проводить времени в офисе или Министерстве, я слышала, тебя и там звали. Говорят, такой невозмутимый и рассудительный человек им бы пригодился.
-У них там образование нужно иметь, проходить стажировку…
-И иметь напарника, да?
-Не обязательно. Меня устраивает то, что я имею сейчас.
-Устраивало бы, не сидел бы часами в архиве и не вел бы дел с Маркусом.
-Все то ты знаешь.
-Еще бы!
-А меня?
Внезапно в их разговор вклинился совершенно незнакомый голос, который Киллиан слышал уже множество раз. Он синтезировался в его красном костном мозге и носился по сосудам каждый день, но никогда прежде Клише не слышал его вживую. Волосы вдруг встали дыбом, по позвоночнику скатился страх и тревога, но он не подал и виду. Лишь едва заметно повернулся в сторону вопроса, в то время, как Алиса обернулась полностью и с любопытством смотрела на вопрошающего.
Это был мальчик в пальтишке и берете серого цвета. Горло его было обмотано черным шарфом, а руки покоились в такого же цвета перчатках, но теперь он быстро их снимал, собираясь задержаться здесь. Лицо у него почти ничего не выражало, как и серые почти прозрачные глаза, напоминающие тонкую корку льда на луже. Лицо у него казалось осунувшимся и слишком бледным.
-Дай подумать. Нет, тебя я не знаю! Но ведь это можно исправить. Хотя…постой, тебе не рано ли ходить по таким заведениям?
-Не переживай, тетенька, не рано. Я присяду?
И, не дожидаясь ответа, мальчишка пододвинул стул с соседнего столика и присоединился к ним. Киллиан тем временем не издал ни звука, лишь наблюдая за их разговором, пока его сердце болезненно трепыхалось в грудной клетке, словно телеграфируя ему что-то важное, но расшифровать это у него никак не выходило. В последний раз он чувствовал себя так, когда находился в пещере, когда спасался от преследующих его. Теперь же все словно повторялось.
-Какое у тебя тут имя? – обратился мальчик к Киллиану.
-Киллиан Дадье, - спокойно ответил тот.
-Какое нелепое имя, умора. Я бы рассмеялся, если бы обладал полным спектром эмоций и чувств, как твоя подружка.
-Кажется, архив тебе уже не понадобится
-А ты не так глупа, как я думал. Хотя, будь ты совсем дурой, он бы с тобой не ошивался вот так просто.
-Кто ты?
-Печально, что ты задаешь мне такой вопрос, хотя я регулярно тебе снюсь. Думал, ты сразу меня узнаешь. Уж извини, но кепку я снимать ради доказательства своей личности, конечно же, не буду.
В голове у Алисы сразу пронеслись воспоминания дневниковых записей Клише, те воспоминания о кошмарах ночи, которые его тревожили, которые выворачивали наизнанку и заставляли испытывать страх. Хотела она того или нет, но теперь это проецировалось на этого хамоватого мальчугана, который бесстрастным лицом смотрел на Киллиана, слега наклонив голову на бок. Посмотрев же на Клише ничего нельзя было понять, но таким она его, определенно, видела впервые. Лицо хоть и было заставшим и спокойным, но каждый мускул казался напряженным, а глаза были устремлены куда-то вглубь.
-Ладно. Это мелочи. Нам с тобой надо поговорить, засиделся ты без дела здесь, люди, которые пасут тебя, прямо сейчас стоят на пороге этого бара и с минуты на минуту придут, чтобы повязать нас с тобой, ведь я тут, знаешь, давно тебя жду и успел дел наделать.
-Это ты устроил на окраине?! – вдруг Алиса подняла голос, на что обратили внимание некоторые посетили в зале, но мальчишка быстро окатил ее суровым взглядом, и она умолкла.
-Орать не обязательно. Хотя раз ты так любишь привлекать к себе внимание, займи этого гада Гарда и его друзей. А нам пора.
И с этими словами он схватил за рукав Киллиана и потащил куда-то за бар, в сторону рабочих помещений. Сначала Карл метнулся к ним, но Киллиан быстро подал ему какой-то жест рукой, и тот отступил, словно так и должно быть и это все было обговорено. Вместо того, чтобы помешать им скрыться, Рунге быстро стал звонить кому-то, полностью сосредоточившись на звонке. Киллиан же с мальчуганом быстро пробрались через подсобку и там выскользнули через черный ход на улицу, где все еще неустанно лил дождь. Но, разумеется, инквизиторы поджидали их уже и там. Клише чувствовал себя тряпичной куклой, которую расстреливают со всех сторон, так что от него остаются лишь жалкие клоки. Но остановить он это не мог, лишь тупо следовал за мальчишкой, у которого, казалось, все схвачено.
В следующее мгновение под неукротимый шум дождя, звуки шагов, приближающихся инквизиторов и гул города, который словно был уже очень и очень далеко, пространство вдруг схлопнулось, и Киллиан с мальчишкой исчезли.
@シベリアンウルトラナショナリスト,@Полезный Мусор,@The_Cold_Corpse,@Kitsune74,@Amaert– Нельзя было сказать, что я находился где-то конкретно. Нет, скорее то состояние и не получится выразить нашими словами, однако… у меня остался очень смутный образ. Наверное, единственное, что мне и запомнилось помимо самого этого ощущения присутствия. С чем бы сравнить… будто спираль самых сущностей каждого отдельно взятого мгновения нашего мира бесконечно вращается в оба конца. Мгновенья, выражающего абсолютно весь мир. Нет, все-таки это просто невозможно. Словно разум раскалывается на части, если пробую представить это дальше…
Дождь в восточной части мегаполиса, где находился бар, с наступлением ночи лишь усилился, и несколько инквизиторов, которым не повезло ожидать штурма под открытым небом начали браниться. Однако в это время всей душой нежелавший покидать транспортер инспектор Гард думал о своих подопечных в самую последнюю очередь. Получив от офицера, отвечавшего за связь, сообщение о внезапном исчезновении “объектов”, Гард ничуть не изменившись в лице начал думать, как стоит поступить дальше:
"Да, дело тут будет нелегкое, раз он уже и такому научился. А ведь сами мы еще далеки от воспроизводства “переноса”. Если этот засранец объединится с объектом Киллианом, то и думать не хочется о последствиях. Но нет уж, сейчас приказываю штурмовать, затем арестовываем каждого в этом логове… нет, вмешается чертов Хайнеман, а там можем вовсе упустить, действовать надо решительно.”
Перебирая десятки возможных вариантов, обдумывая всевозможные итоги, Гард наконец-то решился в полной мере воспользоваться своими полномочиями. Отдав несколько приказов находящимся в мобильной станции Министерства Истины инквизиторам, инспектор половчее расположился в своем кресле и стал спокойно ждать, будто схватить Клише с таинственным пареньком не сложнее чем достать что-нибудь из кармана.
В баре в это время поднималось беспокойство и гости стали переглядываться. Сделав свой звонок старик, Рунге подозвал Клои и быстро объяснил, как ей стоит себя вести при возможном штурме. И дальше, периодически окидывая взглядом вход, продолжил работать. Однако ничего из ожидавшегося так и не произошло. Для Клои это чувство томительного ожидания дальнейших событий, которое только усиливалось из-за их отсутствия вскоре стало совсем нестерпимым. Взяв со стола телефон, чтобы связаться с Клише, она увидела внезапно пришедшее сообщение.
Маркус:
Соглашайся со всем, что тебе скажут.
Клои пришла в еще большее волнение, но не успела она до конца понять, к чему это было, как внимание её перенеслось на открывшуюся дверь. В бар вошел служащий министерства в дождевом плаще. Хоть подобную форму многие видели в первый раз, определить принадлежность человека ни у кого не составило труда. Встав у входа и оглядевшись, инквизитор довольно быстро встретился взглядом с встревоженными глазами Клои и пошел к ней. Необычный гость привлек к себе внимание всего заведения. Продолжала играть спокойная музыка, и в целом бар сохранял свою уютную атмосферу, однако в голове Клои в этот момент было все совершенно иначе. Неужели на этом закончится ее расследование “объектов”, секретов министерства, а вместе с ними и привычная беззаботная жизнь? Попытки осмыслить свое положение и попытаться подумать, как выпутываться из ситуации перебивались тревогой и страхом. Сразу было понятно, что связь с Клише очень рискованна, но огромный интерес и присущее ей желание докопаться до истины, легко пересиливали любые мысли об опасности. Столкнуться с последними вживую Клои никогда и не думала, это казалось столь отдаленным и неважным, особенно в последнее время под покровительством Маркуса. Однако произошло всё значительно быстрее.
– Клои? Министерству есть что у тебя узнать.
– Это зачем? - ответила Клои, стараясь держать максимально невозмутимый вид.
– Нам все давно известно о том, кого ты у себя скрывала – понизив голос и прильнув поближе, чтоб не привлечь лишнее внимание к разговору, ответил инквизитор, – так что можешь не пытаться, однако если будешь хорошо себя вести, позволим вернуться к обычной жизни. Разве не отлично?
У Клои не оставалось выбора кроме как довериться сообщению Маркуса и согласиться, тем более учитывая, сколько раз тот ей помогал. Через некоторое время, как двое ушли настроение в баре вернулось к обычному состоянию и вскоре гости позабыли о необычной сцене.
В отделе министерства, куда Клои и сопровождавший инквизитор попали с помощью одного из многих разбросанных по городу телепортов, работа, несмотря на позднее время, шла самая активная. В просторных залах были включены огромные мониторы с разной непонятной посторонним людям информацией, за многочисленными столами каждый, из которых проецировал голографический интерфейс, на первый взгляд значительно более продвинутый, чем можно было увидеть в гражданских учреждениях, сидели служащие и занимались, кто отслеживанием разных данных, кто связью и координацией, кто еще чем. Инквизитор привел Клои в одно из таких помещений и сказал ждать.
Среди разных служащих Клои узнала в углу инспектора Гарда, разговаривавшего с высоким человеком в необычной иссиня-черной форме. Ненадолго задержав на нем взгляд, она хотела было переключиться на что-то другое, как неожиданно тот обернулся. Необъяснимая атмосфера исходила от этого человека, Клои помертвела от ужаса. Человек был в темной маске с большим количеством разных датчиков, но ему это не мешало смотреть прямо в душу. Помучив так своим взглядом совсем оробевшую Клои с несколько секунд, человек в иссиня-черной одежде дослушал Гарда, что-то ему сказал и направился к выходу.
–Хмм, говоришь весь мир? Даже я вижу обычно не больше одного городского района. Это странно... Видишь весь мир, но не можешь нормально воспринять. Точно проблема.
– У тебя это как то не так?
– Да, другие способные видеть “изнанку” мира вполне отчётливо воспринимают этот образ, хоть и точно так же не способны его выразить на языке. Видно до этого ты использовал свои умения неосознанно. Хотя даже так, сколько прошло...
– Подожди, другие, то есть таких, как я и ты, все таки несколько? – не дослушав начал расспрашивать Киллиан, внезапно, осознавший, что обрел наконец-то ключ ко всем вопросам.
– Могу и больше сказать я встречался с пятью, считая тебя… некоторые встречи, правда, заканчивались, наверное, для кого-то плачевно. В общем, как минимум касательно этой темы, я знаю абсолютно всё.
– А Маркус Хайнеман?
– Ха-ха-ха, конечно, и он мне известен. Думаешь, он тебе рассказывает всё подряд? Он установил со мной связь еще раньше, чем ты прибыл в Мегаполис.
Такой ответ вызвал в Киллиане очень неприятное чувство. Маркус, которого он так долго знал, и которому доверял, вдруг представился с совсем другой стороны. Все эти любезности и дружеское общение оказались ненастоящими, а сам Киллиан был лишь очередным инструментом в руках этого двуличного человека. Однако поддаться злобе, испытываемой от предательства Киллиану помешало продолжение фразы:
– Правда, я без понятия, чего он хочет, но он мне нравится, что-то, думаю, нас роднит в характерах. Однако, я никогда и не пытался выпытывать у него, все равно вряд ли скажет что-то дельное.
– А я тебе вдруг зачем, и поче.. – хотел договорить Киллиан, но сразу остановился, решив отложить этот вопрос, пока получше не узнает собеседника.
– Можешь договаривать, ты ведь хотел спросить про свои кошмары? Ничего не подумай, я хотел тебя подольше озадачить. Но это тоже необычно, что ты так легко им поддался. Я тебя сильно переоценил.
– А сейчас в баре?
– Хотел убить. За этим и перенес нас сюда, в место потише, как видишь. – последовал абсолютно нейтральный ответ.
Киллиана снова охватил непривычный для него трепет, которой он пытался всеми силами не выражать.
– Однако, раз ты говоришь, что способен видеть целый мир, то мы можем помочь друг другу какое-то время. Ты же не против? Я много могу рассказать. – ехидно говорил мальчик.
Киллиан начал понимать, что вести себя с пареньком, так резко меняющим настроение, нужно аккуратно, и чтобы не обременять его дальнейшим расспросом перевел разговор к более важным темам.
– Но что нам сейчас делать? Там же осталась Алиса, и уже нас наверное ищут.
– Конечно ищут. Гард решил использовать давно припрятанный в рукаве козырь. Скоро, кстати, ты его сам увидишь.
– О чем ты?
– В министерстве служат, как я предполагаю, семь особых инквизиторов. Знают о них только высшие чины. Однако отличить их можно по особой темно-синей форме и маске. Да и ты тут же почувствуешь, если встретишься. Очень жуткие ребята.
– То есть один из них сейчас будет тут?
– Да, не очевидно что ли, иначе зачем, по твоему, я тебе это рассказал? Давай прекращай с глупыми вопросами.
– Тогда, разве это не должно тебя хоть сколько-то волновать?
– Неет, мне очень хочется на них посмотреть. Интересно, конечно, чем ты все это время занимался, или же как хорошо, обо мне пытаются умолчать. Для министерства я сейчас самая главная проблема, думаю, не зря же они назвали меня Дио. Так что и ты имей в виду, будешь сильно бесить, могу убить буквально в миг.
На несколько секунд наступила полная тишина, иногда нарушаемая шелестом качающейся под ветром травы, что росла вокруг территории заброшенной стройки какого-то завода.
– Шучу, Киллиан – с милой и очень многозначительной улыбкой сказал Дио.
В одиночестве наблюдая за привлекавшей всё внимание на ночном небе полной луной, Клише понемногу выстраивал в общую картину свалившиеся на него новые сведения. Оказывается, тот всё время был так одинок и беззащитен. Однако его уединенная рефлексия прервалась громким скрежетом железных балок.
@The_Cold_Corpse,@Amaert,@Полезный Мусор,@シベリアンウルトラナショナリスト,@The_Cold_Corpse"Ах! Какая же лепота!", — восторженно произнёс Хайнеман. "А этот старикан на небесах внушал мне всё басни о довольстве гармонией и благодатью в мире. Ага, как же! Как будто это насытит того, кто является частью ТОЙ силы, творящей добро и желающей всему зла?" — с усмешкой проронил он и выпустил поток сизого дыма по комнате. Для радости старшего инспектора не хватало лишь пылающего мирового багрянца над городом, молний и звериных раскатов грома. Вот он резко потушил сигару о пепельницу, напоминающую человеческий череп без своей положенной крышки, встал, накинул на себя тёмное пальто, надел серое кепи с кокардой министерства Истины, спустился на первый этаж и вышел на улицу с довольной миной. "Интересно, как там этот чудный малый справляется с моим небольшим поручением? Прошло полчаса, как мне доложили, что он уже связался с этим падшим подонком. Или как там его? Киллиан... Шмилиан... ну и чёрт с ним, хе-хе! Пусть мёртвые сами погребают своих мертвецов", — с этими мыслями Маркус, выдав едкий на цвет и запах каламбур, упрятал в воротник свой идеальный греческий, как у Аида, нос, накинул поверх кепи тёмный капюшон и двинулся в путь, грациозно по-английски удалившись от парадной. Как оказалось после, то в таком неизвестном направлении, что ищейки Гарда (совсем желторотые пташки) не смогли вычислить маршрут подозреваемого. Может, от неопытности. Может, от непроглядной тьмы во всех щелях мегаполиса. Из отчётов были то там, то сям сумбурные донесения о том, что слышалось бряцание копыт о мокрый асфальт. Кто-то рапортовал о том, что наблюдал едва уловимую тень чёрного пуделя, которая тут же не то скрылась за углом в подворотню, не то растворилась на пустом месте.
×××
Этот сон.
А могут ли сны быть на самом деле правдой?
Или же исключительно плодом моего воображения?
Зачем снятся сны?
Зачем нам они даны?
Раз мы их видим, может, это кому-нибудь нужно, чтобы мы грезили и смотрели по ночам все эти небылицы?
А небылицы ли это? Или…
Вот снова / я вышла на улицу / подкралась к девушке / и вцепилась ей в шею выпить кровь / это чувство похоже на страстный поцелуй / она так похожа на Футабу / те же красивые глаза / то же лицо / но затем после трапезы / это была не она / это была не она...
ЭТО БЫЛА НЕ ОНА!
С ярости / с пеной во рту и с желчью в глазах / разорвала пальцами её тело / вцепилась зубами в её внутренности и начала грызть / грызть / грызть / впиваться зубами в обмякшую плоть и вырывать с корнем мясо и кости / после меня вывернуло / кровавая блевота / чёрт / ещё и не девственница / холодно / холодно / холодно / холодно / хочется ещё
Ещё
Ещё Ещё
Ещё
ЕЩЁ!
Но почему это была не Футаба?
И тут же я просыпаюсь у себя на кровати. Уже четвёртый день вижу похожий сон. Как я по ночам ловлю зазевавшихся девушек и пью их кровь. Но на мне ни пятнышка. Это выглядело, как сон, но эти ощущения так реалистичны. Как будто пальцы запомнили звук разрывающей плоти. Нечто внутри шепчет и урчит, будто хочет ещё. Под дверью лежит конверт, а в нём записка от Маркуса встретиться в 10 вечера у моста. Просит поговорить о том, как я себя чувствую после реабилитации и не испытываю напряжений от перевода на новую должность. В последнее время я часто захожу к инспектору Маркусу. Он с душевной теплотой встречает меня и поит чаем по вечерам. Я за чашечкой зелёного делюсь с ним своими переживаниями и тревогами. Он даже вчера дал мне слово, что устроит мне в ближайшее время тайную встречу с Футабой. Уж такая служба у меня — не иметь никакой личной жизни. Только общение по работе. Есть такая профессия — государство защищать от врагов. После моей выписки начальники назначили Хайнемана Маркуса моим наблюдателем и рабочим консультантом. Но вот уж поскорее настал бы день моего воссоединения с Футабой! Даже всё беспокойства от ночного кошмара уже растворилось. Ох, вот бы поскорее! Поскорее бы увидеться! Уж сколько времени прошло, как мы расстались... как я соскучилась! А ещё дождик идёт, какая красота! Уже сентябрь заканчивается, а сегодня на улице так тепло!
Так Кацура скакала по лужам, совершенно позабыв о своём служебном положении, словно дитя малое, в надежде, что сегодня она увидится с Футабой. Прохожие в тёмно-зелёных дерматиновых плащах-дождевиках с капустными лицами проходили мимо и не замечали жизнерадостной, чуть ли не летящей, походки девушки в форме карателя. Она будто порхала, прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок. "Уже скоро будет мост, а там...", — чуть было не подумала Кацура, но вдруг прервалась.
Бум! Что-то внутри ударило во мне.
БУМ-БУМ!
О-ой…
Что это со мной? Почему я так внезапно упала?
Где я теперь?
Ноги!
Им будто нитки обрезали…
Всё как будто закружилось в водовороте?
Меня туда засасывает…
Зачем?
Что ему от меня нужно?
в моих глазах смешалось /СПАСИТЕ!/
будто все цвета и ощущения испарились /СПАСИТЕ!/
время ускорилось будто я теперь лечу на комете /СПАСИТЕ!/
оставляя весь мир позади /СПАСИТЕ!/
нет это мир убегает от меня /СПАСИТЕ!/
убегает весь мир /СПАСИТЕ!/
вот всё вокруг уподобилось кадрам из кино которые стали прокручивать при перемотке /СПАСИТЕ!/
сцены быстро сменяли друг друга /СПАСИТЕ!/
безликие дождевики /
врéменные лица /
бетонные коробки /
пустынные улицы /
одни дождевики /
в мгновении ока пробегают мимо меня /
бурые занавески /
мигом направили свой взор на меня /
тучи летят /
стук и дребезжание дождевых капель /
он стал будто жужжать на ухо /
всё пищит / СПАСИТЕ! /
Зачем это всё?
Кто это всё придумал?
×××
Вот пробивается мне в глаза мутный и колючий свет. От него глаза едва продираются. В голове какой-то вой, будто волки молятся на луну. В зубах что-то прорезается. Внутри всё кипит и воспламеняется, словно бы меня пересадили в другое тело. Нет, другое. Но что это? Что так жжёт внутри меня? Но это такое приятное чувство. Тепла. Ещё тепла! Этого приятного, вкусного и солоноватого тепла! Ещё-ещё-ещё!
Теперь я очнулась. На самом деле, едва тут можно что-то разглядеть, маленькая стеклянная лампочка ещё из старых времён, покачивая, даёт комнатушке едва уловимое освещение. Не могу до конца всё понять. Похоже, что не все мои чувства пришли в норму. Но всё же можно разглядеть обстановку. Да только и разглядывать нечего. Будто это какой-то подвал, куда сносят всякий хлам, когда нужно барахло заменять новой вещью. Какое расточительство! Сколько ещё рабочего, а оно здесь лежит и покрывается пылью. Но почему-то я огорожена металлической решёткой. Где это я? И что же со мной произошло? Кто-то появляется из тени дверного проёма. Это инспектор Маркус! Но почему он так недобро на меня смотрит. Почему? С такой зловещей и острой ухмылкой. И сам теперь больше походит не на человека, а на существо, сотканное из чёрных теней. Он что-то говорит. Да и ещё настолько чеканно выговаривает каждое слова, подыгрывая мимикой на лице. Но я ничего не могу расслышать! От этого мне становится мутно, будто меня вывернет, как в тех кошмарах. И вот. Что-то липко на моих ладонях. Что это? Я уже вся дрожу. Боязно. Что ещё будет дальше? Эта нечеловеческая ухмылка меня отбрасывает в метель. Боязно. Всё стынет вокруг. Эта тень будто нависает надо мной и вдавливает меня в землю, не давая пошевелиться. Боязно. Всё ниже и ниже опускаю голову. Там… там… там… на груди лежит уже холодное бездыханное тело Футабы. Она, похоже, иссохла, будто жизнь покинула её. Только лицо осталось таким же прекрасным и чистым, каким я его запомнила в день нашей первой миссии. Она так сейчас похожа на розу, которую высушили, положили под пресс и поместили в гербарий. На шее две небольшие красноватые дырки. Странно… она улыбалась, словно это было её последним усилием в её жизни, её прощальным подарком мне. Зачем… когда я не заслуживаю теперь никакой благодати и никакого прощения? Но в то же время так тепло внутри! Так тепло, что вся урчащая жажда утихла и вернулась в своё мрачную берлогу.
Будто в моих руках красивый сорванный цветок.
Он с блеском отражается в моих алых глазах.
Сладок запретный плод.
И вот облизываю от удовольствия запачканные кровью губы.
Хах… ха-хах… Ахахахахахахахахаха!
АХАХАХАХАХАХАХАХ!
Ничто не сдерживает мой будоражащий и чудовищный смех.
Ничего.
Почему? Почему всё так произошло? Почему теперь я радуюсь над телом моей подруги, которую поклялась защищать и любить. Знаю, это сон, и…
— Уже нет, все твои прошлые сновидения были явью, а вся явь — сном, — эхом разнёсся по комнате бас Маркуса, — теперь ты станешь служить мне как монстр на побегушках, у меня есть небольшие планы на твой счёт…
О чём он говорит? Это не тот Хайнеман Маркус, которого я до этого знала. В нём что-то совсем чужое, совсем…
— Демоническое?
Лукаво усмехнулась добрая тень, прикрыв ладонью в кожаной перчатке рот.
Его смех обволок весь подвал, что вот-вот обрушится потолок. Как только он закончил хохотать, продолжил: «Если будешь меня слушаться, то я верну твою подругу к жизни, так уж и быть. Но для начала, заключим-ка контракт, таков — наш закон. И чёрту не увильнуть от таких негласных обязательств. Не ты первая — и не ты последняя».
Не колеблюсь. Мне надо всё исправить. И вот — моя крупным почерком подпись кровью на бумажном клочке.
Жребий брошен.
— Верно, — с торжеством произнёс поддельный инспектор, — раз все фигуры расставлены на доске, то можем начать игру!
@シベリアンウルトラナショナリスト,@The_Cold_CorpseНесмотря на раннее время мертвое око, как теперь его называли, не было одиноко в своем созерцании — из окна высокой башни тот же самый вид сквозь стеклянные прорези маски наблюдал человек, и для него причина происходящего, кроме всего прочего, была источником дикой ярости. Он пытался с ней совладать, но пока, — «Пожри их всех пустота!» — совершенно безуспешно.
Гнев его был нестерпимо жгуч, он разливался по телу, струился по венам, заставляя вскипать кровь, будто жаркое солнце давних времён, времен, когда этот мир ещё не поглотила Двиорджнер — «белая тьма», туман пожравший небо без остатка. Внешнее сходство, однако, было обманчивым, на деле эта субстанция не имела ничего общего с водной взвесью. Её природа оставалась чуждой и непостижимой, временами даже казалось, что "оно" живое, потому и звали её не иначе как по имени.
И если бы человеку в башне, задыхающемуся сейчас от ненависти, пришло в голову описать этот туман, он, скорее всего, произнёс бы вслух то, с чем не раз уже разделял одинокие часы размышлений — «...воплощение алчущей пустоты. Дыхание бога. Или демона...» Но любой, даже не без оснований, упрекнувший его в излишней поэтичности или сентиментальности, оказался бы при этом в плену самого что ни на есть губительного заблуждения. И дело не в том, что сентиментальностью отец Айгнер никогда не отличался, а некоторая доля поэтики просто необходима духовному лидеру, а в том, что забывший своё место рисковал заглянуть в холодные прорези стеклянной маски и навек оставить там свою волю.
Этого взгляда страшился каждый, но удостаивались не все. Он предназначался лишь тем, кому предстояло заполнить собой пустоту Её голода. Айгнер не был фанатиком, во всяком случае, наедине с самим собой, он лишь делал то, что необходимо — приносил успокоение мятущимся жертвам, прерывал леденящим блеском своих глаз те нити, что связывали тело и душу, готовя агнцев к встрече с Тварью.
Айгнер перевел взгляд с земли на безликое серое небо, не ставшее ни на йоту ближе с высоты его положения. Пелена, заволокшая небесный купол казалась мембраной на глазу рептилии, омерзительной рептилии способной пожрать все сущее. Сегодня, так же как и бесчисленные дни до этого, её мёртвое око слепо пялилось свысока. Будь то день или ночь, на всех сразу и никого в отдельности, будто примеряясь в ленивой дреме, сожрать сейчас или все же оставить на потом — так дремлет хищный зверь, скрывая за напускным безразличием голод. Тварь была рядом, сколько он себя помнил, но так было не всегда. В старых книгах говорилось о временах, когда солнце щедро делилось своим теплом, а там где ныне терзал мёртвые скалы ветер, росли леса, поля простирались до самого горизонта, а людей было так много, что... Впрочем, даже, если в тех книгах была истина, она вряд ли могла служить утешением. Это была истина мёртвого, в лету канувшего мира, и ей не было места в мире живом — страдающем живом мире, бьющемся в мучительной агонии.
Такова была реальность, Айгнер видел её лик в застывшем зеркале тех глаз, что не оставляли его даже во сне. И всякий раз, когда под отточенным усилием воли рвалась невидимая нить, он знал, что вовсе не дарует покой. Он лишь делает смерть мучительней и страшней — «Но ведь это именно то, что было необходимо! Им всем нужна эта сила! Чтобы выжить в мире лишённом солнца, чтобы найти способ... Чтобы сбежать...»
Под маской изуродованное лицо исказила резкая гримаса боли, — «Как низко нужно пасть, чтобы цепляться за такое существование?» — Айгнер горько рассмеялся — отголоски вибрирующим эхо ударились об пол, рассекая битым стеклом пустоту винтовых переходов, то затухая, то снова отражаясь от щербатых стен. Так мог смеяться лишь мертвец — в этом смехе не осталось ничего кроме отчаяния и злобы.
Айгнер постоял ещё немного, глядя невидящими глазами в окно, видя в метущем мареве знамение неумолимого рока — «Здесь всегда будет свирепствовать вьюга. И сегодня и завтра и в день, когда Тварь проснётся. Лишь когда каждое живое существо в этом мире поглотит алчная пасть Двиорджнер, вьюга споёт по ним свою прощальную мессу. И затихнет навек». — Он стоял, не двигаясь и будто не дыша, он ждал — пока умрут последние звуки, забирая с собой все чувства и всю боль. Но протяжный вой за окном лишал даже этого.
Предавшись минутной слабости, монах совсем потерял течение времени, и теперь, когда его вырвал из задумчивости начавшийся внизу вибрирующий грохот огромного барабана, реальный мир хлынул, в отрешившийся было разум, будто прорвавшая плотину стихия. Этот звук мог означать лишь одно — скоро еще одна душа отправится в бездну. Но теперь Айгнер снова стал самим собой или напротив сбежал под маску, подобную той, что скрывала увечность его лица? Холодную маску без чувств, без эмоций, без черт, лишь с черными безликими прорезями — маску человека равного солнцу.
Гулкое эхо разнеслось по каменным залам, торопливо выскакивая из под ног человека, решительно и даже жестоко шагавшего сквозь длинные коридоры. Его шествие, словно ночной туман, заставляло подрагивать и чадить факелы, от чего тени за спиной свивались в аморфном танце. Несмотря на это, в мыслях монаха царила строгая упорядоченность, сейчас отбросив эмоции в сторону, он вновь размышлял над тем, что совсем недавно вызвало в нем целую бурю, успевая при этом сворачивать в нужные проходы, спускаться по правильным лестницам:
«Медальон, чей брат-близнец несомненно был у Безымянного, почернел и оплавился — таковой была реакция скрытых в них чар на критическую концентрацию пустотной ауры — говоря, проще, это значило, что носитель слился с бездной».
«Вот только раньше силы реакции было недостаточно для оплавления реликвии. То же самое произошло незадолго до этого со многими другими реликвиями — именно это вызвало у Айгнера наибольшие подозрения — Срабатывание одной или двух реликвий на приемлемом временном промежутке не явилось бы чем-то необычным… Но целых пять, и всего за последний месяц — Айгнер не верил в такие совпадения, — За носителями кто-то начал охоту, и этот кто-то обладал ужасающей аурой пустоты…»
«Но кем могло быть это создание?» — Лоб Айгнера испестрили бы глубокие морщины, если б им под силу было расколоть вспученную корку высохшей крови, — он вспоминал тексты бесчисленных трактатов, результаты собственных опытов и исследований. Все они говорили о том, что уничтожить носителя не то, что сложно, а практически невозможно. Айгнер лично доводил до совершенства и без того сложные ритуалы, позволяющие связать сознание человека с Бездной. Эта связь делала их почти неуязвимыми, наделяя сверхъестественными инстинктами и пугающими способностями.
Однако, существовала проблема, которую не мог решить даже он — несмотря на тщательно выверенные психические барьеры и балансиры, бездна неотвратимо разрушала сознание носителя, пожирая его чувства, воспоминания, эмоции и даже часть души всякий раз, когда пустота вырывалась наружу. Чем чаще это будет происходить, тем скорее носитель "сольётся с бездной", навсегда утратив всё то, что делало его человеком.
Это значило, что любой прошедший обряд опустошения был обречен, — рано или поздно, но человек исчерпает себя и породит взамен нечто чуждое и ужасное — тварь, лишённую разума, одержимую бесконечным голодом, убивающую любого оказавшегося поблизости, увеча тела и поглощая души. Снова и снова, до тех пор, пока бездумное тело не погибнет от истощения или не будет уничтожено.
За этими мыслями Айгнер углубился в длинный коридор, странность которого заключалась в том, что оканчивался он тупиком, однако, монаха это, казалось нисколько, не смущало — глава ордена беспристрастно шагал вперед. Подойдя к стене, он неуловимым касанием привел в движение скрытый механизм, обнажая темную пасть прохода, из которого с удвоенной силой загрохотали барабаны. Пренебрегая факелом, торчащим рядом, монах уверенно шагнул в удушливую тьму пещеры, совершая привычный путь для, которого ему не требовался свет. Миновав узкий проход, он вышел на балкон, удобно расположенный в естественной нише. Оттуда открывался вид на творящееся ниже упорядоченное безумие, оно всякий раз зачаровывало монаха, несмотря на то, что тот лично продумал и воплотил каждый элемент этой системы. Хотя быть может именно по этой причине сие действо просто не могло оставить Айгнера равнодушным. Он чёткими шагами преодолел расстояние до края платформы, не задевая при этом вязи ритуального круга расчерченного под ногами, чтобы одним своим явлением заставить стихнуть всё, будто не только люди, но даже и звуки, и тени застыли в немом преклонении — лишь на секунду. Затем воздух вновь наполнился возбуждающим нервы рокотом барабанов, а тени заметались, пытаясь поспеть за монахами, наносящими последние штрихи.
В центре пещеры внутри огромной звезды лежал обнаженный молодой мужчина со спутанными волосами. Глаза его были закрыты. Он не боялся — он был готов.
Суматоха вокруг сменилась упорядоченностью, монахи разбрелись по своим местам — каждый стоял в собственном круге, совокупность которых многозвенной цепью опоясывала звезду. Рокот барабанов усилился и затих, лишь для того, чтобы смениться гипнотическими аккордами электрогитары исходящими из странной коробки. Древнее устройство исторгло неясные слова протяжной песни — «По лунному свету блуждаю, посвистывая… Но только оглядываться мы не должны…»
Ритуал начался.
@Полезный Мусор,@The_Cold_CorpseВместе с этим воспоминанием пришла боль – тупая, пульсирующая боль в голове, где-то в районе виска. Девушка попыталась привстать в постели, но услышала чей-то ворчливый голос:
– Лежите, лежите… Люди после такого неделями восстанавливаются, а то и месяцами, а она вскакивает, видите ли.
Перед глазами вновь полыхнула алая завеса, Кацура мучительно попыталась собрать в одно целое осколки недавнего прошлого. Кровь, много крови… безумный Хайнеман… размашистая, влажно блестящая подпись… и мёртвая Футаба… Мёртвая!
– Аой, – с отчаянием и горечью произнесла Кацура и вновь упала на подушку.
Настала долгая – в пять бесконечных секунд – тишина, потом тот же ворчливый голос произнёс, непонятно к кому обращаясь:
– Да подойдите вы к ней, что ли. Она же до сих пор считает, что она вас убила… А, чёрт бы побрал эту эмоциональную зависимость!
Кацура почувствовала, как кто-то осторожно присел на кровать рядом с ней. Потом чья-то рука прикоснулась к её щеке – тёплая и удивительно знакомая. Кацура не сразу поняла, что именно ей знакомо, и лишь через мгновение осознала запах лавандового мыла. Запах из утраченного прошлого – Футаба всегда пользовалась им, когда мыла руки.
– Аой, – жалобно повторила Кацура, чувствуя, как её рассудок тонко дрожит и вибрирует, словно стекло, готовое лопнуть.
– Я тут, Каттян. Всё хорошо.
И этот голос, и эти слова тоже были невероятно знакомыми. Настолько знакомыми, что их просто не могло существовать здесь и сейчас. Сделав усилие над собой, Кацура повернула голову, и хотя зрение ещё вернулось к ней не до конца, она тотчас узнала ту, которая сидела сейчас рядом. Не могла не узнать.
– Прости, – прошептала Кацура. – Я тебя убила… Выпила твою жизнь. Я…
– Нет, – палец Футабы коснулся её губ. – Ты же видишь, я здесь. Перед тобой. Всё это время ты видела сон, но он наконец-то закончился.
– Сон…
Кацура не понимала ничего, ровным счётом ничего! Аой, её любимая Аой, сидящая рядом с ней, была так реальна, но не менее реальна была и другая Аой, иссушенная и смертельно бледная. А ещё – торжествующая улыбка Хайнемана. Она не знала, что сказать, поэтому просто молчала заплакала
– Слёзы, слёзы, – обладатель ворчливого голоса прошёлся по комнате, скрипнув сапогами. – Может, перейдём уже к делу, раз девушка пришла в себя и даже почти адекватна? По правде говоря, я бы предпочёл вам ничего не говорить, а просто отправить в Палату Забвения, откуда, как известно, выходят только вперёд ногами… Но вы все и так уже влезли в это дело по уши, а ситуация, кажется, выходит из-под контроля.
При этих словах Кацура вздрогнула. Закрытый комплекс из нескольких десятков зданий, принадлежащий Министерству Истины, в просторечии – Палата Забвения… Да ведь она и сама провела там больше двух месяцев совсем недавно. А потом начала работать с Хайнеманом. Но тогда этот ворчливый тип… он тоже оттуда?
– Меня зовут Гард, кстати, – представился наконец-то ворчливый тип. – Инспектор Гард. Футаба, вы бы рассказали сейчас своей… подруге, что произошло в тот вечер. А то я, признаться, не люблю всех этих сантиментов.
Кацура вновь перевела взгляд на свою бывшую напарницу, всё ещё ничего не понимая. А Футаба ласково поправила ей прядь волос, выбившуюся из-за уха, и спросила:
– Ты помнишь наш последний разговор? Тот, когда ты позвонила мне на работу?
– Да… наверное, – Кацура напрягла память, и в виске вновь запульсировала боль. – Мы ведь договорились встретиться… где обычно, верно?
– Верно. Только ты не пришла. Я ждала тебя долго… Час, наверное, а может и два. Потом решила, что у тебя возникли срочные дела. И тут мне позвонил Бронс…
– Позвонил, – хмуро перебил её Бронс, который, как выяснилось, всё это время молча сидел в углу. – Потому что на тот момент знал уже немножко больше, чем следовало. И знал о том, что вы хотели встретиться.
Боль ударила в третий раз. Бронс, её бывший начальник… Теперь Кацура отчётливо вспомнила почти всё. Вспомнила, как вприпрыжку бежала в сквер. Вспомнила свои чудовищные сны накануне. Вспомнила… Нет, вспоминать мёртвую Аой она не хотела, это было выше её сил, и чтобы избавиться от наваждения, она торопливо схватила живую Аой за руку и с силой стиснула её.
– Ладно, – Гард поморщился. – Начнёте тут сейчас рассусоливать… Ты, Эдвард, за двадцать лет ничуть не изменился, а твоя бюрократическая работа отучила тебя называть вещи своими именами. Кацура, у вас голова не болит?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что девушка вновь вздрогнула. Медленно поднеся руку к виску, она кивнула:
– Болит… Дёргает то и дело…
– Там у вас ещё и шрамик остался. Но это ерунда, заживёт. Хирурги здесь всё-таки хорошие, достали и ничего не повредили – ни голову, ни аппарат.
Гард разжал кулак, и на чёрной перчатке все присутствующие увидели маленький, с булавочную головку, ярко-синий кристалл. Бронс, видимо, уже знал, что это такое, а вот Футаба охнула, прикрыв рот ладонью:
– Это… было у неё внутри?
– Да, – инспектор кивнул. – Одна из последних разработок Министерства, симулятор наведённой реальности, он же синар. Прибор очень эффективный, всякое использование требует санкции там, наверху, поэтому – строжайший учёт и контроль. Этот же экземпляр нигде не зарегистрирован, я больше вам скажу – его и по бумагам не существует.
Он помолчал, прошёл взад-вперёд по комнате и заговорил снова:
– Вообще говоря, синары программируются с помощью спецкомпьютера, им же и управляются. В данном случае обошлись без компьютера. Прямое подключение силой воли, силой мысли… понимайте как хотите. К счастью, информацию наши специалисты всё же сняли. Так что расслабьтесь, Кацура, все эти вампирские бредни – просто игры вашего разума, порождённые злой волей.
– Но ведь… всё было так реально… Слишком реально!
– На то он и синар, – Гард пожал плечами. – Интереснее другое. Где сейчас находится тот, кто его поставил, и как он это сделал, не имея специальной аппаратуры.
Вопрос был риторический. Уж даже если инспектор этого не знал, остальным это тем более было неведомо. Бронс наконец-то поднялся со стула, на котором он сидел, словно приросший, и сердито спросил:
– Ну и что такое этот ваш Хайнеман? Вы ведь вроде за ним следили?
– Эдвард, ты в своём уме? – Гард изогнул бровь. – Или ты ничего так до сих пор и не понял? Нет больше никакого Хайнемана. Был, да весь вышел. Сейчас это лишь оболочка, сосуд для той силы, перед лицом которой все эти киллианы и иже с ними – детский сад.
Кацура и Футаба переглянулись. Одна из них по-прежнему не понимала совсем ничего, другая – чуть больше, но не намного, но у обеих было огромное желание телепортироваться отсюда куда-нибудь подальше, чтобы ничего не слышать ни о каких секретах. Вот только поздно об этом думать – уж вляпались, так вляпались.
– Аой-тян, – тихонько всхлипнула Кацура. – Это всё правда? И я тебя не убивала?
Наведённая реальность, въевшаяся в её мозг как ржавчина, никак не желала покидать его и рассасываться – даже сейчас. И Футаба, чувствуя смятение несчастной страдающей подруги, так же тихо ответила:
– Правда. Мы с Бронсом нашли тебя в одном из заброшенных зданий на окраине. Там была только ты и больше никого, никаких трупов, никакой крови. Через пять минут примчался Гард, долго матерился и отдавал какие-то распоряжения, а потом тебя привезли сюда.
– Хайнеман… дьявол?
– Точнее, дьявол – это Хайнеман, – вмешался Гард, услышавший их разговор. – Но я не стал бы использовать все эти религиозные термины, они с лёгкостью могут завести не туда. Это, повторюсь, третья сила, которая вынуждает нас сейчас полностью пересмотреть всю нашу стратегию. Я не люблю вмешивать в дело посторонних, но в данном случае выбирать не приходится. Кацура – сотрудник Министерства Истины, по неизвестной причине ставшая объектом атаки. Бронс и так уже знает больше, чем ему положено по статусу.
– А я? – вырвалось у Футабы.
– А вы – самый близкий для Кацуры человек. Ей понадобятся поддержка и защита, особенно сейчас, когда её сознание начнёт отторгать имплантированные фантомы. Считайте себя… ну, её телохранителем, что ли.
Что-то негромко брякнуло – Гард положил на прикроватный столик овальный жетон на цепочке, который, казалось, менял свой цвет каждую секунду – от ярко-алого до густо-фиолетового.
– Брать на службу в Министерство я вас не стану, обойдётесь. А это – ваши временные полномочия. Вы ведь оперативник? С правом ношения оружия? Ну вот и работайте… Пошли, Эдвард. Если у Кацуры головная боль скоро пройдёт, то у нас с тобой она только начинается.
Последние слова инспектора, как нетрудно догадаться, были обращены к Бронсу. Мужчины вышли, дверь палаты – или камеры? – мягко захлопнулась за ними, и Футаба с Кацурой остались наедине, впервые за долгое время. Царила такая тишина, что отчётливо слышалось тиканье часов, висевших на стене.
– Ты бы удивилась, Каттян, – Футаба первой нарушила эту тишину. – Ты бы очень удивилась, если б знала, насколько мне тебя не хватало…
И она прижалась лбом к щеке бывшей напарницы.
@Полезный Мусор,@Полезный Мусор,@The_Cold_Corpse,@Amaert,@DaemasКогда гул и вибрация достигли значительных амплитуд, источник удовольствия заерзал на кровати и пугливо прошептал:
— Что это? Что происходит?
Только Футаба хотела сказать, что и сама ничего не понимает, как обрушающаяся стена дала свой громогласный ответ. Звон бывшего окна заставил девушку сильнее прижаться к подруге, а клубы пыли — закрыть глаза и надеяться на лучшее.
Спустя мгновение в дверном проеме показался Гард. Вместо унылой серой стены с тусклой стеклянной рамой пред его взором раскинулся великолепный закат и мириады крохотных звезд — раскрошенный бетон в сияющих лучах мог оставить такое впечатление у особо романтических натур. Инспектор, увы, к ним не принадлежал, поэтому сквозь его губы прорывались не возвышенные, а вполне приземленные, возможно даже непечатные возгласы. Впрочем, наверняка сказать было трудно — основной источник шума, которым был отнюдь не бетон, теперь перемещался внутри здания прямо под застигнутыми врасплох сотрудниками. Гард сделал небольшое предположение насчет его дальнейшей траектории, и действительно — спустя пару секунд точно так же рухнула задняя стена. "Хорошо, что до лестницы дойти не успел" — выдохнул притаившийся Бронс и пополз к товарищам по несчастью, держась уцелевшей перегородки.
С тыла медицинского корпуса, ныне похожего на импровизированный аквариум, можно было заметить причину незапланированной перестройки. Привычный для транспортного отдела черный силуэт, едва сравнимый с прошлыми экземплярами, терялся в очертаниях своего силового барьера. Его плазменные раскаты не вписывались ни в какие классы опасности и вызывали у наблюдателей единственное рациональное желание — спасаться бегством. А неустойчивое здание, чудом сохранявшее свою конструкцию, ещё больше усиливало этот позыв. Первым на него поддался Гард и уверенно сиганул с четвертого этажа на глазах ошеломленных девочек. Футаба, забыв про слабость подруги, потащила её к обрыву и с ужасом посмотрела вниз на предполагаемую красную кляксу. Но инспектор Гард, мастер экстренных эвакуаций, чувствовал себя отлично и твердо стоял на расколотом асфальте.
— Нан.. Как.. – предельно удивленная Футаба не могла подобрать язык для своей эмоции.
— Экзоскелет, – необычайно кратко объяснил подоспевший Бронс. – Спрыгивай!
— Нет! – неодижиданно для самой себя выкрикнула подопечная.
— Почему?
— А у меня нет никакого экузолета!
— У него есть, – ответил директор и указал на Гарда, который с вытянутыми руками ждал остальных каскадеров.
Футаба полными шока глазами посмотрела на Бронса, потом вниз, потом снова на Бронса, за чьей спиной сверкали плазменные щупальца, и, взвизгнув, отправилась в свободный полет. Приземление оказалось жестковатым, хоть инспектор и пытался амортизировать свои металлические стойки. С Кацурой было проще. Не задавая никаких вопросов, она безропотно отдалась в руки директора, инспектора и судьбы, надеясь, что происходящее — лишь очередной фантом её воспаленного разума. Поймав малоактивное тело, Гард поднял взгляд вверх и приготовился к худшему. Прыгать собирался Бронс.
Треск рессор экзоскелета и расширение дыры в асфальте свидетельствовали об успешной эвакуации из здания. Осталось лишь добраться до машин и покинуть зону будущей работы спецагества, ибо:
— Вам, как и мне, здесь делать нечего, – заключил Гард. – Полномочия по донесению информации я беру на себя! – добавил он на бегу к своему автомобилю.
— Есть, тащ инспектор! – прошипел Бронс, потирая ушибленную поясницу. Взглянув на своих сотрудниц и оценив их физическую форму, он закинул Кацуру себе на плечо, после чего скомандовал находящейся в прострации Футабе двигаться за ним.
Болтаясь на пыльной рубашке, ангел смерти внезапно вспомнил о занятной мысли, что отчетливо оформилась в Палате Забвения.
— Вот же он. Прямо подо мной. Ублюдок. Идет, трясется. Развалюха. Хотя я может и быстрее умру. С такой-то реабилитацией. А он потом что? Бедра ей пожирать будет? Глазами. Мерзавец. Выдавить бы их тебе. А ну-ка!
Уперевшись руками о спину Бронса, Кацура попыталась подняться, но сил ей не хватило. Директор даже не заметил покушения на свое здоровье и без лишних происшествий дошел до спидрайсера. Погрузив девочек на заднее сидение, он быстро пристегнулся и, с верой в лучшее и надеждой на худшее, отправился подальше от эпицентра разрушений.
К этому времени Гард успел отъехать на безопасное расстояние. Теперь не грех было и отвлечься на телефонный звонок при вождении автомобиля. Инспектор открыл приборную панель, установил защищенный сеанс связи с руководством и уже через пять минут о происшествии в больнице трещали все три Министерства.
— Северный сектор, 17 зона, чрезвычайно...
— ...атака на склады...
— ...да кто туда сунется, да?...
— ...закопают! Или нет, нет — на склад отправят как возмещение потерь!
— ...приказываю: на устранение объекта направить спецотряд...
— ...говорил: "Хоть рихтуй, хоть не рихтуй, всё равно получишь...
— ...новые, новые! Поживее там!
— Именно Ваши разработки...
— Пошел в задницу, Осмонд!
Последняя фраза, к счастью для её автора, была сказана не в трубку. Автором был доктор Шульц — специалист по перемещенным объектам и средствам их нейтрализации. Его последнее изобретение ещё должно показать себя на практике, но, благодаря теоретическому обоснованию, уже нейтрализовало доктора Осмонда, лишив его отдел парочки грантов. Сопереживая коллеге, Шульц решил открыть подарочный виски и провести остаток рабочего дня в праздном злорадствии. Да и Бронса, которому он отправил вызов, будет веселее дожидаться.
Примерно на второй бутылке раздался звонок и в кабинет вошел желанный гость.
— Какие люди! – возрадовался Шульц, протягивая каждую букву. – Вымыт, приодет! Ты там с плазмомонстром боролся или в салон ходил?
— Привел себя в порядок перед встречей с уважаемым алкоголиком, – съязвил Бронс и разместился на одном из кресел напротив стола.
— Ой, ну вот не начинай это свое! Ты после работы на два ведра больше меня цедишь — и ничего! Будешь, кстати? – Шульц потянулся было за набором рюмок, но при взгяде на Бронса передумал. – Ах, ну да! На работе ж низзя. Это ж для тебя храм похлеще Отцовского, да?
Бронс проигнорировал неоригинальную провокацию.
— Молчишь? Правда, потому и молчишь! А ведь так нельзя, – покачал головой доктор. – Работа должна быть ступенькой к развитию Отца, а не наоборот.
— Вот только твоих пьяных проповедей мне не хватало, – хмыкнул директор.
— Не хватало, иначе бы ты сюда не пришел! - парировал доктор и опустошил бутылку ещё на 15 процентов. – Знаешь, кстати, чем нынешний погром грозит?
— Догадываюсь.
— Это ты молодец. Это ты правильно делаешь, что догадываешься, знать тебе по должности не положено, – сказал Шульц и снизил тон. – Не знаю, кто за этим стоит, но они нам большущую свинью подложили. Пускай это чудило сильное, пускай! — мы тут не зря свой хлеб едим. А вот чтобы по стратегически важным объектам бить — это извините меня, перебор. Так еще ведь и направить его! Делать их там научились, что ли.
— Это на склад, да? – осторожно спросил Бронс.
— Нет, банки с анализами бить! – взъелся Шульц. – На склад, куда ж ещё. Лучшее, что сформировалось в людях. Медицински изученных людях, что самое главное. Передовая ветвь Отцовских исследований.
— Да-а, – протянул Бронс. – Искусственный интеллект можно создать только на естественной основе.
— Ис-кусс-твен-ный! – перекривил его доктор. – Это у нас, дураков, искусственный! С искусственными же проблемами и ограничителями. А Отец — интеллект настоящий! Высокоорганизованый! Так высоко, что с наших примитивных позиций и не видно будет. Только и остается, что подольше за эти позиции держаться — авось что в будущем изменится. Твое здоровье! – окончив мысль тостом, Шульц опрокинул внутрь очередную победоносную стопку.
@The_Cold_Corpse,@Полезный МусорЯ не могу понять, как я тут оказался. Впечатление, будто это повторяется из раза в раз, снова и снова, из одного места в другое. Крайне сложно, описать происходящее. Будто, нечто кружится вокруг меня, но, я не могу разглядеть, кто это или что это. Ощущения пространства потерялось, и я чувствовал себя абсолютно дезориентированным. Нечто, будто призывало некую воронку, в которую меня медленно засасывало. И без того помутневший рассудок, накрыло ещё сильнее. Я окончательно перестал осознавать происходящее.
Веки ощущались невероятно тяжелыми и хотели закрыть глаза от неосознаваемого ужаса. Я поддался этому сладкому желанию и закрыл их. Вскоре, ощущения того, что меня окружили исчезли, пропала тревога и я успокоился.
Я начал ощущать тепло, также я понял, что лежу накрытый чем-то. Поначалу, ощущения были двоякими, с одной стороны, ощущалось тепло внутри накрытого пространства. Я начал догадываться, что это одеяло, ощупав его я сразу понял это. Но, за его пределами было весьма холодно. Веки начали ощущаться, намного легче, чем до этого, поэтому открыть их не составило труда. Открыв глаза, я понял, что нахожусь в своей спальне. Всё та же темная, не убранная комната, в которую слабо проникает свет. Солнце стояло достаточно высоко, видимо, проспал я довольно долго.
- Опять, этот кошмар.
В последнее время мне часто снится этот кошмар, но я никогда не могу вспомнить, что там происходило, лишь ощущения от него. Из-за него я плохо сплю по ночам и частенько не высыпаюсь. Сегодня, как раз такой случай. Хотелось бы ещё задержаться, однако поход на работу это не отменяет, так что пришлось по-быстренькому умыться и поесть то, что осталось в холодильнике.
Собственно, ехать до работы не долго, пару остановок и вот, я уже тут. Разумеется, из-за спешки выглядел я, крайне неопрятно: не заправленная рубашка, не расчесанные волосы, мятый пиджак, пятна грязи на штанах и пальто, оставшиеся с последнего задания. Меня никогда не заботил мой внешний вид, но, всё же, быть более аккуратным мне всё-таки стоит.
- О, здоров Маркус, опять не выспался?
- Привет, да, что-то опять не задалось? А ты я смотрю такой же бодрый как и всегда?
- Как видишь.
Это мой коллега, зовут его Эрик. Он также, как и я, работал инспектором. Мы с ним иногда пересекались, по пути на работу и возвращались, когда он жил неподалёку. Несмотря на то, что мы с ним примерно одного возраста, энтузиазма у него побольше, чем у меня.
- Может, тебе всё-таки сходить к врачу? Они в этом получше разбираются, знаешь ли?
- Нет, спасибо, я же сказал, что это временно. Со временем пройдет.
- Со временем, как же, может, не будешь оттягивать решение данной проблемы?
На самом деле, я хотел бы разрешить эту проблему, но проблема в том, что мне сложно выудить хоть что-то из архивов. Меня к ним не подпускают, обычному инспектору практически нереально туда попасть и тем более обо мне в Министерстве, тихо шепчутся за спиной, как о крайне сомнительном типе. Не спорю, я таковым и являюсь, но от этого легче не становиться. Вообще, ходят слухи, что там скрывают, результат некого научного эксперимента, но это правда это, или нет, известно лишь высшим чинам, простым смертным об этом знать не дано. Я не хотел рассказывать о своей проблеме, но Эрик остальные мои коллеги заметили мою сонливость и спросили не страдаю ли я от проблем со сном. Рассказывать о снах, я не стал, ограничившись тем, что у меня бессоница.
- Ладно, может, как-нибудь попробую.
- Вот и хорошо. Ладно, увидимся. Работа ведь не стоит. Может, зайдем как-нибудь в бар, выпьем чего-нибудь?
-Нет, спасибо. Я сегодня уйду с работы пораньше.
-Хм, ну ладно, тогда увидимся.
К сожалению, я пока не имел зацепок и не мог найти хоть какой-то след. К секретным архивам не подпускают, а в обычном ничего об этом нет. Меня уже начало поглощать отчаяние.
Закончив с работой, я решил пойти в бар к Карлу. Погода, на удивление, была неплохой. Обычно, погода в городе, мягко говоря, крайне плохая. Постоянная слякоть, грязь и осадки несколько дней подряд, однако, сегодня погода была благосклонна, даже солнце выглянуло из-под облаков, а на улице было довольно тепло. Гулять было одно удовольствие, но я решил наведаться в бар, чтобы немного развеяться.
Вывеска спокойно качается на ветру, посетителей в баре немного, думаю, это к лучшему. Я захожу внутрь, о чём извещает колокольчик над дверью. Карл в это время возился в баре.
- Привет, удивлён увидеть тебя так рано. Обычно, ты всегда изводишь себя до такого изнеможения, что я даже удивляюсь, как ты сюда даже дотащился.
- Понимаю, сегодня решил выбраться пораньше.
- Будешь как обычно?
- Да, завари кофейку, пожалуйста.
Сегодня, мне не очень хотелось разговаривать с Карлом, поэтому я решил посидеть один за столом. Он сразу это понял и не стал сотрясать воздух понапрасну и продолжил уборку у стойки. Я же выбрал столик у окна.
Уставши, я оперя правой рукой свою голову и начал свои раздумья. Я пытался вспомнить, что же происходило во сне, но бесполезно, всё как в тумане, а других зацепок, пока, нет. Неожиданно, меня начало клонить в сон. Я подался этому желанию и, как это было ожидаемо, мне начал сниться тот же сон, что и ночью. Меня снова начало засасывать и опять эти крутящиеся твари...
Вдруг, я почувствовал, что кто-то тычет в меня.
- Дяденька, просыпайтесь.
Проснувшись, я понял, что это был маленький мальчик с серыми глазами и крайне бледной кожи, будто оживший труп. Одет, он был в подобающих тонах: пальто и берет серого цвета, в руках же он держал чёрный шарф, а из кармана выглядывали такого же цвета перчатки. Что-то в нём не так, при взгляде на кожу это было понятно и ещё его пустые, но, как будто проникающие в душу, глаза, от него веяло непонятной опасностью, незаметной, но явной. Прошёл небольшой холодок. Он уже присел напротив меня и намерен здесь задержаться.
Что-то не очень уж мне и хочется с ним говорить...
- Маркус Хайнеман? – резко спросил он.
-Да. – стараясь не подавать виду, ответил я.
Я решил, пойти в наступление задав вопрос:
- Ты не потерялся? Где твои родители?
- У меня их нет.
- Тогда как ты оказался здесь, и как ты узнал моё имя?
- Странно, я же здесь часто сную. Ты же часто посещаешь этот бар, мог бы меня и заметить. – ответил он, надув губы.
Не помню, чтобы когда-либо видел его здесь. Надо будет спросить о нём Карла.
- Долой всё это, я знаю кто ты такой, Маркус.
Он решил пойти в контратаку этим вопросом. Тут мне уже стало не по себе.
- Тебе ведь недавно стали часто сниться кошмары, не так ли?
Так, это начало заходить слишком далеко, но может стоит...
- Ты ведь не против, если мы продолжим разговор за баром?
Хм, ладно рискну. Может удастся узнать от него нечто ценное.
Мы вышли за бар. На улице всё также солнечно и тепло.
- Что тебе о них известно? – спросил я первым.
- Могу лишь поздравить тебя, твои способности неожиданно проявились, хотя, как я вижу тебе они не приносят никакого удовольствия.
Я в замешательстве, однако, я решил, продолжить расспрашивать.
- А какова природа этих способностей?
- Скажем так, ты можешь видеть изнанку этого мира. Если будешь развивать свой дар, это вполне тебе поможет в твоих планах.
- Стоп, так это ты, кого скрывает Министерство?
- А ты довольно догадливый. Мне такие нравится, может, я тебя и пожалею.
- Зачем тебе меня убивать?
- А голову ты дома не забыл? Может подумаешь, зачем мне тебя оставлять в живых, после того, как ты увидел меня? Хотя, меня, на самом деле, тут даже нет.
- Маркус, с кем ты общаешься?
Неожиданно, в разговор вмешивается Карл.
- Ты его не видишь?
- Боюсь спросить, кого?
Мальчик пожимает плечами, с ухмылкой на лице.
- Ладно, я удивился с чего ты неожиданно вышел из бара, как будто, за кем-то. – продолжил Карл.
- Да не, я просто решил освежиться.
Карл взглянул на меня с подозрением. После чего, развернулся и начал уходить.
- Вернусь к работе. Обращайся, если понадоблюсь.
- Ну что, убедился? – спросил мальчик.
Мне не нашлось, что ответить. Неожиданно, он схватил меня за рукав и всё начало расплываться. Звуки города удалились, а пространство, по-видимому, исчезло.
@нольэкспешечка,@нольэкспешечка,@Daemas,@The_Cold_Corpse,@Полезный Мусор,@AmaertВ том уголке её мира, куда она прибыла, начинался ранний, летний рассвет. Сидя в вагоне магнитоплана и глядя на стремительно проносящиеся за окном пейзажи, Клои пребывала в ностальгическом предвкушении скорой встречи с родными местами, с городом, где проходило её взросление. Между тем, чем ближе был момент прибытия, тем сильнее к лирическому настроению примешивалось чувство тревоги. Сколько лет назад она в последний раз была здесь? Семь лет. Семь долгих лет. С тех пор, как Клои перебралась в «центр мира» и обустроилась там, она ни разу сюда не возвращалась. Не вернулась бы и сейчас, если бы этот спонтанный порыв не настиг её столь внезапно, что она не успела придумать себе очередного оправдания, чтобы опять сюда не ехать. Она вспоминала, как её провожали. Никто тогда не сказал ничего осуждающего, но и те редкие пожелания удачи звучали не то, чтобы не искренне, но словно как-то растерянно. А ещё она вспоминала школьные уроки истории.
Когда-то наш мир был лидером большой группы миров. Мы одними из первых создали технологию межмирового перехода и проникновения в межмировое пространство. Будучи лидером в технологиях, мы оказывали всяческую помощь другим мирам, которые открывали эту технологию позже нас. Мы посылали к ним своих специалистов и принимали их студентов в наши университеты. Всё это мы делали совершенно безвозмездно, да и что может желать тот, кто развит настолько, что у него и так есть всё и в практически неограниченном количестве? Только того, чтобы всем вокруг жилось столь же хорошо! Со временем создалась федерация из полусотни миров, и мы были её центром, но не военным, а научным и идеологическим. Однако не во всех мирах разделялись наши идеалы. Находились и те, кто решил создать свой союз. Пятьсот лет назад группа крупных корпораций из десяти миров основали финансовый центр, выбрав для этого почти не заселённый мир, жители которого имели несчастие открыть для себя способ межпространственного перехода второго типа, тем самым попав в их поле зрения. Этот центр быстро рос, все богатые компании основавших его миров стремились перенести туда свои головные конторы, а их владельцы обустраивали там свои огромные дворцы, на новой, чистой и тогда ещё необъятной земле. Разумеется, чтобы всё это нормально функционировало, потребовалось огромное количество обслуги. Население этого нового «центра мира» быстро росло, по сути он стал метрополией для десяти основавших его миров, но этого ему было недостаточно, он стремился подмять под себя и других. Наше противостояние было неизбежно. И мы, и они почти одновременно устанавливали координаты нового мира, как только начинали работать его врата, ведь обычно когда кто-то запускает врата впервые, то даже не задумывается об их безопасности. Мы спешили, чтобы предложить им помощь. Они спешили, чтобы их обмануть. Такое положение вещей длилось достаточно долго, но однажды они решили пойти гораздо дальше и неожиданно, нанесли по нам военный удар, который мы, к сожалению, не смогли вовремя предугадать. Наш мир оказался в руинах, а они очень скоро стали доминировать над всеми. Поскольку после поражения на нас были наложены многочисленные ограничения, мы до сих пор не достигли прежнего уровня развития. Ни о каком равноправии теперь нет и речи. Они контролируют систему врат, а тот, кто контролирует врата, тот контролирует всё. Они не дают развиваться новым мирам. Им удобнее иметь дело с отсталыми. Засекая новый мир, они, если есть возможность устраивают всё таким образом, чтобы межмировые переходы оставались там тайной для большинства населения. Потому за последние двести лет, число «открытых» миров пополнилось лишь пятью новыми членами.
«Представилась возможность, и я уехала, — думала Клои, приближаясь к концу своего пути, — уехала и жила «там». Веселилась и строила карьеру, все мои мысли были никак не связаны с Родиной. Назвалась Алисой. Изредка писала домой письма. Последнее написала примерно год назад. — Она оборвала свой внутренний монолог, чтобы перенаправить мысли на поиски оправдания, — но ведь не одна же я такая, в конце-то концов!» — однако эта тривиальная мысль, разумеется, не принесла ей успокоения, скорее даже напротив сделалось ещё хуже. «Так можно ли назвать меня предателем?» — Мысли Клои стали совсем уж тяжёлыми. Она шла вся погружённая в них, не замечая ничего вокруг. Родной город? Ей было неловко смотреть на его улицы, как нашкодившему ребёнку бывает неловко смотреть в глаза матери.
— Да, ты предатель! — Сурово произнёс вдруг чей-то голос совсем рядом.
Клои вздрогнула. Перед ней стоял высокий незнакомец в строгой одежде. Их взгляды встретились.
— Ты просто жалкое ничтожество, — произнёс незнакомец резким и безапелляционным тоном.
«Я жалкое ничтожество, — отозвалось эхом у неё в душе, — я просто омерзительна». В этот момент она вдруг поняла, что в задумчивости забрела куда-то не туда, улица, на которой она находилась, была ей не знакома. Незнакомая улица, незнакомый человек словно прочитавший её мысли. Клои пыталась прийти в себя, выйти из того странного заторможенного состояния в котором пребывала в последние минуты, понять что происходит. Внезапно это ей удалось. Она всё вспомнила, и тот день, когда ей стало плохо после прочтения дневника Клише, и неожиданный отчаянный стук в дверь, и то как она, пребывая ещё в смятении, пошла её открывать даже не поинтересовавшись, кто там стоит, и всё что случилось с ней потом. Она выпрямилась и расправила плечи, терзавшие её сомнения улетучились, сменившись слегка обречённой решимостью.
— Настало время исполнить наконец свой долг перед родиной и заслужить прощение, — снова обратился к ней тот, кто более не казался ей незнакомым. — Готова ли ты?
— Готова! — тихим, но уверенным голосом ответила Клои.
«Наконец-то!» — радостно отозвалось у неё в душе.
@The_Cold_Corpse,@Amaert,@Kitsune74,@Kitsune74"Разрушенная столица разрушенного мира, и ты, Клои, идёшь за неизвестным человеком в неизвестность с такой готовностью, - подумала девушка, испытав дежавю, и усмехнулась про себя. - Ничего нового - обычные будни журналистки!"
Запах лета и мысли об архаичном ненадолго заполнили все её мысли. Но лишь ненадолго.
"Не переживай, этому городу не вечно лежать забытым и безлюдным, - мужчина, не обернувшись и даже не замедлив шаг, вновь беспрепятственно проник в её сознание. - Пока мы идём, я объясню тебе суть происходящего, чтобы не тратить время в дальнейшем..."
Незнакомец сделал небольшую паузу, и Клои сконцентрировалась, дабы как можно внимательнее слушать голос в своей голове.
"Есть необнаруженный мир, жители Центра назвали бы его отсталым. Как и в остальных мирах, всё живое в нём ведёт постоянную борьбу за существование. Отличие в том, что гонка роста потенциала к выживанию там многократно превышает по таковым показателям любую другую известную биосистему. Иными словами, населяющие этот сверхмир существа неимоверно сильнее, умнее, ловчее, могущественней и обладают способностями, по сравнению с которыми технологии Центра громоздкие и непродуктивные. Среди них зафиксированы такие умения, как телекинез, телепатия, мгновенная телепортация, мгновенное преобразование энергии и другие."
Девушка насторожилась. Незнакомец только что явно описал себя и... Клише! Его способности! Его записи! Кто он?! Клои испуганно посмотрела на спутника. Интерес и страх перемешались в интригующий коктейль мыслечувств.
"Думаю, если бы меня хотели убить, то уже убили бы," - это несколько успокоило её , и она снова сосредоточилась на чужом монологе у себя в сознании, чтобы ничего не упустить. Мужчина выждал время, будто из вежливости, и продолжил:
"Развитый социум эти существа так и не построили, поэтому о технологии межмирового перехода не может быть и речи. Однако побочным продуктом сверхэволюции стала возможность некоторых из них являться жителям других миров во снах и видениях. Это длилось несколько десятилетий, странные кошмары вспыхивали то там, то здесь.
И вот, около четырёх лет назад, населению твоей родины удалось расшифровать послания и установить постоянный контакт с ними, не привлекая лишнего внимания. Наблюдатели от Центра не придавали этому значения, ведь дрёмы никак не связаны с увеличением производства оружия или экстремистской деятельностью. Помимо ненадежной связи было необходимо осуществить перенос для дальнейшего развития взаимовыгодных отношений. Построить межпространственный тоннель, как ты понимаешь, не удастся. Во-первых, об этом сразу узнает Центр и незамедлительно вышлет карательные войска. Во-вторых, без соответствующей технологии у сверхмира определить их координаты по одним лишь снам на данный момент не представляется возможным. Но способ некачественного, частичного переноса всё таки был найден."
Неожиданно у одной из скал они свернули. С другой стороны каменной глыбы, у самого её основания, был едва различимый лаз диаметром не больше метра. Он вёл куда-то вниз, теряясь в темноте. Незнакомец протянул руку за ближайший валун и вытащил пошарпанный налобный фонарь. Передав фонарь Клои, мужчина полез первым, казалось, его совсем не беспокоил строгий костюм. Девушка, стараясь не медлить, закрепила устройство на голове и включила. Выдох. Она отправилась вслед за неизвестным в неизведанное. Мгновение, и тьма над ней сомкнулась, словно никто и не тревожил.
***
Вертикальный колодец был, скорее всего, естественного происхождения. Свет от фонаря почти не помогал, так как посмотреть под ноги удавалось редко, и ботинок каждый раз наугад нащупывал очередной выступ. Спускались они около получаса. Дважды Клои была близка к приступу клаустрофобии. Девушка периодически останавливалась, чтобы передохнуть в небольших гротах. В такие моменты незнакомец учтиво прекращал движение и ждал её прямо посреди пещеры. Наконец ступня обнаружила ровную горизонтальную поверхность. Обернувшись, Клои увидела, что лаз, резко оборвавшись, перешёл в винтовую лестницу, которая уходила ещё ниже.
Здесь, на спуске по ступеням, голос, который девушка уже начинала путать с внутренним, продолжил вещать в голове:
"Пока правительство Центра вслепую делает попытки, не понимая с чем связалось и принося в жертву кровавых экспериментов тысячи, если не десятки тысяч человек; местные научились делать неполный перенос существ стабильно и эффективно.
Для проведения ритуала необходимо два человека: один является энергией, другой - телом. Задача первого состоит в соблюдении всех правил обряда и передачи жизненной энергии с последующей смертью. Что-то приходит в этот мир, что-то уходит."
Лестница вышла в широкий коридор, стены которого были украшены барельефами. Мужчина замедлил шаг, дав возможность Клое рассмотреть их внимательнее. Камень сохранил память столетий процветания и господства её родного мира, столетий гармонии, изобилия, просвещения и справедливости. Они шли дальше.
"Второй же есть вместилище. Его сознание переплетается с сознанием существа, формируя нечто новое и даруя носителю часть возможностей обоих, - вдалеке, в самом конце коридора, виднелось сияние. - Ритуалы проводятся на добровольных началах. Принуждение, как выяснилось опытным путём, приводит к непрогнозируемым последствиям: от смерти всех участников обряда, до крайне агрессивного и невменяемого поведения перенесенного. Прежде чем такого нейтрализуют, он обычно успеет разрушить половину района, покромсав жителей на куски."
Слабый огонёк с приближением гостей вытянулся в тонкую полоску. Это была массивная дверь, которая скрывала за собой источник странного свечения. Незнакомец остановился и впервые посмотрел на Клои. Девушку охватила паника: руки дрожали, дыхание прерывалось. Вдох через нос. Пауза. Выдох через рот. Повтор. Прежде чем задать вопрос ей необходимо было успокоиться. Вдох через нос. Пауза. Выдох через рот. Не помогало.
"Ты хочешь узнать, где мы и что там? Или же ты хочешь узнать, зачем всё это понадобилось твоей родине, не так ли? - прочитал мужчина ещё не собравшиеся воедино мысли девушки. - Где-то в глубине твоего сознания уже давным давно готов ответ на один из вопросов, я это чувствую. Ты появилась на свет и выросла здесь. Тебе рассказывали дома, в школе и в университете историю твоего мира: рассказывали о достижениях и идиллии прошлого, рассказывали о добродетели, которую он открыто нёс другим, рассказывали о соперничестве с Центром, рассказывали об ужасной трагедии и рассказывали о дальнейшем упадке... Ты недовольна современным устройством гнилого Центра. Все вы, жители мира-экс-лидера, хотя и в разной степени, желаете лишь одного.
Я лишь могу дать ответ на другой твой вопрос."
Незнакомец открыл дверь.
@Бульончик,@Полезный Мусор,@The_Cold_Corpse,@The_Cold_CorpseВот в один из немногочисленных парков вошли две на первый взгляд обыкновенные тени. Редкий фонарь освещал его. Тени чуть ли не слились воедино с ночным мраком. Ветер тут же умолк. Сквозь плотный барьер из туч с трудом пробивался слабый лунный луч. Всего лишь человеческие тени. Нечистые силы за их спинами. Чёрная-чёрная злоба кровью вскипела в их сердцах. Что-то нечеловеческое объяло этот парк.
Вытянутая тень: Ну что, как твои успехи?
Тень поменьше: Наш смешной подопечный (приставил кулак ко рту) всё ещё не высказывает согласия сотрудничать и не проявляет к нам доверия, но это нормально для такого блудного сына как он.
Вытянутая тень: Всё верно, мой малыш Дио (уголки улыбки заострились), пока что всё идёт по нашему плану, не переживай (положил руки в карман).
Один из фонарей, что находился неподалёку, резко потух.
Тень поменьше (с раздражением в голосе): Почему это вы с таким пренебрежением говорите обо мне?! Аж мерзко стало… (дальше стал суетно махать руками)
Вытянутая тень (перебивая): Помню-помню, хоть ты ещё желторотый малец, но уже очень прыткий и умелый. Никто до тебя в нашем огненном мире не делал такой головокружительной карьеры как ты, что выбился ко мне в партнёры в таком юном возрасте. Похвально! (После вынимает зажигалку и красно-белую пачку) Могу лишь сравнить тебя с одним давним знакомым. Тот из грязи выбился в императоры (зажигает сигару)… да и был таким же низкорослым, как и ты. Французским, если память моя не подводит. Какое совпадение, не замечаешь? (сузил глаза и наклонил голову)
Тень поменьше (с прежним презрением): Завязывай разговаривать с таким пренебрежением и нигилизмом о таких серьёзных вещах! Ведь всё же (принимает горделивую позу) меня можно назвать венцом творения!
Вытянутая тень (посмеиваясь за спиной у товарища): Но надо ж как-то убить время за разговором, венец, покуда не придём на место встречи. (Вынимает сигару) Иначе (пускает серо-белый дымок в ночь) так и помереть (зевает, прикрываясь рукой) недалеко (тушит сигару одним движением пальцев).
Из туч выглядывает золотой глаз луны. Тучи тут же растворились в мрачной наготе неба.
Тень поменьше (тычет пальцем и выкрикивает): А вот и он!
Широкая тень (внезапно появившись напротив двух других теней): Доброй ночи, уважаемые! Решил пойти к вам вперёд, чтоб избавить и себя, и вас от томительного ожидания, а время всё-таки (цинично) — деньги (что-то пальцами перебрал в кармане).
Вытянутая тень (в сторону): Такая скупость неудивительно для человека из властей. (обращаясь к Широкой тени) Нам нужно этот мир встряхнуть и перевернуть с ног на голову!
Широкая тень: Это верно, но успеем мы, ещё не вечер. Зря вы (растягивает каждый слог будто нараспев), столь достопочтенный в прошлом чёрт так грубо и легкомысленно раскрыли своё прикрытие, тем самым (нахмурив лоб), поставили себя в столь неловкое положение. Ну да ладно (разводит руками) это даже нам в пользу, что вызвали такой переполох в Центре.
Тень поменьше: Уж вы, не знаю как там вас, пузатый господин, но вы всё ещё искусно отыгрываете свою роль (фамильярно) громадной шишки в правительстве, буквально наслаждаетесь браздами власти и одарены благою милостью Отца (в сторону) будь тот неладен.
Широкая тень (высокомерным тоном): Ошибаешься, юнец! Возжелав абсолютной власти, я отбросил в себе человеческое (в его глазах будто заблестели червонцы) и уподобился вам. Я не был рождён в вашем вымышленном мире.
Тень поменьше (яростно): Не смей так!..
Вытянутая тень (одёргивает меньшую): Потише! наш друг прав. Мы всего лишь порождение человеческой глупости и легкомыслия. Из уст уста, из поколения в поколения передавались дикие и бессмысленные сказки о Боге, о Сатане, о рае и аде, об ангелах и чёртах, о чудесах и о призраках, что тешили ограниченные умы. Своё любопытство, которое порождается в человеческом сердце от его же глупости, они удовлетворяют сочинением всяких вымышленных историй. В то же время сами того не подозревают, что своей фантазией породили всё это: и светлые сущности, и нечисть. Сверхъестественное может существовать лишь тогда, когда в неё верят, когда о ней слагают предания. А когда о ней больше не говорят и не верят в потусторонние силы, то те пропадают в небытие. Нас не должно вовсе существовать, будем справедливы. Да и нынешние события настольно абсурдны (в сторону хихикнул). Было гораздо лучше, если б люди отбросили мифы в прошлом и следовали за своим разумом. Однако человечество настолько в своей глупости безумно, что не только всячески возносит его в ранг идеала, но и породило собственную гибель. В нашем (проступает острая улыбка), разумеется лице.
Широкая тень (дослушав до конца, поднимает ладонь): Довольно этой ерунды. Потом будешь поучать своего юнца. Вот, держите (достаёт бумагу из портфеля), это мне сегодня принесли на стол, как эти муравьи (злорадно посмеиваясь при блеске золотых зубов) пытаются вас выследить, посмейтесь с удовольствием и вы, прошу.
Отчёт от Эдварда Уильяма Бронса, директора 14-го транспортного отдела от 29 сентября Хх года:
Наш отдел под так и не сумел выйти на след «поддельного Маркуса» и его возможных подельников. Обыск его номера в гостиной в элитном районе Центра также не принёс результатов — будто там вовсе и не обитал инспектор министерства Истины: ни мебели, ни вещей, ничего. Обнаружено в месте проживания одни лишь фантики и прочие обрывки бумаг, которые не представили интереса следствию. Значимых улик также не было обнаружено и в квартире журналистки Алисы (настоящее имя — Клои), с которой Маркус Хайнеман контактировал в течение нескольких месяцев до известного инцидента. Местонахождение Киллиана Дадье, который тоже общался с преступником, не удалось обнаружить, но нам удалось раздобыть дневник с его записями, который сейчас активно изучается криминалистами.
Широкая тень (басом) Как только я эту писанину прочёл (выкурил) я позвонил этим олухам в отдел и отдал приказ полностью прекратить следствие и передать расследование подконтрольному мной секретному правительственному ведомству. Эти мыши могли много лишнего вынюхать, нам надо в скором времени избавиться от них, пока они нас не раскрыли.
Вытянутая тень (спокойно): Не волнуйтесь, в их штабе есть моя марионетка, по одному щелчку пальцев она выполнит любое моё поручение, всегда удобно иметь нечисть (оговорился) козырь в рукаве.
Тень поменьше: Между прочем, это моя…
Вытянутая тень (рассерженно): Помалкивай в серьёзном разговоре, когда не просят. Мы все признательны твоей работе, но всему своё время. Эти двое: та девушка-инквизитор и тот парень из другого мира должны встретиться, и тогда город окрасится в багровые тона! А затем уже и сможем выбрать себе по миру, какой только захотим (потирает руки, будто умывает их).
Затем все три тени разошлись и пропали. Осталась лишь глухая ночная тишина и очаровательная луна, что до этого наблюдала за беседой. На мгновение показалось, что она показала свою жуткую широкую улыбку, а из её глаз посыпались искры, ещё чуть-чуть и та б раскатилась долгим красным смехом.
@The_Cold_Corpse,@Полезный Мусор– П..у..с..т..о..т..а – слово нехотя прозвучало в воздухе, тут же заглушаясь и пропадая без остатка.
Он тряхнул головой. Полузнакомое ощущение вертелось на грани узнавания, но всякий раз, когда он пытался его схватить..осознать, понять, оно таяло, чтобы затем возникнуть вновь. Оно манило надеждой, сводило с ума, и оставляло лишь пустоту. Как и он сам. Как и сама жизнь. В его мутных глазах отражалось ночное небо полное невыраженного страдания.
– ! ! ! – очередная серия щелчков и лязгов заставила его перевести взгляд на огромную дверь, засовом, которой служили две массивные стальные балки. С того момента, как этот мальч... существо перенесло его сюда, человек по имени Киллиан не предпринял ни единой попытки понять, где же он всё-таки оказался. Лунный свет, проходящий по системе зеркал и рассеянный стеклянным куполом, затмил его взор картинами иного мира, другой его стороны. Он видел в нём множество огней. Великое множество: яркие, тусклые, маленькие, светлые и тёмные, чёрные, большие, огромные и ужасающе огромные. А были и те, что он не видел, но ощущал, будто бы прореху в истончившейся вуали мироздания, за которой ничто. Картины становились все отчётливее. Он не мог думать ни о чем другом. Он был поглощён. Он был очарован.
Именно поэтому искать выход ему приходилось сейчас – за краткие мгновения до того, как преграда между ним и неизвестным(а значит и потенциально опасным), скрытым по другую её сторону, перестанет быть таковой.
Следующие секунды, пока скрежетание, разъежающихся в стороны балок ещё продолжалось, он судорожно вертел головой тщетно ища хоть какое-то укрытие. Прятаться было некуда и некогда. Как и бежать – впереди лежали старые развалины и дверь, ведущая в подземелье, готовая вот-вот открыться, позади зияла шумная пропасть обрыва, отделенная стеклянным куполом. Этот купол рассеивал лунный свет в воздухе, делая его почти осязаемым, из-за чего и ночью было светло, как днём. Последнее, как догадывался Киллиан было всего лишь побочным эффектом, который тем не менее напрочь лишал его возможности укрыться хотя бы в темноте. Засовы расходились все дальше, а он был заперт в этом хоть и прекрасном, но чуждом месте, наедине с неизвестностью.
К тому моменту, когда створки дверей, со скрипом подались вперёд, мужчина всё же был неестественно спокоен – лишь сжимал в кармане служебных брюк старый медальон. Этот медальон... Был ли он важен? Да. Но почему? Сломанная кукла Клише не помнила откуда он, человек по имени Киллиан не мог этого знать... Но было ещё что-то. То, чему ни память, ни знание были ни к чему. Оно всегда было рядом – не человек и даже не его подобие. Чудовище. Безымянный монстр. И, видно, пришло время ему вновь ступить на сцену.
Он приготовился. Он не помнил этого. Зато помнило его тело – каждая клеточка вздрагивала от ужаса в ожидании того, что случится дальше. Зазвучали шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Сейчас. Сейчас…
Над поросшими травой плитами показалась короткостриженная, светлая головка. Такая милая и такая знакомая.
– Алиса! – напряжение, возникшее внутри и вот-вот готовое стать чем-то совсем иным, сменилось облегчением и радостью узнавания. – Как ты тут оказалась?
Девушка полностью выбралась на поверхность и, взглянув на источник шума, молча двинулась вперед. Её глаза… Нет, это было не удивление. Скорее… Решимость.
Клои сделала еще несколько шагов по направлению своего старого знакомого и, резким движением вскинув руку, нажала на спусковой крючок. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Еще один. Киллиан, не Безымянный, рванулся в сторону, уходя от пуль, только затем, чтобы не иметь уже возможности избежать слепящего сгустка энергии, летящего со стороны подземелья. За секунду до столкновения нечто незримое, но вполне ощутимое исторгнулось из тела мужчины, принимая на себя удар, но и малой части жгучего импульса оказалось достаточно, чтобы швырнуть Киллиана прочь, будто игрушку.
Обожённый, оглушённый, расшибленный, но всё ещё живой, он провалился в беспамятство.
***
Над мегаполисом стояла ночь, свешивая на тоненькой ниточке, мрачный шарик луны. Сегодня ниточка была особенно тонка, а шарик светил особенно мрачно так, что даже электрический свет уличных фонарей окрасился зловещими тонами. Стояла ночь, было тихо и совсем пусто. Хотя нет, постойте…
По грязной, ломанной улочке города-колонии кто-то угрюмо брёл. Это был мальчик, лет десяти с половиной от роду, в пальтишке и берете серого цвета, который в тусклом свете фонарей казался гнилостным, бледно-зеленым. Горло его было обмотано чёрным шарфом, а руки покоились в такого же цвета перчатках. Он явно был чем-то очень расстроен. Случайному прохожему(которых тут не было и быть не могло в этот час) могло бы показаться, что мальчик просто загулялся с приятелями, и теперь дух его омрачает ожидание заслуженной трепки. За это и за разбитую перед уходом вазу. Однако, более искушённый взгляд непременно подметил бы некоторые странности, сразу бросающиеся в глаза – одет ребенок был несообразно своему возрасту. В таких одеждах спешат по утрам на работу самодовольные клерки, в такой же одежде ходит меж ними матерый убийца, и уж точно в такой одежде не станет гулять беззаботное дитя, лет десяти с половиной от роду. А уж если бы наш проницательный друг, случайно услышал какие ругательства и проклятия шипел себе под нос этот мальчишка, то у него не осталось бы ни капли сомнения в том, что что-то с этим парнем явно н е ч и с т о.
– Грязный, старый ублюдок! Как он смеет так себя вести?! – попавшая под ноги пивная банка с грохотом отлетела в стену – Ненавижууу!
– Он пожалеет об этом! Он пожалеет! Я заставлю его пожалеть! Ууууу! – оставшись в одиночестве, Дио наконец мог дать выход своему бешенству. Больше всего он не любил, когда им пренебрегали, а его дражайший напарник Маркус, каждый раз делал именно это. Всякий раз проклятая дылда намеренно над ним насмехалась, совершенно не пытаясь скрываться. И это бесило еще сильнее.
– Будто я ребенок какой?! Я! Не! Ребенок! – сгусток тёмной материи, сливающийся с ночью, разорвал на части ближайший фонарный столб. Напарник всегда напоминал ему фонарный столб своей долговязой фигурой, и сейчас это сходство было просто невыносимым. Ошмётки фонаря разлетелись в разные стороны, вызывая суету и переполох в близлежащих домах.
– «Плевать! Плевать! Плевать!» – эта гневная выходка отнюдь не принесла ему облегечения. Маркус узнает и об этом, и уж точно не упустит повода нагадить.
– «Сгхх... Эта тварь упомянет об этом в отчете. Обязательно упомянет» – ему стало стыдно за то, что не смог сдержаться. Нельзя чтобы его идеальная репутация пострадала – поганец Маркус этого и добивается.
Отрезвленный неудачей, Дио решил сразу же приступить к делам, чтобы в случае чего парировать козни Хайнемана, их идеальным выполнением. Сделав ещё несколько шагов, мальчик с негромким хлопком растворился в воздухе. Как раз вовремя, для того, чтобы оставить взбаламученных грохотом жителей колонии недоумевать о его причинах.
***
Податливая плоть мироздания с привычным хлопком разверзлась и исторгла его из себя. Податливая. Но лишь для тех, кто умеет с ней работать. Он умел. Более того он был в этом весьма хорош. И, пожалуй, лишь, благодаря, этим выдающимся способностям он всё ещё был жив.
Стоило Дио материализоваться там, где он не так давно оставил своего подопечного, как он тут же оказался мишенью для целого урагана вражеских атак. Слепящие белые вспышки пламени и холодные, голубоватые энергетические разряды раскурочили землю там, где всего секунду назад появился мальчик. И ещё метрах в пяти в диаметре.
Застигнутый врасплох Дио, уворчиваясь, потерял где-то свой любимый берет. И теперь его волосы цвета молочного чая рассыпались по лицу, а на голове, будто проступили едва заметные чёрные рожки. Ошметки земли и травы запятнали изысканное пальто. Он судорожно дышал и слегка дрожал. А глаза... В этих обычно холодно-насмешливых серых глазах плескались ужас и безумие.
– "Где он! Где этот чертов Киллиан!"– мысли в панике метались в голове временами срываясь на визг.
– "Нет! Он не мог умереть... Он слишком важен!" – очередная порция хаотичных разрядов разорвалась на том месте, где он только что стоял. Но в этот раз увернуться от них не составило труда.
Этим атакам не хватало изощренности. Всё-таки те кто наносил их параллельно пытались уничтожить друг-друга и остаться при этом в живых.
Дио невидящим взглядом скользнул по фигурам окутанным снопами искр и взрывов. Одна из них в особой иссиня-черной инквизиторской форме поливала пространство голубоватыми зарядами энергии, другая в строгом, кожанном плаще отвечала вспышками слепящего пламени. Казалось они танцуют, совершая грациозные скачки, безукоризненные увороты, филигранные и скупые перемещения. Это и был танец – древнейший танец известный всему живому – танец смерти. А они... Любому идиоту хватило бы и беглого взгляда, чтобы понять, что перед ним выступают именитые артисты. Дио идиотом не был. Но сейчас, его куда больше волновало другое – где Киллиан.
– "Если он мёртв, мне конец. Маркус своего не упустит. И тогда..." – его взгляд наткнулся на лежащее поодаль безжизненное тело.
Дио захохотал. Сквозь привычные черты проступил пугающий силуэт, сотканный из самой чёрной тьмы.
Он захохотал. Он откинул свою человечность и ринулся в бой
@The_Cold_Corpse,@Полезный Мусор,@Полезный Мусор,@The_Cold_Corpse,@нольэкспешечкаКогда худощавый человек вошёл в комнату, охранники оставили его встав около дверей.
- Здравствуйте, товарищ Юнкерс, присаживайтесь. – сказал он, сняв фуражку указывая её на стул.
- Здравствуйте, а с чего вся эта суета, товарищ Шуман? Я думал мы, как обычно, тихо попьём чаек, да ещё и пятница, самое время передохнуть, а тут всех подняли.
- Опять вы, всё последним узнаете, да? Как вы всё ещё обеспечиваете безопасность здания Министерства раз узнаете всё последним?
- Не поверите, сам поражаюсь подобному недоразумению. – ответил он с легкой улыбкой.
- Ладно, поведаю вам, из-за чего у нас опять всполошились.
Шуман потянулся в карман своего пиджака, и достал оттуда потрепанную бумагу.
- Скажите мне, пожалуйста, вы видели этот символ ранее? – спросил Шуман, протягивая бумагу Юнкерсу.
На ней было изображено нечто, похоже на существо с множеством рук.
- Хм, нет. Не помню, чтобы видел его.
- Мы обнаружили этот символ в мире М-14. Видимо, он принадлежит некой древней цивилизации. Сказать более я не могу, тем более погружать вас в это я не собираюсь.
- Хорошо, но, опять же, зачем вы меня вызвали?
- Поразительно, но из этого же мира недавно бывшая в Министерстве журналистка Клои *****. Подозрительно то, что сразу же после допроса в Министерстве она уехала к себе на Родину, после чего бесследно исчезла. Пропала она, предположительно, неделю назад. С тех пор, люди в её мире пропадают по неведомой причине. По одному каждый день. Причём пропадают абсолютно бесследно, как будто по щелчку пальцев. Мы подозреваем, что она может быть в сговоре с какой-то крупной организацией или сектой.
- Я повторю свой вопрос: Зачем – вы – меня – позвали?
- Я подвожу к сути. У нас есть подозрения, что у нас может находится их крот, который может передавать сведения и ценную информацию данной организации. Тем более, скоро внеплановый съезд насчёт данной ситуации. Хотя, честно скажу, я считаю данную встряску необязательной и чересчур срочной.
- Да, кто их поймет то? Им всё что угодно в голову взбредёт, а нам всё за ними делать и убирать.
- Понимаю ваш гнев. Но, к чему я веду, собственно, из-за данных мероприятий, в данный момент, проводятся проверки в отделах и допросы отдельных личностей.
- Значит, вы собираетесь меня допросить?
- Да, вследствие чего, позвольте задать несколько вопросов: Не замечали ли вы подозрительных личностей в последнее время или же кто-то из ваших сотрудников вёл себя странно?
- Как-то неудобно на них наговаривать. Ну, что ж, если так подумать то...ничего особенного, вообщем-то и не было. Всё работает как часы, а среди подопечных никаких странных замашек я не замечал.
- Ладно, следующий вопрос: Как часто меняются смены, и сколько раз проводят обход по всему зданию?
- Смены меняются раз в 8 часов, обходы по всему зданию проводятся ночью в 10 после ухода большинства сотрудников и утром в 5 перед началом рабочего дня.
- Какие уязвимости существуют в здании?
- Хм, дайте подумать.
Комната ненадолго погрузилась в тишину, после чего Юнкерс продолжил:
- В здании, несмотря на большой объём, мало запасных выходов. Само здание состоит из 12 этажей. Каждый из них имеет два лифта, два эскалатора, а также два запасные лестничные пролёты на случай ЧП. Проблема в том, что большую часть времени они закрыты, из-за этого при необходимом случае, они могут быть просто заперты. Также имеется слабость в пятом этаже. А именно при закрытых конференциях или просмотре презентаций в главном зале, который больше похож на устройство театра. При начале совещаний или иных событий входы и выходы закрываются. Из-за этого при случае, если один из наших — предатель, то он легко может расправиться со всеми нами. Конечно, мы стараемся обеспечить полную безопасность процесса, но сами понимаете. Также, существует вероятность того, что через вентиляцию могут провести газовую атаку. Считаю, что нам стоит их проверить и, в случае чего, принять меры для предотвращения подобного случая. Начальство долго тянет с этой проблемой, но, уверен, в этот раз они решаться на модернизацию вентиляции. Думаю, нам стоит позаботиться об этих трёх проблемах.
- Хм, спасибо. Постараюсь сообщить о них начальству и вы, скорее всего, тоже с ними поговорите насчёт этого. – сказал Шуман, закончив записывать всё в свой блокнот. – Надеюсь, вам не стоит объяснять всю важность этого дела.
- Конечно, я всё понимаю. Постараюсь, всё урегулировать в ближайшее время. – сказал Юнкерс, вставая со стула и собираясь уходить.
- Удачи вам, товарищ Юнкерс.
- Эх, и вам товарищ Шуман.
***
Поздний пятничный вечер особо ничем, в плане погоды, не отличался. Разве что, тучи наконец стали понемногу расступаться, а дождь прекратился, вознамериваясь снова продолжить свой полив завтра. Очевидно, что в такое время в городских парках возникает вся чернь города, что пряталась в закромных уголках улочек и других непримечательных местах. Однако, сегодня было исключение. То ли от холода, то ли ещё от чего, парк пустовал, хоть и особых причин на это не было.
Неожиданно, в парк вошла одна сгорбленная тень, из-за слабого освещения и не большого количества фонарей, тень буквально почти сливалась с темнотой, но благодаря, на тот момент расступившимся тучам, Луна позволяла разделить тьму и саму тень.
Сгорбившаяся тень, украдкой оглянулась по сторонам и присев на лавочку стала ждать. Столь же резко, сколь неожиданно появилась вытянутая тень. С её появлением над парком повисла тёмная атмосфера.
Если сгорбленная тень была обычной, человеческой, то вытянутая отдавала некой нечистой силой.
- Не в твоей манере опаздывать, что-то случилось, не так ли? – начала сгорбленная тень.
- А ты всё также не теряешь в проницательности. Я рад, что хотя бы это на месте, а то в последнее время всё так резко меняется.
- Рад, что в этом ты не сомневаешься. Так что приключилось то?
- Дио пропал. – неожиданно сказала вытянутая тень.
- Как это пропал, позволите спросить?! Разве у вас не присутствует такая вещь, как телепатия, благодаря который, вы друг друга за версту чуете?
- Так-то оно так, но проблема в том, что у нас мы не можем предположить, куда он мог уйти. Даже если бы он перенёсся в своё пространство, я мог бы его ощутить, а тут, исчез.
- Надеюсь, у вас есть хоть какие-нибудь предположения, куда он мог пропасть. – крайне недовольным тоном произнесла сгорбленная тень.
- Конечно есть. Я думаю, что при перемещении на него напали в укромном уголке, но сказать кто это или выжил ли он, я определённо не могу. Очевидно, можно говорить одно: кто-то спутывает нам карты и пытается внести смуту.
- Вот твари, а!! Лично нашёл бы их, убил бы их!
- Понимаю, однако нельзя говорить наперёд. Возможно, они даже сильнее нас с тобой.
- Так – продолжила вытянутая тень. – У тебя ведь тоже есть что сказать не так ли. В Центре уже все в штаны от предстоящей угрозы наложили, а?
- Ага, стараются вычислить волков в своем стаде. Да вот, руки коротки и глаза давно замутнены, никак не могут никого вычислить, а уж с нашей 'большой шишкой' у них это и в помине не выйдет.
- Это хорошо, конечно, но не мог бы ты добавить деталей в свой рассказ, а не злорадствовать над ещё не пойманным медведем?
- Да вот, начали всё проверять и усиливать меры безопасности, со мной пообщались, других стали опрашивать, побаиваются они приближающейся опасности.
- Значит, наступил подходящий момент?
- Ага, уверен, я смогу провести ваших соратников, в назначенный день и ещё другие кроты в Центре подтянуться. Чёрт, как же давно я ждал этого момента, наконец-то пришло время расквитаться и свести все счёты.
- Поверь, я ждал этого момента не меньше, чем ты.
- Я и не сомневался. Даже без поддержки со стороны, я бы сам попытался совершить задуманное.
- Лучше придержи свои злость до того самого дня, чтобы пустить её в более полезное русло.
- Ты прав, иногда я не сдерживаю себя и закономерно нарываюсь. Думаю, нам стоит на это попрощаться.
- Ну что ж, ладно. Если появятся новые сведения, я тебе сообщу.
Тени разошлись в разные стороны. И парк, спустя некоторое время, покрыла тишина, а нечеловеческое естество отступило от этого места.
@нольэкспешечка,@Полезный Мусор,@The_Cold_Corpse— Забавно мистер Гарриман, забавно, вы не находите, — обратился он к стоявшему рядом руководителю карательного отряда.
Выпустив струю густого дыма, и преодолев тремя прыжками расстояние до другого трупа, Гард пнул ещё одну голову и снова заржал что есть мочи.
— Смотри, — снова обратился он к своему спутнику, — это кажись наш пришелец, недолго он тут у нас разгуливал, а?!
Гард снова взорвался смехом. Гарриман поморщился, но промолчал. Он знал, что когда инспектор Гард нанюхается пыльцы блаженства его лучше не трогать. Да и вообще, с любым кто нанюхается этой дряни лучше не спорить и ни в коем случае не делать им замечаний, ибо состояние в котором они пребывают крайне нестабильно, и приподнятое настроение вмиг может смениться приступом ярости.
Гард тем временем подошёл к очередному трупу.
— А это у нас кто? Ты смотри-ка какая мелюзга! И при этом не прост чертяка, на вид ещё совсем пацанчик, а отбивался, будь здоров. Да это никак сам Дио! А-ха-ха-ха-ха, — снова залился смехом Гард. — Ты, поди, ж ты, какой счастливый день! Сколько их тута полегло. А это наш, — лицо Гарда помрачнело, когда он подошел к полуобугленному, в нескольких местах продырявленному боевому инквизитору. Впрочем, уже через пару секунд его губы задёргались. Было видно, что сохранять серьёзный вид ему сейчас крайне нелегко. Он поспешно встал, и быстрым шагом направился к следующему телу, чтобы разразиться очередным приступом хохота уже над ним.
— А этот! Ну, ты посмотри, подстрекал, да сам попал! — Гард наклонился, чтобы подобрать оторванную голову того, кто ещё несколько часов назад, привёл Алису в это место. — Он любил игратся с чужими судьбами, — весёлость Гарда сменилась злорадством. — А теперь можно и с ним поиграться!
Гард подкинул голову вверх, а потом, со всей силы залепил по ней ногою.
— А-ха-ха-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха! — казалось, его смеху не будет конца. — Какие смешные трупы, мистер Гарриман! Нет, ну вы только посмотрите! — истерил Гард и его глаза всё сильнее наливались красным, — я таких смешных жмуров в жизни не видывал, а вы? Как обстоит с трупаками в карательном? А, старый вы шайтан! А-ха-ха-ха, — Гард в очередной раз залился смехом, а мистер Гарриман, тем временем, нащупывал под плащом излучатель, так, на всякий случай.
Вокруг быстро холодало, погода резко портилась, подул холодный ветер, кусок неба, видимый сквозь пролом в потолке потемнел. Затем пошёл дождь.
«Дождь, — удивлённо подумал спутник Гарда, — откуда здесь взяться дождю? Стоп, что это?» С неба вместо капель воды, прямо из тучи сыпались пятикопеечные монеты. Глаза Гарримана начали выражать испуганное недоумение, близкое к панике, Гарду же, казалось, всё было нипочём, он продолжался веселиться. Когда одна из монет пробила Гарриману голову, и из его лысины стремительно стал расти красный цветок, Гард начал тыкать в него пальцем и хвататься от смеха за живот.
Внезапно раздался звук, которого жителям этого мира слышать, ещё не доводилось. Оба посмотрели в ту сторону, откуда он исходил, и увидели непонятно откуда взявшийся здесь старинный автомобиль, использовавший давно устаревший двигатель внутреннего сгорания. Они смотрели на этот раритет с глазами по пять рублей и явным напряжением, готовые немедленно расправиться с пришельцем, коли заметят в нём хоть какую-то опасность. Автомобиль, издав противный визг, затормозил. Из машины медленно, выбралось странное существо похожее разом и на птицу и на рептилию и на человеческую женщину.
— Кто ты? — спросил Гард, едва подобрав свою отвисшую от увиденного челюсть.
— Я, Бог, — ответило существо, — и знаете, что? Там, на верху, — оно подняло вверх палец с длиннющим когтем, — вами очень недовольны.
— Бог? Какой ещё Бог? — Гард всё никак не мог прийти в себя после пыльцы.
— Ананке, и я говорю, что всё это недопустимо, ибо ведёт к парадоксам которые могут разрушить Вселенную.
Коготь существа, назвавшегося Богом, приковал к себе внимание, от него нельзя было оторвать взгляда. Сознание начало покидать Гарда и мистера Гарримана, а потом мир словно завертелся и всё исчезло.
Карл Рунге никак не мог вспомнить, куда и зачем он только что шёл. Что ж, это можно было списать на возраст, хотя ранее с ним такого ещё не случалось. Он опустил глаза и … А вот это уже никак нельзя было списать на прогрессирующее старение — его руки стали полупрозрачными. Он проморгался, но наваждение не исчезло. Его руки стремительно таяли. Опустив глаза ещё ниже, он понял, что не стоит на полу, а парит в воздухе, ибо его ступни уже полностью растворились в воздухе. Даже сквозь его живот просвечивала стена.
— Нет! Не хочу! — попытался закричать Рунге, но не смог, ибо к этому моменту уже утратил и голос, поэтому его окончательное исчезновение происходило в полной тишине.
Парк был тих и спокоен. Собравшиеся недавно в одном из его укромных уголков странные тени так и не смогли начать свою беседу. Они были разорваны нетипичным для этих мест ветром, который возник из ничего, собрался в небольшой смерч и за полминуты закончил дело. Больше никаких странных теней не осталось, только самые банальные, известные каждому.
В одном из городских баров вновь происходил разговор троих людей.
— Ладно. Это мелочи. Нам с тобой надо поговорить, засиделся ты без дела здесь, люди, которые пасут тебя, прямо сейчас стоят на пороге этого бара и с минуты на минуту придут, чтобы повязать нас с тобой, ведь я тут, знаешь, давно тебя жду и успел дел наделать.
— Это ты устроил на окраине?! – вдруг Алиса подняла голос, на что обратили внимание некоторые посетили в зале, но мальчишка быстро окатил ее суровым взглядом, и она умолкла.
— Орать не обязательно. Хотя раз ты так любишь привлекать к себе внимание, займи этого гада Гарда и его друзей. А нам пора.
В этот момент что-то щёлкнуло в голове Клои. Только что она была готова покорно исполнять то, что ей сказали, как вдруг «чик» и от её покорности не осталось и следа. Она встала и направилась за Киллианом, которого, тащил за руку этот отвратительный молокосос. Она незаметно проследовала за ними через подсобку, через чёрный ход на улицу, где неустанно лил дождь. Увидев, как они проваливаются, во внезапно образовавшуюся дыру в пространстве она бросилась следом и успела в самый последний момент.
А где-то на другом конце омегополиса Футаба и Кацура в тишине смотрели друг на друга, впервые за долгое время, оставшись наедине.
– Ты бы удивилась, Каттян, – Футаба первой нарушила тишину. – Ты бы очень удивилась, если б знала, насколько мне тебя не хватало…
@Полезный Мусор,@The_Cold_Corpse,@нольэкспешечка,@UnknownEnd— Но ч-чем же это не отличная идея для... н-нового фантастического фильма? — робко спросил младший, на вид ещё недавно был студентом.
— Прежде всего, начнём с того, что это не сценарий, а не пойми что, — рявкнул владелец кабинета, а затем, прикурив, возобновил свою нравоучительную тираду: — Вот как мне прикажете это снимать, когда всё настолько разрозненно, насколько непонятно и, самое главное, настолько глупо выглядит. Намешали всё в кучу: бесов, компьютеров, инквизиторов, вампиров... Аж перечислять это мракобесие тошно.
Каждое слово именитого режиссёра Тереховского — будто на вес золота. Его мнение в индустрии кино закрепилось как наиболее авторитетное и всеми почитаемое. Вот и не повезло только-только начинающемуся сценаристу Булгакову (не тот Булгаков, а совсем другой) начать свой творческий путь с такого провала.
— Всё-таки вы, как вас там, Бурков что ли, пишете сценарий не для себя любимого, а для наших зрителей, продолжило почтительное лицо. — Думаете, это станет кто-то смотреть? Думает, что пипл это схавает? Что за наглость! Чёрт знает что написали, нет, вытерли свои листы соплями и принесли это мне. Думаете, мне делать нечего, как читать ваши каракули и порывы к шизофрении или что это вы мне показали?..
Дальше Тереховский так и не умолкал, причитая и унижая молодого коллегу. А бедный сценарист Булгаков уже перестал разбирать его слова; чуть ли не со слезами на глазах, подбирал разброшенные листы, выслушивая упрёки в его стороны. Со стороны это выглядело как самое обыкновенное людоедство или преследование инакомыслия. Как же это несправедливо и как же это подло — причинять такую боль. С такими печальными выводами покинуло кабинет юное тело сценариста, еле переплетая ногами.
***
Что есть истина, а что — заблуждение? Что действительность, а что иллюзия? Что такое явь, а что такое сон? Где между ними грань, позволяющая их различать. Пробуждение. Точно. То чувство, когда открываешь глаза и подымаешься на ноги — когда перестаёшь находиться в опьяняющем экстазе и возвращаешься в ту действительность, которая лишь магический покров иллюзии.
Расстроенный Булгаков возвращался домой с понурым и заплаканным лицом. Весь город полыхал пламенем из человеческих лиц, официальных костюмов и спешащих машин. Город как город, ничего нового. Серое пламя. Серое пепелище. И каждый в нём — искра, которая сжигает всё вокруг себя. И это мир, в котором все звуки и краски обратились в золу. Огорчённый юноша еле держал в руках настоящее сокровище — подлинную стихию. Его первый порыв искусства, свободного от любых ограничений, предрассудков и по-настоящему безумное, будто танец огня. Однако мысль о том, что на сегодняшний день такое никому не оказалось нужным толкала в самые тёмные глубины отчаяния. От таких нахлынувших мыслей Булгаков свернул не туда и направил свои неторопливые, почти безшумные шаги в сторону пустыря. Будто это был зов судьбы. Прямо посередине стоял незнакомец в чёрном плаще и в шляпе с широкими полями. На ладонях блестели кожаные перчатки. На лице горела улыбка, будто её высекли острым клинком. Этот зловещий незнакомец всем своим видом напоминал на некую вытянутую тень.
— Меня зовут Маркус, — начал он и протянул свою руку в чёрной перчатке для рукопожатия.
Дыхание мальчишки на пару секунд перехватило — тот Маркус? Но всё-таки поднёс к нему руку для приветствия.
— Чудно, — радостно прошипела тень. — У меня для тебя кое-что есть в качестве утешения за столь дивную книгу.
— Книгу, — переспросил уже изумлённый Булгаков. — Как? Вы уже читали? Но когда? Я только показывал своим друзьям, ну и, ещё и своему учителю. Да и то это не книга вовсе...
Неудивительно, что его переполняли вопросы.
— Неважно, как и почему прочитал, не задавайся вопросами, — ответил в лукавой манере Маркус.
Затем он подошёл на пару шагов вперёд и тут распахнул плащ перед юношей. Изумлённый Булгаков посинел. Голова закружилась. Зрачки в глазах затуманились. Время остановило ход. В ушах заблеял козлиный хохот. Небо в миг затянулось тучами. «Что происходит?», — хотел было спросить молодой сценарист, но почему то не мог открыть рта.. Он был восхищён этим невероятным зрелищем разрушения, когда над небом летали ведьмы и бросали вниз чумных крыс под музыку "Полёта Валькирий". Как что-то острое вонзилось в его грудь. Юноша опустил глаза и увидел торчащий из его груди кинжал и Маркуса, который взрывался от смеха.
— Прощай! — прошептал незнакомец и растворился в темноте.
***
Очнулся. Он распахнул глаза и тут же болезненно зажмурился, но жгучие гвозди красного света уже успели вонзиться в мозг. Невыносимая боль. Потребовалось некоторое время, чтобы оградить от неё сознание; нет разрывающие черепную коробку раскалённые стержни никуда не исчезли, но теперь он был способен их игнорировать. Приподнявшись на одной руке, он обвёл мутным взглядом, только-только, обретающее резкость окружение. Это титаническое усилие не принесло ровным счётом ничего - всё, что ему удалось разглядеть, это алый полумрак, который, казалось, пульсировал в такт конвульсиям измученного мозга. Предприняв ещё одно мучительное усилие, он не удержался от стона, но всё же смог подняться. Воспользовавшись этим, он во второй раз окинул взглядом место, в котором его застало столь неприятное пробуждение, и обнаружил себя стоящим в центре огромной пентаграммы. Что-то ему показалось знакомым в этом тёмном помещении и в его состоянии... словно он переживал это, но только в другом мире. Кто он такой? Как он появился? Но первым делом нужно как-то выбраться отсюда — только снаружи можно получить ответы на свои вопросы.
Что есть истина, а что — заблуждение? Что действительность, а что иллюзия? Что такое явь, а что такое сон? Где между ними грань, позволяющая их различать. Пробуждение. Точно. То чувство, когда открываешь глаза и подымаешься на ноги — когда перестаёшь находиться в опьяняющем экстазе и возвращаешься в ту действительность, которая лишь магический покров иллюзии. Только тогда, что было сном, а что же происходило наяву?..
@нольэкспешечка,@Полезный Мусор,@The_Cold_Corpse,@Полезный Мусор