Клуб Пустословия

Холодный пол. Руки изрезаны вдоль и поперёк. Растекается лужа. Хриплый выдох. С трудом разлепил глаза, сорвал с шеи крестик и отшвырнул. Голова свесилась. Из под спутанных волос упавших на грудь хриплый смех.– «К чёрту это дерьмо!»

Справа чашка и бутылка виски. Смотрит искоса. Пара секунд – чашка звеня отлетает в сторону креста, а он присосался к виски. Бутылка выскользнула из ослабевших рук и упав разбилась. Он смотрит, как мешается с кровью дорогой алкоголь.

Рывок. Он завалился вперёд и упал на пол. Склоняя набок лицо лакает алую жидкость, – «Как чай» – несвязная мысль. Первая из целого роя. Взгляд падает на стенное зеркало. Всмотрелся. – «Лицо. Губы. Чем-то измазаны. Будто помадой. – странная улыбка, – Тот парень. Он улыбается в ответ».

Глаза закрыты. Но парень не пропадает. Он встаёт. Отряхивается. – «Это же я» – мысль. – «Тянется и ускользает». Содрогается тело. Озноб. – «Как холодно. – открытая форточка, – От холода бывает икота».

Парень. Стоит и улыбается. – «Я его знаю?» – икает, затем смеётся. – «Он мой хороший знакомый». Мой знакомый идёт к выходу. – «Половицы скрипят под ногами. – Он уходит. – Он оставляет меня – я ухожу вместе с ним». Мой знакомый открывает дверь. – «Он свободен теперь. – Я тоже свободен».

«Вспоминаю». – мой знакомый идёт по улице. Рядом с ним идёт девушка. Её губы накрашены помадой. Самой алой помадой. Её губы горят огнём. Мой знакомый плавится. Мой знакомый сгорает. А я смотрю с высоты. Потому что я солнце.

«Вспоминаю». – мой знакомый сидит за столом. Он оплавлен. Рядом с ним друг с чашкой чая в руке. У него на губах помада. Самая алая помада. В глазах оружейное дуло. Он стреляет. Мой знакомый падает. А я смотрю с высоты. Потому что я люстра.

«Вспоминаю». – мой знакомый идёт по мосту. Он оплавлен. Он кровоточит. Он сжимает в руке крестик. Волшебный крестик лучится и переливается. На губах моего знакомого играет блаженная улыбка. Он вешает крест на шею. Но то не крест. То мельничный жернов. Мой знакомый на самом дне. А я смотрю с высоты. Потому что я Бог.

«Я помню. Я был Богом. Я был лампой и солнцем. Я помню. Я возвращался домой...» – мне открыл дверь мой хороший знакомый, ни слова не говоря, он впустил меня, уходя вглубь помещения. Я достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за ним. Оказавшись на кухне, мы сели за стол. Мой знакомый сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк. Я увидел это и у меня началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.

– Я помню скрип половиц под ногами Смерти.

Стук в дверь. Батюшке открыл его хороший знакомый. Ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Священник достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за мужчиной. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин дома сидел с чашкой чая и едва улыбался. На столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедший это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
- И-ик... Ты выглядишь лучше со дня последней нашей встречи, - подбадривающе начал разговор батюшка и добавил, вспомнив про формальность встречи, - Сын Мой.
- Вашими молитвами, Святой Отец, - мужчина сделал небольшую паузу. - Сегодня показывал Ульяне предметы, которые ей нравились... раньше.
- И как?
- И вот...
Хозяин дома тяжело вздохнул, уперевшись взглядом в помаду напротив.
- И-ик, - искренне посочувствовал ему священник. - Я хотел бы увидеть твою жену, если позволишь.
Мужчина встал из-за стола и пошёл по коридору к дальней запертой двери. Гость последовал за ним.
По комнате туда-обратно медленно шагала девушка. Растрепанные короткие каштановые волосы, зелёное платье ниже колена, босые ноги... (Она дошла до стены. Поворот.) И прижатая к груди книга: Жан Поль ..артр, название скрыто руками. Заметив рясу, Ульяна ещё крепче сжала томик, приосанилась и гордо посмотрела на своих гостей.
- Ты пробовал давать ей почитать что-нибудь другое? - проигнорировал батюшка брошенный на него пристальный взгляд. - И-ик! Кулинарные рецепты там, журналы со сплетнями или, в крайнем случае, Новый Завет?
Хозяин дома кивнул в сторону нетронутой стопки мукулатуры в углу.
- М-да..- только и протянул священник.
Дверь открылась. В комнату вошёл Иисус.
- О! Иисус!
- Ага, это я.
- Сын Божий, - начал было священник.
- Ага, и это тоже я.
- Как нам помочь этой несчастной девушке? - опустив обращения, спросил батюшка.
- Каждая жизнь священна! И это дитя ещё может выйти к свету! - Иисус посмотрел на Ульяну, затем на книгу в её руках. - А, не.
Повисла небольшая пауза, и кто-то из присутствующих учтиво икнул.
- Ладно, мне пора, - сказал Сын Божий. - Не могли бы вы оставить мне положительные отзывы?
- Да, конечно! Не вопрос!
Хозяин квартиры и священник достали телефоны, поставили Иисусу пять звёзд и, когда подняли головы, его уже не было.
- Ну, ты слышал, - пожал плечами батюшка и подбадривающе постучал знакомого по плечу. - Сегодня ЦСКА с Зенитом играет. Не хочешь сходить посмотреть?
- Давай.
Мужчины вышли из комнаты, предусматрительно заперев дверь.
- Ты только это, помаду сотри.

Человеку открыл дверь его хороший знакомый, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Человек достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за знакомым. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедший это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
Человек протянул руку и, не выпуская из неё крестик, схватил со стола маленький чайник и отхлебнул остывшего чаю прямо из носика. Икота прекратилась. Человек посмотрел на свои руки, потом перевёл взгляд на клеёнку, потом снова на свои руки. В его глазах читалось недоумение. Он задумчиво повертел в руках крестик и наконец решился положить его на стол. Затем он перевёл взгляд на того, кто сидел напротив с размалёванным лицом. Прошло больше минуты, прежде чем он сообразил кто перед ним. Мысли человека были заторможенные, вязкие, тяжёлые. Его знакомый между тем, похоже пребывал в ещё большем ступоре. Наконец человек решился произнести:
— Ромыч, а ты чё так перемазался то? — его голос был сипящим. Чтобы как-то придать ему более-менее приличное звучание он ещё раз отхлебнул чаю из носика.
—А? Где? — Ромыч продолжал глупо улыбаться.
— На рожу свою взгляни, — уже более уверенно сказал ему человек что первым пришёл в себя.
Ромыч начал двумя руками ощупывать своё лицо.
— Да ты в зеркало посмотрись!
— А где?
— Да вон же, на холодильнике у тебя.
Для того, чтобы взять зеркало с холодильника нужно было привстать. Тот кого назвали «Ромычем» на несколько секунд замешкался, казалось он не был уверен в том, что ему можно вставать. Наконец он быстро приподнялся, схватил небольшое зеркальце и тут же плюхнулся обратно на табуретку.
— Ё-моё, — медленно протянул он разглядывая своё лицо, потом положил зеркало на стол и застыл слегка раскачиваясь вправо-влево.
— Слушай Ром, а у меня то с лицом всё в порядке? — не дожидаясь ответа, человек схватил со стола зеркало и принялся придирчиво себя рассматривать, — да, вроде бы ничего странного.
— Серёга, а что происходит? — Роман прекратил раскачиваться и облокотил голову на руку.
Серёга, сам не мог понять в чём дело. Он и раньше оказывался порою в странных ситуациях, но те случаи всегда были связаны с похмельем, на сей же раз он ничего похожего на последствия алкоголя не чувствовал.
—Слушай, а кто там в коридоре бродит? — спросил Сергей у своего знакомого, который уже начал пытаться оттереть лицо от помады салфеткой.
— Бродит? В коридоре?
— Ну да. Слышишь скрип?
Оба несколько секунд прислушивались.
— Нет, — покачал головой Роман.
— Да, сейчас нет, но вот ведь, только что было.
— Знаешь, дом старый, бывает кто-нибудь этажом выше ходит, а кажется, что это тут скрипит.
— Я проверю?
— Валяй!
Сергей встал с табуретки, медленно подошёл к двери и осторожно её приоткрыл. Затем ещё медленнее вышел в коридор.
— Ну чё там? — спросил его уже почти полностью приведший себя в порядок Роман.
— Ничего, — ответил его друг из коридора, — ничего и никого.
— Везде посмотрел?
— Почти. Сейчас ещё в туалет загляну.
Через пару минут, вернувшийся из туалета Сергей вновь уселся за стол, но сразу же привстал, решив приготовить себе нормальный, свежий чай. Возясь с кипятком и заваркой он всё пытался понять что же происходит.
— Слушай, а что мы тут собрались то сегодня? — спросил он наконец у своего друга, — может это покажется странным, но я, вот хоть убей не помню. Даже не помню, как здесь оказался, даже неловко такое говорить, блин, но, но… — он запнулся и в упор посмотрел на сидящего за столом Романа.
— Слушай, мне тоже завари, — ответил тот, — а так то я сам не пойму. Последние часы, просто как в тумане. Помню, как ты позвонил и я пошёл тебе открывать. Я откуда-то знал, что это ты, хотя мы вроде и не договаривались. А может и договаривались, да я запамятовал. Потом пошёл на кухню, как в тумане, сел и дальше, как прирос знаешь к месту, не знал что дальше делать.
— А помадой зачем изукрасился?
— Да тоже чёрт его знает.
— Откуда ты вообще её взял такую яркую?
— А вот тоже знаешь, загадка. Помню как покупал в магазине, но опять же сквозь туман. Словно это и не я был, как во сне. Вот шёл домой, потом странное чувство такое, и словно уже вспомнил что только что куда-то заходил и смутно так в голове сцена стояла, как покупал её.
— А намазался хоть не прямо на улице?
— Не! Не, ты чё, это я уже дома. И ты знаешь, опять же также вдруг дурацкая мысль пришла, что раз уж купил, дай-ка накрашусь. Ну, как смеху ради. А потом ты в дверь позвонил, я и забыл сразу про это напрочь.
— Н-да, — Сергей не сразу нашёлся что сказать другу, — бывает ведь. Слушай, а ты того… ну эт самое… ну не?
— Да ты чё, я даже не пил уже месяца два ни капли! И вообще за кого ты меня?!
— Ладно не кипятись, просто сам понимаешь. Ну, типа, по нормальному то такого не должно бы случаться, то ведь. А так пришли в себя непонятно от чего, занимаемся чёрти чем, в памяти опять же провалы какие-то. Может траванулись чем-то? Я где-то читал, что от несвежей пищи, тоже галлюцинации могут быть, от консервов там всяких просроченных.
— Чем траванулись то?
— Да шут его знает, это я как вариант говорю.
Роман посмотрел на висящий на стене календарь и изрёк:
— А может того? Ну коли уж собрались?
— Не хочу. Не сейчас. И так дурману в голове хватает. И это, у тебя там, кстати за ухом чутка осталось.
— Ладно, — как-то виновато пробормотал тот в ответ, вновь вооружаясь зеркалом. — Но что делать то будем?
— Не знаю. Мыслей даже никаких. Думать.
Повисла тишина. Роман продолжал сидеть на табуретке с зеркалом в руке, а Сергей ходил по кухне из стороны в сторону. Так продолжалось минут пять, пока тишина не была нарушена очередным вопросом.
— Слушай, Серёга, а чё это за крестик такой? Поди серебряный?
Сергей посмотрел на крест с которым пришёл недавно в эту квартиру и не смог сказать о нём ничего толкового.
— Впервые вижу. Не мой. И где взял не помню. Вот совершенно не помню, веришь?
— Даже смутно? Ну, как я вон про помаду?
Сергей было напрягся, положив руку на лоб. Поукал, похмыкал, да всё без толку.
— Неа, совсем не помню.
— А что ты, кстати, вообще помнишь?
— Ну, помню, как звонился в твою квартиру, и потом, как шёл на кухню, будто бы во сне.
— А до этого? Как шёл к моему дому?
— Неа, не помню.
— А с какого момента хоть помнишь?
— Ну-у, наверно, наверно, наверно со вчера. Или стоп! Помню как сегодня утром жарил яичницу и по телеку ещё новости показывали и мне тогда яйцо попалось никудышное. Во-о-от! А потом провал полнейший.
— Кстати, а это мысль, телек то включить, а то как-то прям не по себе. И сейчас, погодь, я что-нить к чаю сооружу!
По телевизору шёл какой-то старый фильм. Они стали старательно следить за поворотами сюжета, тщательно пережёвывая бутерброды с сыром. Ни в этот день, ни на следующий, ни позже, им так и не удалось понять что же тогда с ними произошло.

Вторая Итерация

Человеку открыл дверь его хороший знакомый, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Человек достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за знакомым. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедший это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
«Вот, ведь дерьмо! А всё так хорошо начиналось, — человек изо всех сил старался подавить икоту, — что же теперь? Думай! Думай! Думай!» — понукал он себя, но выходило не очень. Его знакомый продолжал с глупой улыбкой хлебать свой чай и казалось не понимал весь ужас ситуации. Скрип половиц в коридоре то нарастал приближаясь, то стихал, когда некто или нечто удалялось. Из-за двери раздался зловещий смешок. «Нет, теперь уже поздно что-то там думать, думать раньше надо было, когда решил впутаться во всё вот это», — однако не смотря на такие упаднические мысли человек продолжал ещё на что-то такое надеяться. Сидящему же за столом, напротив него всё по-прежнему было ни по чём. «Завидую, — подумал человек, — помрёт спокойно, даже не заметит, наверное» Заскрипела дверь, так словно её кто-то начал медленно-медленно приоткрывать, но не для того чтобы открыть совсем, а чтобы сделать себе щёлочку для наблюдения. Человек застыл, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, на миг это показалось ему правильной стратегией. В то же время глазами он начал лихорадочно выискивать какой-то тяжёлый предмет. Желательно такой, чтобы было удобно держать в руке. Желательно длинный. По мере того как приоткрывалась дверь на кухне становилось темнее, словно темнота как дым, просачивалась из коридора. Человек чувствовал, как из дверной щели за ним наблюдает кто-то страшный. Он крепче сжал крестик, который всё ещё держал в руке и стал вспоминать подходящую молитву. Тем временем наводящая ужас чёрная тень уже нависла над столом. «Ну вот и всё, — подумал он, — неужели же вот так вот?!» Непроглядная тьма стала сжиматься вокруг него, а у человека даже не осталось сил чтобы пошевелиться. Никаких молитв он так и не вспомнил.

И вдруг всё внезапно закончилось. Человек сидящий за столом икнул, протянул руку и схватив небольшой чайник отпил прямо из носика. Потом посмотрел на своего товарища и изрёк:
— Слушай, Ромыч, а чего ты так перемазался то? — его голос был сипящим. Чтобы как-то придать ему более-менее приличное звучание он ещё раз отхлебнул чаю из носика.
—А? Где? — Ромыч продолжал глупо улыбаться.
— Да ты на рожу свою то глянь! Ты зачем помаду переводишь, траповать что ли решил? — говорящий рассмеялся, но смех его вышел каким-то натужным.
Ромыч начал было ощупывать своё лицо, но его товарищ быстро сунул ему под нос зеркало, которое до того лежало на холодильнике.
— Ё-моё, — воскликнул он взяв зеркало в руки, — слушай Серёга, я может спрошу странное, но что вообще происходит?
Серёга медлил с ответом. Он и сам не понимал что тут делает и даже не помнил как здесь оказался. У него в голове были лишь смутные обрывки воспоминаний. Даже не обрывки, а обрывки обрывков, которые он к тому же никак не мог уловить, словно ускользающий по утру сон. Будто какая то тень была и было страшно. А ещё у него было впечатление, будто всё это происходит уже не в первый раз.
— Не знаю, — медленно выговорил он, пока Ромыч оттирал лицо салфеткой, — может мы… да ну не, бред какой-то…
Чуть позже они включили телевизор, где шёл какой-то старый фильм. Тщательно пережёвывая бутерброды с сыром они пытались вникнуть в происходящее на экране, чтобы на время забыть о произошедшем, разобраться в котором они не смогли ни в этот день, ни на следующий, ни позже.

Очередная Итерация

Человеку открыл дверь его хороший знакомый, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Человек достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за знакомым. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедший это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
Так они сидели несколько минут и ничего не происходило. Наконец, человек протянул руку, взял со стола чайник, отпил прямо из носика и прекратив икать, тихо, но отчётливо произнёс:
— Ну, дальше что?
Никакого ответа не последовало. Человек посмотрел на своего приятеля, который всё ещё не пришёл в себя, вздохнул, затем встал во весь рост и произнёс уже громко:
— Я спрашиваю, дальше что?!
Ответом ему была полнейшая тишина, даже старые половицы не издавали скрипа. Тогда он схватил со стола помаду, со всей дури запустил её в противоположную стену и неприлично выругался.
— Серёга, ты чего? — пришёл в себя его товарищ.
— Лицо протри, а то как клоун, — раздражённо ответил человек, — и, слушай, давай сегодня того, нахрюкаемся, а?


***

Где-то далеко и в то же время близко, в месте, которое не имело общей системы координат с кухней где происходили описываемые выше события, находилась комната. В комнате, возле окна стоял стол, на столе располагался включённый компьютер. За столом сидел человек, на вид лет тридцати или старше и со скучающим видом смотрел в монитор. Там, в открытом текстовом редакторе был напечатан всего один абзац:
«Человеку открыл дверь его хороший знакомый, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Человек достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за знакомым. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедший это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.»
Человек нервно постукивал ногою по полу, взъерошивал волосы на своей голове и крихляво мычал себе под нос. Наконец он нажал на красный крестик в правом верхнем углу экрана и в появившемся диалоговом окне «Сохранить изменения в «Конкурсный рассказ.docx»?» нажал на кнопку «нет» и пошёл на свою кухню, заваривать себе свой чай.

Мари открыл дверь её хороший знакомый, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшую, уходя вглубь помещения. Мари достала крестик, выставила его перед собой и пошла за знакомым. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедшая это увидела, у неё началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
Мари в шоке осматривалась: весь дом разгромлен, телевизор пересекала трещина, остатки люстры лежали в углу, бутылки из-под разнообразных жидкостей усеивали пол. Кажется, со стола кто-то всё смёл вниз, умножив и так немаленький бардак.
- Макс, ты как? Минералочки хочешь? - гостья наконец-то взяла себя в руки, перестала икать и участливо спросила хозяина дома.
- Минералки не хочу, чаем вот лечусь, - Макс прикрыл глаза и с наслаждением отхлебнул из своей чашки, - Ты крестик то убери, не настолько всё страшно. Вечная твоя привычка раздувать из мухи слона!
- И кто тебя так разукрасил? - Мари уже немного успокоилась, или же просто смирилась.
- А вот для этого я тебя в гости и позвал, Маришка, мне без тебя никак не разобраться, - Макс с надеждой смотрел на Мари и, казалось, чего-то ждал.
- Рассказывай, - Мари вздохнула, устроилась поудобнее в кресле, поджав ноги под себя, и обхватила свою чашку руками, как будто желая согреться.
Макс вышел в коридор, взял на руки большого рыжего кота, который там бродил, и вернулся с ним. Он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, а кот пытался запрыгнуть на стол, то ли желая попробовать чай в кружке хозяина, то ли просто из чувства противоречия.
- Ты же знаешь, Тишка мне как брат, - хозяин дома наконец-то начал рассказывать, - Мы вместе росли, родители его взяли у знакомых котёнком, когда мне было 8. Он был рядом всегда: когда в школе не мог решить клятую тригонометрию, когда родители разводились,он переехал со мной на эту квартиру, когда я в 18 съехал от матери, терпел эту стерву, мою бывшую, вот недавно помогал пережить расставание с ней. А вчера я как обычно сидел с ним в обнимку и пил.
- Может хватит уже по ней убиваться? - вздохнула гостья. Она забрала кота к себе, тот свернулся у неё на коленках и заурчал.
- Хватит конечно, но не об этом речь! - Макс огляделся по сторонам в поисках спиртного, но всё видимо было уже выпито, - Вчера Тихон превратился в человека! - шепотом поведал он Мари.
- Да лааадно, хорош заливать то, ты бросал пить бы, дружище! - гостья прищурилась, - Ты ещё скажи, что он тебе и дом разгромил!
- Ну пили потом уже вместе, и громили вместе, что скрывать, - Макс недовольно насупился и отхлебнул чая, - Ты думаешь, скажи мне кто-нибудь такое, я бы поверил? Да ни в жизнь. Так что понимаю, звучит как пьяный бред, но ты уж мне поверь. Он мне и морду... Лицо помадой изрисовал, "для памяти", говорил. Вчера это почему-то казалось логичным.
- Ладно, так и скажи, что помощь в уборке нужна была, поэтому и позвал, - Мари сгрузила кота на кресло и подошла к холодильнику, - И жрать небось нечего, давай чего-нибудь сварганю на скорую руку.
- Я бы пельменей поел жареных, твоих фирменных, - Макс только сейчас понял, как проголодался.
- А мне бы рыбки или курочки, а можно и суши заказать, - раздался незнакомый бархатистый низкий мужской голос.

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Эмия Юкитеру обнаружил, что он у себя в постели превратился в анимешного мальчика. Впрочем, это была лишь одна из проблем.

Второй же проблемой была анимешная девочка. Она нависла над кроватью, держа в руке какой-то огромный светящийся прибор – Эмия моментально узнал в нем бластер из одного онгоинга — и явно ожидала, когда ее цель проснется. Ярко-розовые волосы девушки колыхались на ветру, который бодро влетел в комнату и чувствовал себя в ней вполне неплохо. Мгновенно оживший от такого приветствия Эмия успел мельком заметить валявшееся на полу кладбище из осколков того, что раньше было окном — но закованную с ног до шеи в металлический экзоскелет гостью это совсем не волновало.

— Проснулся, наконец? — спросила она и улыбнулась, но вышло скорее что-то похожее на звериный оскал.

Увидев выражение лица новоиспеченного обитателя двумерного мира, девушка направила на парня оружие и передернула затвор. Один из ее глаз — явно искусственный из какой-то полимерной пластмассы – налился красным, обнажив свой узор в виде яркого прицела.

— ААААААААААААА!!! — только и успел сказать Юкитеру, прыгнув с кровати до двери со скоростью чемпиона Японии по прыжкам в длину. И вовремя: сияющий ярко-красный луч из чистой энергии прострелил кровать точно в том месте, где полсекунды назад была голова. Не теряя времени, розоволосая моментально развернулась в сторону отлетевшего парня — и второй выстрел пролетел в сантиметре от его уха, прожигая дырку в письменном столе. Дерево затрещало от силы удара и загорелось.

— ДЕРЬМО! — вновь заорал Эмия, в панике выбегая вглубь дома вниз по лестнице. За его спиной послышался негромкий щелчок, и еще один выстрел влетел в стену, отрывая от нее куски обоев и бетона.

Парень влетел на кухню и рывком запер за собой дверь. Голова хоть и отказывалась верить в происходящее, но работала со скоростью звука, пытаясь осмыслить то, что сейчас произошло. «КТО ЭТО?» и «ПОЧЕМУ ОНА ХОЧЕТ МЕНЯ ЗАСТРЕЛИТЬ?» влетали друг в друга и перебивались более интересными мыслями — «АНИМЕ ДЕВОЧКИ СУЩЕСТВУЮТ», «ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР АНИМЕ ЕСТЬ» и «Я БЫЛ ПРАВ, НУ ЧТО ТЕПЕРЬ, АНОНЫ С 8CH?». Но главной мыслью все же была «ЧТО ДЕЛАТЬ?». «СНИМАТЬ ШТ…» — ответил бы Эмия вчера, но сейчас такое было явно не в тему.

— КИРЕЙ! — орала девушка страшным голосом. — ВЫХОДИ ПО-ХОРОШЕМУ, МРАЗОТА, ИЛИ Я РАЗНЕСУ ВЕСЬ ТВОЙ ДОМ!

И тогда он решился: не осознавая своих действий, он на чистых инстинктах дернул шкафчик с посудой и вытащил универсальное оружие – самую увесистую сковороду из всех, что была в комнате, после чего отошел на безопасное расстояние от двери и стал ждать, пытаясь при этом не задохнуться от одышки.
«С завтрашнего дня займусь бегом и перестану смотреть аниме по ночам» — успел еще подумать Эмия, стараясь не обращать внимания на шум за дверью, где разъяренная девушка рушила все комнаты в его доме. — «Если я до него доживу, конечно».

Ждать долго не пришлось. Шум шагов — и мощнейший пинок с лязгом выбил дверь с петель, откинув ее метра на три вперед.
— ВОТ Я ТЕБЯ И НАШЛА, КИР… — начала девушка, но не успела закончить фразу: тяжеленный кусок чугуна, в удар которым Эмия от страха вложил все остававшиеся у него силы, мгновенно впечатался в незащищенное броней лицо. Явно не ожидав такого поворота, девушка не успела даже повернуться в сторону удара, и, выронив бластер из рук, с грохотом свалилась прямо на пол, потеряв сознание.

Тяжело дыша и успокаиваясь, парень посмотрел на красивое лицо анимешной девочки, которое теперь бурно заливала кровь из сломанного носа.
— Прям как в аниме, хех… — только и успел сказать он, как с ужасом осознал то, что и разбудило его вначале.
И он, и девушка выглядели как аниме.
И не просто выглядели — осознавали себя им.

Нет, это был не косплей, не плоская двумерная картонная фигурка, которые любят ставить в мэйд-кафе Акихабары, и даже не как трехмерное нечто с костюмом из сериала — нет, именно как аниме. Но самое странное было в том, что квартира при этом оставалась прежней — трехмерной и совсем не плоской.
Эмия взглянул на свое запачканное оружие. Двумерная, криво нарисованная («явно экономят бюджет для сакуги экшена» — сказал бы он вчера) рука держала увесистую чугунную сковородку, с поверхности которой капала ярко-красная кровь.

Сковородка была настоящей. Рука — нет.
Сковородка — настоящей.
Рука — нет.
Сковородка…

Но размышлениям Эмии о сущности чугуна в сковородке не суждено было дойти до логического конца. Удар – и ботинок очнувшейся от шока девушки впечатался парню в правое яйцо.
Эмия охнул, скривившись, и в тот же момент удар чем-то острым обжег его лицо, разрезая кожу одной прямой линией ниже носа.

— Ну ты все-таки и тварь, Кирей, - констатировала факт девушка, схватив Эмию за горло и резким движением подняв в воздух. У обоих текла с лица кровь, вытекая ручейками прямо на пол, — Исподтишка ударить решил, да?

— Ктоххх… тхххы… — прохрипел парень, тщетно пытаясь вырваться из захвата металлической руки.

— Думал, что ты сможешь предать Альсию и уйти? Думал, что в этом паршивом мирке ты вдруг станешь невидимым для императорских войск? Думал, что я, рыцарь его величества Порфира Десятого, Луизия Небуталия, тебя не достану? Да я порублю тебя на семнадцать частей, ублюдок, — особенно мрачным голосом сказала она, тыкнув Эмии в лицо острим блестящего в свете солнца энергокинжала, почему-то напоминавшего губную помаду, — И каждую из них отошлю лично императору в знак моей преданности.

— Я… нхххе… тхххотхххх… ошибххх…

— ГОВОРИ ПОНЯТНО, КОГДА УМИРАЕШЬ! — вдруг сорвалась на крик девушка, назвавшая себя Луизией, — ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ ТЫ ПРЕДАЛ НАС, КИРЕЙ? Лучший меха-пилот королевской гвардии… примерный воин… надежный товарищ… Я ВСЕГДА ВОСХИЩАЛАСЬ ТОБОЙ! Ради тебя я пошла на службу и стала сражаться… ты же знаешь, с кем? С варварами земель Яманады… с бунтовщиками графства Рошанак… подавляла крестьянское восстание Ринуса…. И ВСЕ РАДИ ТЕБЯ! Я РИСКОВАЛА ЖИЗНЬЮ, ВЫПОЛНЯЛА ПРИКАЗЫ, УБИВАЛА ЛЮДЕЙ, ЧТОБЫ ТЫ ОБРАТИЛ НА МЕНЯ ВНИМАНИЕ ХОТЬ ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ РАЗ! ЛЮДИ УМИРАЮТ, ЕСЛИ ИХ УБИТЬ! ТЫ ХОТЬ ЗНАЛ ОБ ЭТОМ? Я…

Но монолог Луизии вновь был прерван — и на этот раз стуком во входную дверь.
Стук был совсем тихим — но Эмии он показался громче, чем взрыв ядерной бомбы, а сердце парня запрыгало в груди. Ведь он прекрасно знал, кому он принадлежит. И что за этим последует.

— ЭМИЯ-КУН! — раздался крик такой силы, что оглушенная девушка испугалась и разжала хватку, а парень упал на пол со звуком сырого мяса, — ТЫ ЧЕ ШУМИШЬ В ШЕСТЬ УТРА? ОТКРЫВАЙ!

— Ёомот… Ёомот Ириа, — прошептала Луизия, и на ее лице вдруг отразился неподдельный ужас.

— Секай… — прошептал парень из последних сил, улыбаясь. Да, это она. Секай Сайонара, его подруга детства и верный защитник, человек, способный раскидать толпу дзюдоистов через плечо, не отвлекаясь из разговора. И сейчас она явно была недовольна. И этот факт значил в мире Эмии, в мире небольшого японского городка Аваздиманих… да и в мире самой Японии в целом куда больше, чем какая-то аниме девочка с энергетическим кинжалом в руке. И ее Ёомот… или за кого там она принимает его подругу.

— ОТКРЫВАЙ, КОМУ СКАЗАЛА, ИЛИ Я СЕЙЧАС ВЫШИБУ ДВЕРЬ, БАКА ТЫ ЭТАКИЙ! — крик усилился.

На глазах парня происходила странная трансформация. Луизия, еще двадцать секунд назад с ухмылкой смотрела на Эмию сверху вниз, теперь побелела, как полотно. Даже остатки крови на ее лице от страха спеклись и превратились в черно-бордовые ошметки.

— Ёомот… Святой Данналк, спаси меня, — кое-как прошептала она и нажала что-то на своем экзоскелете.

Неожиданно комнату пронзил яркий свет. Парень рефлекторно отдернулся, закрыв лицо рукой, и когда все вернулось в норму… девушки внезапно уже не было. Совсем. Более того — куда-то исчезла даже витавшая в воздухе анимешность.

А вот стук никуда не делся.

— ЭМИЯ!

— Иду, — обессиленно сказал парень, и, преодолевая себя, поднялся с пола и поплелся к двери. Усталость пронизывала все тело, мышцы после такого резкого вброса адреналина болели, как ненормальные… но вот кровь, до этого обильно текшая ручейками по лицу Эмии, куда-то делась. Видимо, исчезла вместе с анимешностью.

Эмия открыл дверь Секай, и, ни слова не говоря, пустил ее внутрь, уходя вглубь помещения. Девушка достала крестик, выставила его перед собой и пошла за парнем. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда Секай это увидела, у нее началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.

— Успокоился? — спросила парня девушка, когда он, едва дыша от страха, отпил горячего чая из кружки, — Ну теперь… ик! ... расскажешь, что случилось, Эмия-кун? Ты так орал, что я подумала на бесов или ведьм и на всякий случай захватила крестик с собой. А потом…

— Я в порядке… — перебил ее парень, отряхиваясь. — Наверное, приснился кошмар. Или типа того, да. Не стоит беспокоиться…

— Не стоит беспокоиться, говоришь? — спросила Секай, удивленно глазея на своего лучшего друга, - Я просыпаюсь от того, что мой сосед орет, как ненормальный, а когда захожу к нему в дом — вижу, как он валяется на полу кухни, весь измазанный в моей губной помаде, которую я вчера забыла у него дома. И это ты называешь «не стоит беспокоиться»?

«Может, сказать ей правду?» — подумал парень и сам поморщился от этой мысли. — «Явно хуже, чем сейчас, уже не будет».

И выбора, кажется, действительно не было.
Но сначала нужно допить чаек.

— На меня напали, — наконец, заговорил парень после молчания, — пытались убить. Не могу сказать, кто… ты не поймешь… посмотри лучше на дверь… все разрушено… — слова не хотели выходить из горла.

— Что ты несешь, Юкитеру? – прервала его Секай, — Какая еще дверь?

— Да вот эта. Не видишь, чтоли? — грубо ответил ей Эмия и тут же вновь потерял дар речи.

Дверь была абсолютно целой. Не было ни валяющихся петель, ни крови, ни следов удара оружием — а то, что было похоже на кинжал, и правда оказалось губной помадой. Красной.

— Какая дверь? Ты о чем вообще, Эмия-кун? Ты меня пугаешь.

— Я… не это имел в вид…

—И кто на тебя мог в шесть утра напасть? Маньяк с губной помадой? Похититель чугунных сковородок? — ответила ему Секай, испуганно глядя на него, - Я боюсь, Эмия-кун.

— Нет, ты не так поня…

— Ты здоров вообще? — еще раз спросила девушка, глядя на своего старого друга, — Я могу вызвать врача, если надо. Неужели всего неделя, как твои родители уехали в поездку, а ты уже сошел с ума?

— Нет, —ответил ей Эмия, вновь задрожав, — Я правда в порядке.

Но Секай было уже не остановить.

Лишь через полчаса разговоров, убеждений и обещаний парень смог убедить подругу, что он нормальный, а с помадой просто немного захотелось поразвлечься.
Да, я так развлекаюсь, почему нет? Нет, я не идиот. Нет, не бака. Извини, больше не повторится. Ну ты чего…

— Какой же ты все-таки бака, Юкитеру-кун, — наконец сказала Секай после того, как парень много раз извинился перед ней, — Завтрак теперь готовь себе сам. И НЕ ТРОГАЙ БОЛЬШЕ МОЮ ПОМАДУ!

— Ладно… хорошо… — только и смог промямлить Эмия в ответ, наблюдая за тем, как его подруга детства уходит, хлопая дверью.
Он не хотел ее обидеть. Правда не хотел. Но все же… как это объяснить?

И когда за ней захлопнулась дверь, парень вновь ужаснулся, не успев вдохнуть от облегчения.
Анимешность вернулась.

— А неплохо так тебя девушки бьют, — вдруг раздался звонкий женский голос у Эмии за спиной, — Хорошо, что я успела вовремя прийти и все поправить элементом Самости. Только губную помаду не успела. Извини, десу! Но это было так забавно…

— А ты еще кто? — прервал речь парень и обернулся.

Голос принадлежал маленькой девочке лет десяти на вид. Шевеля своими бурыми кошачьими ушками, она улыбалась и, играясь сама с собой, размахивала лежащей у нее в руках огромной розовой косой. Разумеется, все в ней так и веяло анимешностью.

— Имя мне Перринес! — весело ответила девочка, улыбаясь — а послана я была затем, чтобы защитить тебя от злючки-Луизии! Неплохо ты ее отделал, вот только она явно тебе этого не простит – жди у себя дома армию роботов в гостях! Но мы и моя Косочка справимся! И…

— Подожди, — парировал его парень, — Что за бред ты вообще несешь?



— Вот у меня такой же вопрос, — ответил редактор, отвлекшись от рукописи и посмотрев мне прямо в лицо, — Что за бред ты вообще несешь?

Я открыл рот, собираясь ответить ему — своему бессменному вот уже пять лет редактору издательства «РанобеХасу» Макото Серкосу, который все это время терпел мои рукописи и поправлял в них ошибки, а также относил их главному редактору на одобрение — что это не бред, а мое новое ранобе «Эмия Юкитеру в мире Запределья как нарушение коллапса самости Юнга и осознание собственной анимешности», что это будет новым флагманом издательства и обеспечит ему продажи, а мне поправит репутацию после отсутствия новых работ… да, все это я хотел сказать, вот только от его взгляда в горле пересохло.

— А вам что, не понравилось? — только и вырвалось у меня.

И судя по тому, как Макото-сан побагровел, я понял, что ответ был явно неверным.

— Да, мне не понравилось, — наконец, ответил он, пытаясь успокоиться и глубоко вдыхая, — Послушай меня внимательно, Таппей-кун. Ты, наверное, знаешь, что я уже полтора года жду от тебя идей для твоего нового ранобе. Ты, наверное, уже забыл, но старое, про гарем школьника и романтику, ты закрыл. Оно было весьма успешным, так что наш главный ждет, что ты закрепишь этот успех. И теперь, когда я прошу от тебя хоть какой-то вменяемой идеи, чтобы сохранить наши позиции в журнале, ты приносишь мне уже в седьмой раз какой-то… извини, конечно, за прямоту, но самый натуральный мусор. Какая еще самость? Какая анимешность? Какая еще Перрин с косой?

— Перринес…

— ДА КАКАЯ РАЗНИЦА! — не выдержал он и закричал так, что другие редакторы, спокойно работавшие до этого, удивленно переглянулись, — Что это за хрень вообще? Ты серьезно думаешь, что наше издательство будет печатать что-то подобное? Кто это вообще будет читать?

— Но вы же отвергли мою прошлую работу из-за того, что она была слишком банальной, — попытался оправдаться я, — вот я и решил попробовать что-то необычное…

— Во-первых, не путай понятия «необычность» и «бредятина», — ответил он, медленно дыша, — А во-вторых, эта Перринес будет цундерить Эмию, бить его, называть «урусай бака», но все равно влюбится в него. Затем будет любовный треугольник «подруга детства — Эмия — Перринес», сражения, где Перринес/Эмия побеждают всех за счет суперсил из ниоткуда и роялей, а в самом конце, — медленно проговорил Макото-сан, — в самом конце Перринес драматично пожертвует собой. Но выживет. Или не выживет, там посмотрим. Я угадал?

Я похолодел.

— Откуда вы…

— Откуда я знаю, спрашиваешь? — усмехнулся он. — Теппей-кун, я работаю в этом бизнесе уже двадцать лет. Знаешь, сколько я всякой анимешности и затертых до дыр штампованных историй перечитал? Твои вкусы и предпочтения мне давно известны. Кого ты хотел этим удивить?

Я похолодел еще больше.
Кажется, меня переиграли.

—Так вот, Теппей-кун. Ты, конечно, старательный парень и терять бы мне тебя не хотелось, но сам понимаешь — на твое место сейчас куча конкурентов. В общем: месяц срока тебе даю. Либо ты приносишь мне вменяемый, — Макото-сан медленно проговорил это слово, сделав на нем акцент, — вменяемый черновик, на основе которого мы работаем. Либо вылетаешь из издательства и не жалуешься ни на что. Понял меня?

— Да, Макото-сан, — только и смог я выговорить.

— Свободен. И мой последний совет тебе, парень, — наклонился ко мне редактор, — не выдумывай велосипед. Лучше примитивный исекай, чем нестандартный киберпанк.
Извини, но так мы работаем.

Я вышел на улицу и закурил. Машины проносились мимо меня, разбрызгивая оставшиеся после вчерашнего дождя лужи.

— Ну что же, — сказал я сам себе, — исекай так исекай. Для начала — название.
Название придумывать будем с нуля. А исекай — это альтернативный мир, значит… в альтернативном мире с нуля?

И тут идея пришла мне в голову сама собой.

Пастору открыл дверь его хороший знакомый, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Духовник достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за Леонидом. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедший это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.

— Эх, Леонид Александрович, нужно было гигиеническую брать, а не эту, цвета артериальной крови. — уняв икоту, нарушил молчание Святой Отец.
— Надо было уточнять, я ж в косметике не разбираюсь. — скрипучим голосом ответил Каганов. — Тем более, я её уже опробовал, вишь какой красаве́ц, теперь точно назад не примут.
— «Ces matins gris si doux…!». — из зала раздался резкий вскрик.
— Чтож, пора, — негромко сказал хозяин, отставляя чай в сторону. Мужчины встали и прошли в соседнюю комнату, откуда и шёл звук. Открыв дверь, перед невольным читателем предстало странное зрелище. Посреди комнаты лежал крепко связанный обнажённый мужчина и исступлённо бился в конвульсиях.
— Громоздкие человечьи самки, которыми нам дозволено пользоваться - служат лишь паллиативом. Мы не приемлем полумер.— с пеной на губах шептал он.
Не обращая на него большого внимания, наши герои принялись подготавливать комнату к ритуалу. Каганыч принялся чертить помадой круг, тем самым создавая периметр для буйного пациента. Пастырь же, достав из прихваченного с собой саквояжа кадило, начал освещать комнату, бормоча себе под нос молитву.
— А ведь странно подумать – все они теперь старые, семнадцатилетние... — продолжал бредить бесноватый.
— А бесы нынче начитанные пошли. — пробормотал исповедник. — Кстати, как там дела на литературном фронте?
— Да вон, давеча Серёженька новый литпозор выпустил, в котором в очередной раз ругает какого-то новоявленного писаку за невыразительность его писева и многогранное употребление одних и тех же слов, хотя... сам косноязычен, да и к хорошим, по его мнению, авторам за тавтологию не придирается. Парадокс.
Ты вот знал, что в том же "Хоббите», в первом абзаце, слово нора - повторяется аж 4 раза. По суждениям Агарыча получается, что Толкиен-то говноед. — пыхтя, ответил гуру постмодершизма.
— Ну так у него Князь Процент - хороший автор, что ты от него хочешь. Если у человека три тысячи книг - это ещё не значит, что он умный.
— Давал ей держать... в неловком кулачке... скипетр моей страсти... — захлёбываясь, стенал пациент.
— Хух, — вытерев пот со лба, выдохнул владелец жилища, — можно начинать.
К этому моменту на полу красовались «Руки Бога» и крест святой Нины, обрамлённые кругом, а комната была наполнена дымом кадила и запахом ладана. Тем временем, новоявленные экзорцисты подхватили одержимого под белы рученьки и уложили его в центр очерченной зоны.
— Так, Лёня, ты его держи, а я - гвозди забивать буду. — велел клирик.
Дальнейшие действия сложно назвать гуманными, распластав бренное тело подопечного, борцы с нечистью начали проводить распятие. Каганов удерживал беднягу, пока святой отец приколачивал руки и ноги к полу. Затем, окончив орудовать молотком, поп достал стальные прутья и стал со всей силы хлестать душевнобольного, приговаривая словно мантру:

— «Il était malin, celui, qui a inventé ce truc-là!» — яростно прорычал одержимый безумец. — Словно крохотный сумасшедший... в своей обитой войлоком... палате для буйных.

— Это плохо, зло вырывается, мы не можем дать ему овладеть телом! — закричал священнослужитель. — Гуру хренов, скорее хватай прутья.
— Scheiße! — чертыхнулся Каганыч. — Не думал, что эта тварь настолько сильна.

Но было уже поздно что-либо предпринимать. Свет в комнате погас, раздался страшный рёв, а постмодершизд напоследок успел подумать, что нужно было сразу этого жизоида грохнуть, а не возиться с изгнанием бесов, после чего наступила всеобволакивающая тишина.
И лишь спустя какое-то время, во мгле прозвучал ужасный голос: — Наконец-то я нежно проведу трепещущим жалом по ее вращающемуся соленому глазному яблоку... — А затем всё окутала тьма...
...
...
...
На улице стояла прекрасная зимняя пора, тихо шумели покрытые снегом деревья, морозный воздух был как-никогда свеж, и казалось бы, ничто в этот вечер не предвещало беды.
По тускло освещённой улице брёл запоздалый путник, он шёл к дому на отшибе, близ леса. В руках нёс старенький саквояж, а сам был облачён в тёплое пальто, а на голове красовалась .
Подойдя к входу, он отряхнул налетевший снег и позвонил в звонок.
Пастору открыл дверь его хороший знакомый, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения... Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре...

Два друга, пылесос и губная помадаПеред зданием кинотеатра, обращая на себя внимание обывателей, парень извергает негодование в сторону стоящего рядом:
— Как можно было его упустить?!
— У него оказалась скрытая способность, — дерзит в ответ собеседник в капюшоне.
— Какая?! Какая (цензура) скрытая способность у него оказалась?!
— Ты каким местом смотрел?! Адского пса кто, по-твоему, призвал?!
— Так он был в наморднике!
— В кино нельзя с собакой!
— Это информатор виноват! Я ему сейчас всё выскажу!
— Да! Звони!
— Так, где его номер? — ищет в контактах смартфона.
— А почему информатор виноват?
— Тихо!
— Твой же косяк.
— Цыц! — ставит на громкую связь.
— Ало-о-оу, — доносится голос из телефона.
— Приорити лоу! Ты за что деньги берёшь?!
— Ты упустил цель и сваливаешь всё на меня? — спокойно проговаривает информатор. — Товар возврату и обмену не подлежит.
— Слышь, Неподлежит, инфа про адского собакена где?!
— Подож-подож, вам попался пёс? Или его призвал упырь?
— Второе!
— Эм… Ну, я поищу что-нибудь…
— Ты специально?!
— Никакой информации по призыву нет... Бонусом могу намекнуть — восьмиклассница в колготках, спамящая всякую хайповою дичь. У него на это температура поднимается.
— Да-да, что-то такое уже рассказывал. До связи... — завершает звонок. — Оладушки, у нас ещё дело есть. Я в бытовой, а ты иди по этому адресу, — даёт стикер и они расходятся.

Парень в капюшоне, идя по местному Бродвею, резко останавливается и начинает хлопать себя по карманам. Находит телефон — смотрит на экран, кладёт обратно. Со вздохом снова достаёт и смотрит в экран, затем на стикер с адресом. Что-то рассчитывает в голове. Уверено направляется в сторону остановки, где залезает в автобус, направляющийся за город. С каждой остановкой в салоне становится всё больше пассажиров, и доходит до того, что Капюшон выходит, не дожидаясь одной остановки перед выездом из города. Осматривается: одно- и двухэтажные домики, спрятанные за невысокими заборами, желтеющие деревья, свора собак возле мусорных баков и лужи посреди дорог между дворами.
— Мда…
Набирает кого-то, и только прослушав мелодию, с телефона доносится:
— Я в маршрутке! С бандурой этой, да и людей ещё — шпротов в банке меньше!
— Уже темнеет — ты когда будешь?
— Гога, скоро… Передайте… Ты пока изгони там всех… Да куда? Пусть остановится — я дам выйти!..
— А если…
— Я приберусь за тобой…
— Ты слышишь? А… Отключился, — вздыхает.
Снимает с шеи что-то на цепочке, сжимает в руке. После небольшой паузы направляется к домам. Обходя лужи, заходит на улицу. Проходит пару дворов и останавливается напротив нужного. Нажимает звонок на калитке — шум из дома. Выходит девушка в спортивном костюме:
— Чё тебе?
— Здесь уборка нужна?
— А, за полтергейстом, — подходит к калитке, открывает её: — Заходите в дом.
Он в спальне тусуется.
— Брошенный дом?
— Походу. А так нафига он нужен был?!
— Потом пригласите на тусу?
— Давай заходи!.. Обувь!
— Ага… В спальне? За той дверью? — проходят в зал.
— Да.
Парень подходит и начинает водить кулаком с цепочкой по двери. Берётся за ручку. Стоит. Тишина, только сверчков за окном слышно.
— Так, он там. Мне нужен порошок, соль, мука, что-то такое.
— Есть корица.
— Отлично, давай!
Пакетик приземляется рядом с дверью.
— Маловато! Есть ещё что-нибудь?
— Эх…
Пакет с сахарной пудрой оказывается у парня в руках.
— Отлично! Я захожу — закрой за мной дверь!
— Да-да!
— Этого должно хватить. Держи и не открывай!
Парень быстро заходит в комнату — дверь закрывается.
— Я тогда покурить выйду.
— Хорошо!
— И не стрёмно тебе так работать?
— Хе-хе… — пожимаю плечами, прислонившись к двери.
— Ну, ладно, — девушка выходит из дома.
Надеюсь, что второй скоро появится. Из комнаты доносятся странные звуки: царапанье по дереву, треск бенгальского огня, хлопок... Дверь бьёт меня в спину, но я тут же разворачиваюсь и держу её на вытянутых руках. Ещё пару толчков, треск стекла, россыпь песка на деревянный пол...
— Я всё — можешь открывать!
Я отпускаю дверь:
— Ты как?
Испачканный пудрой парень выходит из комнаты, встряхивая волосы:
— Управился быстрей, чем думал. Осталось… — смотрит на меня, — только… убрать. Ты подруга…
— Нет! Я просто мимо проходила! Мимо кинотеатра… Как-то так...
— Так вот кто шуршал пакетом, идя за мной! Печь что-то собиралась? Я заплачу за… ингредиенты.
— Хей!.. Гога, ты всё? Фух… Я пропылесдосю? — запыхавшись, на пороге дома появляется второй, держа в руках дешёвый пылесос.
— Валяй.
Напарник Капюшона проходит в спальню, осматривая меня с ног до головы.
— Так вы охотники?
Парень достаёт из кармана деньги:
— Держи, докупишь нужное.
— Хорошо. Так что? С вами можно?
— Зачем тебе это?
Я развожу руками:
— Может, приманкой буду! Или на крайний случай — а-ан-гелом!
— На Мишу ты никак не похожа.
— Игорь Юрьевич, пожалуйста, пройдите на ковёр к начальству! — доносится из комнаты.
— Хорошо, Владислав Евгеньевич, только…
— Только сейчас и в данную секунду, и не часом позже! — выглядывает из-за двери, и, смотря на меня, добавляет: — Барышня, подождите немного!
Обсуждение оказывается коротким: включается пылесос, и из спальни выходит Игорь:
— Хорошо, продиктуй свой номер…

Через два дня.
Сижу с Владиславом перед ноутбуком на кухне в его квартире. Звонок в дверь.
— Явился! — говорит он и идёт в прихожую.
— Только ты не светись! — говорю ему вслед.
— Понял.
Влад открывает дверь Капюшону, ни слова не говоря, он пускает внутрь пришедшего и уходит вглубь помещения. Игорь достаёт крестик, выставляет его перед собой и идёт за ним. Оказавшись на кухне, оба садятся за стол. Влад сидит с чашкой чая и едва улыбается, на столе стоит алая губная помада, губы его измазаны ей вдоль и поперёк и, когда Гога это видит, у него начинается икота. Стоит тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздаётся в коридоре. Игорь переводит взгляд на меня затем на Влада:
— Вы, это… — прерывается на икоту, — косплей… замутили?
— Соседка малую спихнула, надо кудысь ей! — наливает воды в кружку и даёт икающему.
— Спасиб… А чё не… смоете?
— Так ещё намалюет. Местность просканировал?
— Пока никого. Сейчас по остальным комнатам пройдусь.
— Аккуратно ток, — указывает на помаду. — А мы продолжим спамить!
Капюшон уходит сканировать, а мы задыхаемся, чтобы громко не засмеяться.
— У неё ещё ярко-розовая… Так, — смотрит в экран, становится серьёзным: — Переходим в зал. Подготавливайся!
— Есть!
Заходим в гостиную, стены и окно которой обиты мягким материалом, лежат мешки с мукой, и из мебели стоит только диван. Влад занимает место на нём, а я начинаю отжиматься, вспоминая какой-нибудь скандал по телевизору.
— Он влетает — ты меняешься с Гогой!
— Хорошо!.. Он ещё пишет?
— Ну, знаешь: вычислю — найду — что-то сделаю. Я пригласил его.
Чувствую резкий холод. Останавливаюсь, смотрю на окно за спиной Влада.
— Забирай ноут быра! — отдаёт мне гаджет и Влада тут же бросает в стену.
Вбегает Игорь с макияжем:
— Начинаю! — пинает ближайший мешок, и в комнате образуется плохо просматриваемое облако.
Я выбегаю из зала, закрывая за собой дверь, и сажусь в коридоре. Вдох — выдох. Слышу, как Кристинка смотрит мультики. Достаю свой смартфон, включаю трансляцию с гостиной.
Трансформировавшийся вампир втягивает крылья в спину и высказывает охотникам:
— Вы, (цензура), меня (цензура) уже! Пора вас (цензура) (цензура)!
Игорь быстро надевает респиратор с очками и бросает кожаные перчатки поднявшемуся напарнику.
Первый размашистый удар с правой руки вампира прилетает в плечо Влада, когда тот надевает первую перчатку, облако муки сильным порывом сметается к окну. В воздух поднимается второе облако. Влад стоит на месте. Второй удар вампира, направленный в грудь, попадает в блок. Несётся третий, но охотник заходит под руку и бьёт в бок, уходит к окну, надевая вторую перчатку. Третье облако, и уже сложно что-то увидеть. Звук удара — образуются вихри пыли. Кашляя, в коридор заходит Игорь, за ним вырывается белое облако.
— Гога! — закрываю дверь и тяну парня на кухню. — Что-то не похоже, что план работает!
— Нормально… Правда, сейчас там качели с температурой, но это нам на руку!.. Готов!
Капюшон возвращается в зал, а я к смартфону. Облаков уже невидно, и по центру комнаты двое по очереди отвешивают друг другу, пока один из них не падает, превращаясь в человека.
— Как ты? — спрашивает Игорь.
— Ещё не понял… Это, чем вытаскивать фигню из него, наколдовал?
— Да, — показывает стик ярко-розовой помады.
Делает несколько пометок на теле вампира, у того сразу начинаются конвульсии, после которых от тела отделяется нечто похожее на демона: с крыльями, рогами, когтями и хвостом. Охотники без сопротивления связывают существо верёвками со дна мешков с остатками муки.
— Выпроводи пацана отсюда! Алюминиевые огурцы, сколько же здесь убирать…
Игорь приносит парня на кухню, обливает его водой. Бывший вампир, а теперь просто Егор, кашляя, приходит в себя:
— Какого (цензура)? Где я?.. (Цензура), я тя помню! Охотник (цензура)!
Капюшон закрывает ему рот тряпкой.
— (Цензура), (цензура) от меня!
— Замолкни, истеричка!
Через минуту скудного сопротивления Егор засыпает…

Прихожая той же квартиры.
— Как-нибудь ещё встретимся! — улыбаюсь я.
— Да-да, — улыбается в ответ Игорь.
— Не буду мешать с продолжением уборки. Пока!
— Ха! Ха! "Племяшка" сбегает в самый нужный момент! — подкалывает Влад. — Спасибо тебе!
Я выхожу из подъезда. Светит солнце. На детской площадке играет Кристинка под присмотром мамы. Хорошо.
Звоню кое-кому.
— Ало-о-оу?
— Спасибо, я узнала то, что нужно.
— Обраща-а-айся, — зевает. — Камерку оставь себе — дарю.
— Спасибо.

Случилось
После работы начальница попросила задержаться, что говорило о внеплановой дополнительной работе, поэтому я старался сделать всё от меня зависящее, чтобы уйти пораньше. Я прищемил себе палец и пожаловался на адскую агонию, которая разгорелась в моей фаланге. Но, по собственной дурости, будучи правшой, я прищемил палец на левой руке, что никак не освобождало меня от работы. Затем я очень долго и интенсивно кашлял, хватаясь за горло и драматично прикладывая руку к своему якобы горячему лбу. Но рука начальницы обожгла мой лоб своим холодом, и этот план рухнул.
Можете догадаться, что планы с ушибленной ногой, проглоченным огрызком от стиралки, звонком от очень больной матери, которая почти при смерти, и чувством того, что где – то на том конце земли к нам приближается метеорит, и я ощущаю в себе супер – силы, способные это остановить, провалились.
Вечером меня всё же задержали и, поверьте, я молился, чтобы это была одна незаполненная бумажка, или напоминание о том, что я не убираю мусор со своего стола, или начальница бы вдруг сказала: «Серёжа! Как давно мы работаем вместе? А может чайку? Поговорим. Ты ведь так давно с нами, столько сделал для нашего офиса, ты такой молодец! На тебе премию и еще, и еще!»
Я зашёл к ней в офис и зевнул, намекая на то, что и без того зверски устал, а дома меня ждут не пересчитанные в сотый раз мозоли на пятой точке.
-Твой коллега пропал, – начала она, не поднимая на меня своих раздраженных глаз.
-Коля – то? – вспомнилось, что за перегородкой стол пустовал уже около двух недель.
-Да, Николай Воробьин. Он не берёт трубку и не отвечает на электронные письма, поэтому я прошу тебя сходить к нему, и отрапортовать мне, что за ситуация с ним. Если он болен, пускай немедленно позвонит мне, и я оформлю ему больничный лист. В противном случае, он будет уволен за уклонение от своих обязанностей.
-Да, ладно? Переться в такую даль? Он же живёт на дне города, где про мусороуборочную машину складываю легенды, а бабушки не осуждают подростков, так как сами принимают. Я уверен, с ним ничего не случилось! Да и что там могло случиться? Подумайте, скука – гимн того района. Но, послушайте, а вдруг меня укусит пёс или на меня чихнёт бабка! Господи, даже подумать страшно, – и я перекрестился, глядя в потолок и шепча что – то.
-Вот и отлично. Ты же говорил, что ощущаешь себя супер – героем. Твоё время настало, Сергей, вперёд, - и она жестом указала мне, где выход.
На самом деле, я очень быстро добрался до его района. Но тот, как бермудский треугольник, запутал меня за пару мгновений, и я потерялся в многоэтажках.
Уже темнелось, холодало, а я был одет не так уж и тепло, поэтому, чем ниже падала температура, тем выше поднималось моё желание уйти домой. Со временем я понял, что за мной кто – то следит. Возможно, у меня развилась паранойя, но я вас уверяю - кто – то шёл за мной, поэтому я побежал. Ох, как же быстро я мчал, вы себе не представляете, ровно 10 метров я был самым быстрым человеком на свете, а потом на глаза мне попался дом коллеги, и я героически закрылся в его, на тот момент, открытом подъезде.
Внутри оказалось темно, как в спичечной коробке, и я посмотрел прямо во мрак, наверху из окон лился слабый свет, но он был как котёнок против наимилейшей девочки с тазиком воды.
Я начал аккуратно ступать во мраке, водя перед собой носком и шевеля вокруг руками. Медленно продвигаясь вперёд, напевал себе всякие песенки, вроде: «Лучшие друзья девушек – это бриллианты» или « Джимми -Джимми, ача - ача».
-Что за чертовщина?! – раздалось внезапно в темноте пронзительное карканье.
В этот момент я забыл о любой осторожности и ломанулся из всех сил вперёд к свету, споткнувшись двадцать пять раз на десяти ступеньках и вспомнив, по меньшей мере, пару молитв. Оказавшись у света, я осел на пол и заглянул вниз, сталкиваясь с источником опасности. Из мрака медленно, как ладья перевозящая с одного берега на другой покойную душу, выплыла она.
-Бабушка, Вы чего людей пугаете?! – выкрикнул я, как только увидел её на свету.
-А ты чего здесь носишься, окаянный, – закаркала она на меня.
-Да, я же медленно шёл, – завопил я, изумляясь такому заявлению.
Очевидно, в этот момент она решила пересчитать, все ли её зубы на месте, потому как карга зашевелила челюстью, отвернулась от меня и поплыла куда – то во мрак. Поистине ужасающая встреча. Я перекрестился, поднялся и пошёл вперёд.
Дальше было светлее, и я чувствовал себя свободнее. Но, честно признаться, в голове моей засела одна мысль, из - за которой я был вынужден идти, прижавшись к стене. Вот в чём она заключалась: эта старуха засела внизу, возможно даже, присела на корточки, подняла голову вверх, и ждёт, когда я наклонюсь через перила. И, как только я это сделаю, она моментально плюнет в меня своим зубом, а потом еще одним и будет так делать, пока не попадёт мне в глаз или, еще хуже, в рот. И тогда я сам превращусь в старуху и все мои зубы выпадут и останется только одна её гнилушка. Я боялся этой огнестрельной очереди и не хотел попасть под раздачу.
Я беспрепятственно добрался до третьего этажа и увидел там что – то странное. Это было похоже на коврик, который кто – то пожевал, а потом выплюнул. Решил подойти и присмотреться, ибо это выглядело очень подозрительно. Я наклонился, прищурился, и в этот момент открылась ближайшая дверь и щелкнула меня прямо по лбу, так что я отскочил на лестницу и увидел стаю журавлей, улетающий в рассветную даль. Раздался крик:
-Ах, ты тварь! Я тебе лучшие годы своей жизни отдал, алкоголичка. Выметайся, немедленно, - кричал мужчина, едва сдерживая слёзы, - не хочу больше видеть тебя! Выметайся! - он швырял в неё какие – то тряпки.
-Игорь, успокойся, ну, чего ты начала – то, – отвечала пьяная женщина, которая облокотилась на перила и с лёгкой улыбкой смотрела на мужчину.
Очевидно, мужчина покричал бы еще, но он больше не мог сдерживать слёзы и захлопнул дверь. На какое – то мгновение воцарилась тишина, я прижался к стене, чувствуя, как пульсирует лоб и таращился на женщину. Вскоре она цокнула языком, взяла вещи и поплелась полупьяная вниз. Я смотрел, как она уходит, и думал о том мужчине.
Как же, должно быть, ему было тяжело! Ах, как же я ему сочувствую! Чёрт. Где справедливость в этом мире, что женщины позволяют себе такое! Мы для них всё! Хочешь вынесу мусор? На! Хочешь починю полочку в ванной? Потом, но сделаю! Забрать детей из садика? Заберу, только скажи имя! Всё для них. А они! Стало так обидно, что у самого чуть слёзы не навернулись, но вдруг на самом верхнем этаже распахнулась дверь. Она открывалась так медленно, что её скрип успел нацарапать на моём сердце: «С любовью, твоя дверь». Меня всего передёрнуло, и я снова побежал, что есть силы. Я думал, что четвёртый этаж сожрёт меня, потому что там раздавались какие – то гортанные звуки, словно у органа несварение желудка. Я был перепуган. Когда я домчался до квартиры коллеги, я прижался к ней грудью и начала молотить по ней руками и ногами, моля о том, чтобы он открыл. Я бил и плакал, молился и пинался. Скрипящая дверь смотрела на меня с холодной любовью, как всадник без головы, она желала впиться в меня и вернуть свою голову, но у меня не было её черепа. Когда я хотел мчаться вниз, вызывая такси, дверь мне открыл Коля, и я бросился к нему с объятиями, как любящая жёнушка.
Я отстранился от Николая, который выглядел хуже меня, да еще и более испуганным. Положил ему руку на плечо, нахмурил брови, выпрямился, вжал живот, пятки вместе – носки врозь и произнёс:
-Рассказывай, я всё пойму.
Пару секунд всё было тихо, словно кто – то съел все звуки. А потом что – то щёлкнуло где – то в глубине квартиры, и по Коле словно кнутом хлестанули, он весь перекосился и завопил:
-Серёга, она здесь! Она здесь! Она пришла за мной! Она хочет убить меня! Серёжа, она издевается надо мной! Спаси меня! Умоляю! Серёжа! Я так боюсь, - но вдруг он замер, его глаза округлились, - Нет, что Вы, Валентина Петровна, я не о Вас. Как вы могли такое подумать! Ааа! Нет, я не говорю, что Вы глухая, ни в коем разе, Вы слышите всё лучше всех.

Он открыл дверь настежь, ни слова не говоря, пустил меня внутрь, уходя вглубь помещения. Я достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за коллегой. Оказавшись на кухне, мы оба сели за стол. Коля уже сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда я это увидел, у меня началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
-Коля, Ик! скажи мне Ик! Что случилось? – он посмотрел по сторонам, немного наклонился к столу, уставившись на меня своими безумными глазами.
-Она пришла за мной, – зашептал он.
-Кто? – зачем – то зашептал и я.
-Валентина Петровна.
-Твоя тёща?! – сказал я громко, - Ик!
Он вдруг вскочил, замахал руками и завертел головой, закрывая глаза.
-Не говори так, - сказал он, успокоившись.
-Она же умерла, Коля. Ты с ума сошёл? Поехали ка в больницу, а? – вновь зашептал я.
-Нет, Серёжа, нет. Поздно уже. Я уже всё понял. Мне пора, Серёжа, пора. Я знал это еще тогда. Тогда. Я споткнулся о ветку. Да, я всё понял.
Он оглянулся и вышел вон из кухни. А я ринулся в его комнату и стал искать документы, чтобы собрать в больницу, ведь он совсем сошёл с ума. Если не я, то кто же?! «Вот так ничего и не случилось», - подумал я. Думал, что тут всё спокойно. А ведь случилось! Вот чего случилось!
Я не нашёл ничего, поэтому бросился искать Колю, чтобы спросить его, где документы, но он, словно был сожран Валентиной Петровной, потому что я никак не мог теперь найти и его в этой маленьком кораблике, который постоянно подвергался нападению хищных волн. Но вдруг раздался какой – то хлопок, и я побежал на этот звук. Я распахнул дверь ванной, надеясь увидеть живого Колю, но мой коллега висел в петле. Я упал на пол и прижался к стене. Он уже был мёртв, не брыкался и не задыхался. В голове моей не укладывалось, как он мог так быстро задохнуться, но после этой мысли, пришла вторая мысль. Бежать!
Я даже не касался пола ногами, как мне казалось, пролетел на крыльях страха во мраке по пяти этажам, не видя ничего больше. В голове мелькали мысли о том, как я буду плакать на его похоронах. Я вылетел из подъезда так, словно сразу семеро человек дали мне пинок. Упав на асфальт, попытался успокоиться, чтобы вызвать скорую. Но тут ко мне подползла какая – то старуха, похожая на червяка и спросила:
-Что с Вами? Убили кого?
-Там…там…Коля повесился, бабушка. Повесился. Это…сгубили же! Повесился! Скорую. Полицию!
-Да, какой Коля? – не понимала бабушка мои вопли.
-Воробьин! С пятого! – орал я на всю улицу.
-Чего? – раздался голос подходящей черепахи – бабушки, - Воробьин повесился? Да, он же съехал неделю назад. Звонила я ему тут на днях, спрашивала про его цветы, что от Вали он мне отдал, сказал, что занят очень на новом месте.
-Да, точно! Съехал. Совсем недавно. Вы, должно быть, молодой человек, перебрали! Вам показалось. Всё хорошо у Коли. Он очень дивный человек.
-Да, не перебрал я! Пошлите! Пошлите же! Он там! Висит! – и старухи, переглянувшись, побрели со мной наверх.

-Закрыто! – произнесли они, подёргав ручку, когда мы пришли.
-Да, не закрывал я дверь, что за ерунда! Надо что – то делать! Как – то открыть! Вызвать полицию!
-Господи, посмотрите вы на дверь – то! Ручка в пыли уже, нет тут никого. Смотри.
И она показала мне свои пыльные пальцы, а затем, покачав головой и убедившись в том, что я спятил, обе ушли, оставив меня одного. Я с минуту стоял и смотрел на эту дверь, которая также смотрела на меня, а затем осел у перил и произнёс:
-Случилось! Ик!

Мамочка.
Марку открыла дверь ведьма, ни слова не говоря, она пустила внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Мужчина достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за знакомой. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяйка жилища сидела с чашкой чая и едва улыбалась, на столе стояла алая губная помада, губы её были измазаны вдоль и поперёк и, когда одноглазый это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
Пока вдруг:

— Что-то скажешь о моём виде и Лукаса моего вовек не увидишь, — грозно предупредила Фредерика. Марк знал — женщина не шутит. — И сначала глотни немного чаю. Я не буду разговаривать с икающим дитём, всё ещё достающим крест при виде меня.

Как мужчина умудрился влюбиться в сына этой... Этой! Даже описать не может, только лишь гневно взять свою чашку (именную!) и немного отпить.
Шаги в коридоре возобновились и это заставило Марка успокоиться. Где-то там бродит Лукас, стесняясь. Топчется и мечется подобно зайчику: "Зайти или не зайти? Помешаю или нет? Разозлятся или нет?". Брюнет усмехнулся, чем тут же привлёк внимание Фредерики.
Усмехнулся и икнул. Ведьма раздражённо цыкнула, закатывая глаза.

— И как мой сын влюбился в такого идиота... — тут женщина вспомнила, что где-то там подслушивает белобрысый Лукас, и заметавшись, тут же поправила собственное высказывание: — Хорошего трудолюбивого идиота!

Покашляла в раскрытую ладонь, позвенела колокольчиками и продолжила пить свой напиток, так и не стирая помады.
Марк, задержав дыхание, улыбнулся. Да, эта ведьма с большими карими глазами хоть и существовала на земле со своим дрянным характером и змеиным языком, но действительно заботилась о своём сыне и это было видно в таких моментах. Ведь если бы она оставила эту фразу без изменений, то ей снова предстоял серьёзный разговор с Лукасом. Одноглазый сразу представил картину: его любимый, весь взметавшийся, отчаянно защищал своего охотника, повторяя из раза в раз, что плохо говорить о нём, значит не уважать выбора собственного сына. К сожалению, лица утончённой Фредерики представить он не смог.
Резко вобрав в себя воздух, Марк разрушил представленную картину фразой:

— Фредерика, могу ли я погулять с вашим сыном в данный момент?!

На что его стукнули взлетевшей книгой по голове.
Марк опешил, а ведьма гневно на него взглянула. Лукас явно подпрыгнул где-то там от неожиданности, но вылезать всё ещё не хотел.

— Ты забыл сказать: "Госпожа".

«Издевается!», — одновременно подумали мужчины.
Женщина повела плечами, отбросив русые локоны куда-то за спину. Ей нравилось так делать: сначала заставлять прибавлять к её великолепному имени "Госпожа"; потом говорить, что можно уже называть её просто по имени; а потом изощрённым способом ударять бедного человека. И ведь Марк чувствовал, что что-то пойдёт не по плану, но откуда ждать засады не знал.
Тут же Лукас почувствовал, что это был тот самый момент выхода, ведь если он не выйдет сейчас, то мать будет издеваться над одноглазым пока не надоест.

— Мамочка! — Фредерика сразу повернулась всем телом со стулом вместе, чтобы встретить объятия сына. Она впервые за всё время искренне улыбнулась. Только улыбка почти сразу же пропала: — Ну, прошу, не издевайся над ним! Просто дай нам погулять, пожалуйста!

Лукас понимал, что ведьма любит его всем сердцем. Возможно, что-то произошло в её прошлом, раз она так лелеяла своего сына. Только вот юноша, хоть и ценил это, но всем нутром хотел уйти восвояси.
Зачем-то убежать от такой наивной заботы вместе с любимым человеком, над которым из-за этого издеваются. Всё это надоело!
Хотелось... Свободы! Да, свободы! Ведь если Лукас здесь останется, то произойдёт что-то плохое, он чувствовал это.

— Ты уверен? А что если...

— Уверен, мамочка! — Лукас настойчиво кивнул, сверкая зелёными глазами, и отошёл. Видимо он подал знак Марку, так как охотник тут же подскочил к своему любимому. — Не бойся, я уже взрослый! Да и со мной будет... Мой в-возлюбленный, так что я не пропаду!

Марк взял того за руку, подтверждая слова юноши. Теперь опешила Фредерика, будто принимая эстафету. Ведьма закрыла одной рукой половину лица, замолчав.
Пара терпеливо ждала, переглядываясь, хихикая, представляя, как проведёт последующие два часа в компании друг друга.
«Расскажет ли он мне про свой глаз в этот раз?», — думал один.
«Станцует ли он мне свой коронный танец?», — представлял другой.
И женщина хрипло разрешила: "Идите".
Пробормотав: "...И будьте счастливы".

Они не услышали последних слов и радостно выбежали из дома, пока Фредерика медленно вставала.
В голове её металось множество мыслей. Ноги дрожали, а руки вдруг поймали ощущение маленького тельца. Ребёночка, которого женщина нашла на развалинах, убегая от преследования. Мальчика, которого она потом вы́ходила и вырастила. Лукаса, который недавно решил нанести ей макияж, но задрожал от неведомой боли и испортил все свои труды.
Фредерика знала, что когда-нибудь наступит момент отторжения дитя силой самой ведьмы. Наступит так скоро и неожиданно.
Хотя это же отличный шанс покончить с этим и осчастливить мальчика, кричавшего: "Мамочка!", — чтобы просто показать огромного жука, ползущего по ветке.

Интересно, увидит ли Лукас из посёлка, что дом его, доселе принимавший, исчез вместе со злобной и дрянной ведьмой? Или ему не позволит Марк?
Да какая уже разница... Главное лишь их счастье. А мамочка... Мамочка справится сама.
Определённо справится.

Соня как обычно шла в квартиру к своему давнему другу, чтобы полить цветы и покормить кошек, пока тот находился в отъезде. Его командировку продлили ещё на две недели, и она уже думала переселить живность к себе, потому что таскаться едва ли не на другой конец города после работы ей изрядно надоело.
Перед подъездом её вдруг охватила тревога. Странный животный страх подсказывал ей, что нужно бежать, бежать сломя голову так далеко от этого места, как только она сможет. Причиной охватившего её чувства был горящий свет в окне квартиры, в которую она направляется. На секунду Соне показалось, что она увидела черный силуэт, словно тень, зависшую у подоконника...а дальше её разум захватил страх. Когда она оправилась от этого чувства, тень исчезла и лишь теплый свет лампы бил из не занавешенного окна. Соня взяла себя в руки, она могла просто забыть выключить свет в прошлый раз. Успокоив себя она поднялась на нужный этаж и её вновь охватила паника. Дверь не поддавалась ключу и была заперта изнутри. Она услышала шаги в коридоре.
Прежде чем она успела опомниться, ей открыл дверь Костя, её друг, уехавший в командировку. Ни слова не говоря, он пустил внутрь Соню, уходя вглубь помещения. Она достала крестик, выставила его перед собой и пошла за другом. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда Соня это увидела, у нее началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
— Ты вдруг решил вернуться пораньше? А что за боевой раскрас на лице? — неуверенно начала Соня, на всякий случай сжимающая в руке крестик. Это единственное, что помогало ей сейчас бороться со страхом.
Костя не ответил, продолжая глупо улыбаться, словно скалясь. Соня не могла унять икоту, пытаясь делать это хотя бы как можно тише.
— Ты же только сегодня утром мне звонил. Они тебе сперва продлили командировку, а потом резко отменили? Ну что за народ… — Соня глупо хихикнула, пытаясь разрядить обстановку. Её смех глухо затерялся в ледяной тишине комнаты, из-за чего атмосфера стала ещё более угнетающей, чем была раньше. Вдруг очередной скрип из коридора зацепил её слух и она решила воспользоваться этой возможностью. — Тогда потискаю на прощание пушистых обормотов. Не знаю, когда я ещё приеду теперь в такую даль.
Соня вскочила и направилась в коридор. Она хотела увидеть кошек, словно они были её спасением. В коридоре она нашла только следы крови, ведущие в соседнюю комнату. У неё перехватило дыхание. Если бы она только заметила их раньше, она бы точно не вошла в эту проклятую квартиру. Ей вновь хотелось бежать, но неведомая сила тянула её заглянуть в спальню, словно она хотела найти какое-нибудь оправдание этим красным полосам на полу. И она заглянула, о чем тут же пожалела. Посреди комнаты в полутьме лежали обглоданные трупы кошек. Соня бы заплакала по их маленькой кошачьей жизни, но адреналин ударил в голову и приказывал лишь одно: наконец бежать! Она обернулась и врезалась в Костю, который бесшумно явился с кухни и теперь скалился ей. Только сейчас Соня заметила в его улыбке абсолютно нечеловеческие зубы с огромными клыками, а вперемешку с помадой на лице была запекшаяся кровь. Словно это существо, притворяющееся человеком, но мало смыслящее в их жизни, пыталось скрыть следы крови едва знакомым предметом. Она слышала, как бешено колотится ее сердце, пульс отдавал в голове эхом, а ноги стали ватные. В следующую секунду Соня икнула в последний раз и это стало для зверя в человечьем обличии сигналом.
Соседи, услышавшие душераздирающие крики из квартиры сверху, вызвали полицию.
Через час участковому открыл дверь мужчина с лицом в помаде, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Оттуда разило металлическим запахом крови. Полицейский напрягся и осторожно последовал за хозяином помещения на кухню, где тот ждал его, скалясь с чашкой чая.

В Сильвании всегда идет дождь.


Трансильвания. Ляйбург. 66-й год мертвого бога, 3-й месяц.

Дождь. Чёртов дождь бился о землю вновь и вновь, разлетаясь, всякий раз, тягучими брызгами не то грязи, не то крови. Так же тупо и настойчиво ломился в дверь мертвец, бесчувственное тело которого, судя по чавкающим звукам ударов, уже успело превратиться в кровавое месиво. Удивительно, но ещё утром "это" было человеком.

За спиной в части церкви удаленной от входа сгрудились немногие оставшиеся в живых горожане. Одни затравленно скулили, другие истошно молились своему богу, третьи же – самые несчастные – в полной мере осознавали бедственность положения и молча пялились в пустоту. И все они, все без исключения капали на нервы даже сильней, чем полчище трупов снаружи – ей было куда привычней упокаивать мёртвых, чем успокаивать живых.

Снежка поправила ослепительно-белую прядь, упавшую на холодный, усыпанный бисеринками пота лоб, и сильнее стиснула шестопер - лучшее оружие против неупокоенных. Последних было так много, что против их числа становилось бесполезным любое оружие. Она это прекрасно понимала. Она боялась. И совершенно не хотела подыхать в грязном захолустном городишке среди ублюдочно-завывающего стада. Смерть никогда ещё не была такой близкой, такой унизительной и такой реальной, но охотница на ведьм не была бы собой, если бы не умела совладать со страхом. К тому же девушка не имела ни малейшего намерения рисковать жизнью ради тупого сброда – они умерли, когда позволили страху превратить себя в скот. Хотя, признаться честно, у них все равно не было шанса отбиться – слишком внезапно все случилось. Настолько, что в западне оказалась даже она.

Охотница и жертва поменялись местами. Что ж стоило ожидать чего-то подобного, учитывая, кого она преследовала в этот раз. Самоуверенность. Будь проклята эта самоуверенность. Она потеряла бдительность, думая, что тварь укрылась в своем логове – а дальше... Дальше твари осталось лишь захлопнуть капкан. Дядюшка Хэлл задал бы ей за такой провал знатную трепку, да такую после которой неделю не подымешься. Но даже так. Она отдала бы и последние часы жизни, чтобы увидеть старого охотника ещё хоть раз... И душу дьяволу, чтобы наставник оказался сейчас рядом. Девушка пошатнулась, из груди вырвался судорожный вздох – она почти сдалась.

Но, как часто бывает, там, где спасовали перед жуткой реальностью выдержка и холодный расчет, на помощь поднималась злоба:

– Дерьмо! Огненные яйца дьявола! Черт-с-два я здесь подохну! – богохульные ругательства утонули в безумной какафонии звуков, но им удалось привести охотницу в чувство. Снежка усилием воли подавила отчаяние уже готовое хлынуть через край и принялась лихорадочно размышлять. Все что она хотела – выбраться живой из этого ада. Выбраться и поквитаться с тем кто по самую макушку окунул её в дерьмо, что месили за окном вздутые ноги неупокоенных.

Буйство погоды не уставало о себе напоминать. Слепящий отсвет молнии осветил стенающий мрак церкви в том числе и хлипкую баррикаду выстроенную у входа. Глаза охотницы заблестели ей в ответ и впились в кучу деревянного лома и мебели – единственного помимо входной двери, что отделяло горожан от кошмарной смерти. Девушка медленно двинулась к выходу, стараясь не привлекать лишнего внимания – любая мелочь могла взъярить обезумевшую от страха толпу, а то, что собиралась сделать она и вовсе... По счастью все остальные были, чересчур поглощены своим страхом, чтобы обращать внимание на что-то ещё. Поэтому, когда тошнотворное чавканье сменилось грохотом вышибаемой двери, и первый мертвец окровавленной тушей проскользил по дощатому полу никто не был готов. Никто кроме Снежки. Охотница ловко вскочила на окно и ударом ноги обрушила башню из частей баррикады, с которой ей удалось забраться так высоко. Мгновением позже в церковь хлынули мертвецы. Истошно завопила сжираемая заживо толпа, но зато на улице не осталось ни одной твари – путь к спасению был свободен.

Снежка прыгнула вниз и перекатилась. Тренированное тело четко исполняло то, что требовалось – не прерываясь, на едином слитном движении она прянула вперёд.. и побежала по залитой кровью и грязью улице. Не оглядываясь назад, стараясь не думать о том, какой участи ей удалось избежать. Каждый шаг обдавал полы и без того перепачканного и вымокшего плаща новой порцией жидкой грязи. Дождь продолжался. Время от времени всполохи молнии высвечивали в ней бурые пятна и красные подтёки на стенах. Местами встречались тела, содержимое их черепов беспрестанно подрагивало под ударами крупных капель – «Эти уже не встанут» – удовлетворённо отмечал отрешённый разум.

Ещё десяток летящих шагов. Загадка, как она до сих пор не поскользнулась в плывущем под ногами месиве. Очередная вспышка и утробный рокот. Впереди замаячил силуэт, второй. "Что это?" – спросила себя охотница, зная ответ наперед. Шершавая тяжесть оружия скользнула в дрожащую ладонь. От холода – не возбуждения. Шаги стали короче и чаще. Вспышка. Два трупа совсем уже близко, судя по всему мать и сын. Труп женщины разорван в клочья. «Ясно» – мелькает в голове ненужная мысль, но она не мешает и не замедляет движений. Не сбавляя шага, Снежка крутанулась, взметая в воздух грязные капли. Голова, обрамленная длинными волосами, лопнула, как перезрелая тыква, орошая воздух сочными брызгами. Подшаг на том же движении, замах и... Узорчатый наболдашник шестопера сносит голову и крысенышу. А она мчится дальше стараясь дышать размеренно, невзирая на усталость.

Проклятая грязь цепляется к ногам, оседает на одежде, делая, её все тяжелее и тяжелее или это слабеют забитые мышцы? Мешкать нельзя. Ей удалось выиграть немного времени, но когда Тварь поймет, что в церкви охотницы уже нет, несомненно, направит свою гончую свору по горячим следам. И эти псы отыщут её даже в кромешной тьме, потому что следом, который она оставляла, был её страх и сама её жизнь. Сквозь сплошную завесу дождя мелькают изредка покосившиеся дома. Они смотрят ей в спину осиротевшими, мёртвыми глазами, беззвучно проклиная убийцу. Вспышка, раскат грома, и ещё. Ещё. В конце улицы показались городские ворота. Снежка со стоном скривила губы и ускорилась. За лесом располагался город покрупнее, - "Керхейм, кажется.." - выход всё ближе - "Плевать, как он называется! Главное там есть стены и гарнизон." - там она сможет собраться с силами.

Ворота распахнуты настежь – «Странно, разве их не должны закрывать на ночь?» – но так даже лучше – не придется лезть на частокол. Снежка птицей вылетела за пределы города, чувствуя, как на душе становится легче. Она по инерции прошла еще несколько шагов и позволила себе немного отдышаться, хватая открытым ртом холодный влажный воздух, пытаясь успокоить, бешено вздымающуюся грудь. Дыхание облаками пара вырывалось из разгоряченных легких, время будто замедлилось – девушка оцепенела, слушая мерный стук дождя и биения своего тела.

Неизвестно, сколько она так простояла несколько секунд или минут, но внезапно в звуки падающей воды вплелось ещё что-то. Мгновение и Снежка выхватив оружие, застыла в оборонительной стойке, готовая сражаться до самого конца. Тихий смех стал громче, глаза охотницы, давно привыкшие к ночному мраку, выцепили темную фигуру привалившуюся спиной к частоколу. Сквозь завесу дождя были видны лишь общие очертания – кажется, на голове у незнакомца была широкополая шляпа, которые предпочитали носить местные вельможи, а тело и руки скрывал плащ. Снежка очистила разум и приготовилась – кто знает, что мог скрывать под плащом незнакомец. Тот будто прочитав ее мысли, вытащил руки из под вымокших одеяний, шагнул вперед и выставив их в миролюбивом жесте произнес:

– Отличная погодка, не правда ли?

Мелкими, незаметными шагами незнакомец все ближе подвигался в сторону охотницы. Будто плыл. Воздух вокруг потяжелел, мысли вяло ворочались. Снежка попятилась назад, оступилась и едва не села в грязную лужу.

– Кто ты, черт возьми, такой?! – хрипло закричала девушка, язык будто распух и отказывался слушаться. Даже сквозь туман в голове поднимался липкий страх – «Что-то не так! Что-то.. не.. так...»

– Я? Я Князь. Из грязи! – прыснул собеседник, не переставая при этом неотвратимо приближаться.

Снежка в очередной раз оступилась, поднимая вокруг волны темной жижи в попытке удержать равновесие. Попытке безуспешной – она уже чувствовала своей спиной пошлое, тягучее касание грязи, но... Незнакомец в мгновение ока оказался рядом и, впечатав колено в землю, поймал её в самый последний момент. Девушка невольно заглянула в его глаза. Оттуда на нее смотрело собственное лицо искаженное ужасом – «это» не было человеком. Снежка поняла, что допустила свою последнюю ошибку ещё до того как их губы соприкоснулись в томном поцелуе. Из закатившихся глаз хлынули слёзы – «Грязь.. грязь.. поцелуешь грязь...» – пронеслось в голове. И все погасло.

Трансильвания. Альфстдорф. 66-й год мертвого бога, 6-й месяц.

Он шагал по мощённой камнем улице. Кованые солдатские сапоги тяжело бухали по залитому лунным светом камню – луна этой ночью была особенно хороша. Но он так не считал, напротив лунный свет заставлял его чувства обостряться до предела, выискивая опасность там, где её зачастую и не было – старая привычка. Он нахмурился, сжал в руке резной серебряный крест, а другой, облаченной в латную перчатку, нащупал тяжелую рукоять молота. Этот привычный ритуал позволил чуть-чуть расслабиться, хотя шерсть на его спине всё ещё стояла дыбом, будто у старого зверя, зачуявшего врага. Он и был старым волком – белым волком наемных охотников Сильвании – Виктором Ван Хэллсингом.

Охотник взглянул на небо, оно, почти затянутое тучами, все же мутно светилось лунным светом. «Будто мертвецу заглянул в рыло» – подумалось ему. Мужчина зябко запахнул плащ и ускорил шаг. Беспокойство никак не оставляло бывалого наёмника, а он привык доверять таким вещам. Но это лишь сильнее выводило Виктора из себя – этой ночью в город спешно прибыла его лучшая ученица прямо посреди задания. «Дядюшка Хэлл» – так она звала его – неуёмная девчонка. Ван Хэллсинг улыбнулся, но тут же скривился – что-то явно было не так, и он спешил во всём разобраться.

Поворот, ещё один, и вот он уже шагает по дороге, ведущей на окраину города – его ученица предпочитала тишину захолустных улочек праздному веселью центра. И всегда по приезду с задания она первым делом бросалась навещать своего «милого наставника», но только не в этот раз. Потемнело – тучи окончательно затянули небо и зашуршали по крышам домов частыми, мелкими каплями. «Не хватало еще вымокнуть» – поднялась и растворилась ворчливая мысль. Благо её дом уже показался впереди, оставалось надеяться, что он достигнет укрытия раньше, чем разразится буря. А в том, что буре быть он не сомневался.

Дождь все усиливался. Резкие порывы ветра кидались прямо в лицо острыми клыками зверя, но тут же отскакивали, дергая за собой полы тяжелого плаща, чуть не сбивая с головы потрепанную треуголку. Последние шаги до дома пришлось бежать, но лишь для того, что бы упереться в... Открытую дверь. Дверь не была заперта на замок. Латная перчатка, потянувшая за увесистый дверной молоток, застыла в воздухе. Глаза старого охотника опасно сузились, обращаясь в прорези безжалостной маски. Так он смотрел на тех, кого собирался убить. Его правая рука нащупала верный молот и крепко обхватила рукоять, левая, убрав крестик в карман, почти сомкнулась на дверной ручке, но та, выскальзывая, внезапно подалась назад...

Опешившему, но настороженному наемнику открыла дверь.. его любимая ученица. Ни слова не говоря, девушка впустила внутрь пришедшего, уходя вглубь своего дома. Ван Хэллсинг достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за ней. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяйка дома сидела с чашкой чая и едва улыбалась, на столе стояла алая губная помада, губы девушки были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда охотник это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.

– Снежка... Как же ты так... Снежка... – бессильно проскрипел охотник. Глухой стук - из ослабевших пальцев вывалился молот. «И когда он успел стать таким тяжелым?» – мужчина окинул беспомощным взглядом верного товарища, лежащего в пыли. Тихо скрипнули половицы. Из прогорклой тьмы прохода материализовалась тёмная фигура в широкополой шляпе и заслонила собой дверной проем. Резко пахнуло могильной грязью. В комнате похолодало, из спёртого горла охотника вырывались прозрачные облачка пара в такт прерывистому дыханию. Но лишь у него. Снежка все так же безучастно сидела, держась одной рукой за чашку – она не дышала. По посеревшему лицу Виктора потекли слезы. Он вперил ненавидящий взгляд в самое средоточие темноты, что скрыла за собой проход, и потянулся за валяющимся где-то внизу оружием. Он знал, что шансов у него нет, но сидеть и ничего не делать просто не мог.

Время будто замедлило свой бег. Старый мужчина смотрел, как тянется его рука все медленней и медленней, он чувствовал, как стынет в жилах кровь. Где-то в горле бешено грохотало сердце, готовое выскочить на запыленный стол, но Виктор не слышал этого. Тихий, даже слегка приятный смех незнакомца многотонными молотами сокрушал его волю. Он оглушал, он заполнил собой все и звенел, и грохотал, не давая пощады воспаленному сознанию старика. Но все же одетая кованой сталью рука продолжала тянуться к резной рукояти освященного оружия. Хэллсинг изнывал от нетерпения и боли, почти докасаясь спасительного металла. Нужно отдать должное старому охотнику, воля его была крепка и он почти успел. Но за секунду до того, как пальцы сомкнулись на рукояти, его собственное запястье сжали ледяные пальцы беловолосой охотницы. Время вернулось в своё русло. За окном снова лил дождь и выл ветер – за протяжным плачем бури не были слышны ни звуки ударов, ни стоны, ни треск его крепких костей.

***

Утреннее солнце осветило своими лучами старый город. Буря, разразившаяся ночью, была поистине ужасна, но город выстоял. Он пережил эту ночь, как переживал многие ночи до этого и переживет, наверное, еще больше – дожди и бури в Сильвании обычное дело.

Молодой стражник утренним патрулем обходил вверенную ему территорию на окраине города. Открытая дверь. На свежей земле рассыпанной по полу блестят рубинами кровяные разводы. Стены, ошметки мебели и даже дощатый потолок – в запекшейся корке. Посреди комнаты валяется сломанной куклой изуродованный труп, рукоять украшенного молота пробила ему грудь и пригвоздила к земле. Глаза мертвеца открыты, на лице застыла печальная улыбка – так улыбается отец, провожая в путь любимую дочь. Глаза мертвеца открыты. Он пристально смотрит вверх. Туда, где кровью начертана её прощальная фраза - "До свидания милый".

Бывай!

***
Маленькая кухня однокомнатной квартиры на четвёртом этаже.

На столе, неравномерно устеленном пастельной узорчатой клеёнкой, стоит ноутбук, рядом с которым смартфон на подставке, чашка с разлитым вокруг чаем, лежащая губная помада, поодаль — нож и пару потемневших долек яблока. Под этим натюрмортом на линолеумном полу лежит бездыханное тело молодой блондинки. Руки её замерли на шее, держа при этом крестик, а рядом блестит разбитый стакан в луже воды. Один из скованных в халат и маску криминалистов тщательно осматривает этот холодный труп и берёт образцы жидкости. На выходе из кухни — вторая жертва — шатенка того же возраста, лежащая на животе с проломленным лбом и измазанным красной помадой лицом. Её осматривает другой человек в халате, попутно фотографируя окружение. Рядом стоят двое мужчин: первый в полицейской форме и с видеокамерой, второй, рассматривающий помещение, в гражданском.

— Что же это такое? — выговаривает на выдохе мужчина без формы и трёт себя за переносицу: — Ещё одно похожее… Хотя, пока ещё не всё известно.

— Думаешь, что снова глухарь? — спрашивает снимающий процесс осмотра.

— Преступление одной комнаты… Как-будто из ниоткуда появляется и туда же исчезает…

Слышны шуршащие шаги из прихожей.

— Наши вам… — подходя к коллегам, приветствует жестом молодой мужчина в форме и надетыми бахилами.

— И тебе не хворать… Только приехал?

— Сразу после вас. Собирал информацию, — пожимают руки, и пришедший заглядывает в кухню: — Голова моя, головушка…

— Что-то узнал? — старший пропускает вперёд младшего.

— Та… Никто — ничего. Вижу, прям в духе загадочного убийцы, только… крови маловато, — надевает медицинские перчатки.

— И похоже, и нет.

Младший проходит к столу, поскальзывается возле, но удерживает равновесие, смотря на кувшин-фильтр с водой на столешнице. Присаживается на стул, осматривая картину преступления.

— Тут: остатки пищи на ладонях и в ротовой полости, — заявляет эксперт, занимающейся телом блондинки.

Мужчина без формы записывает это в блокнот.

— Значит… — молодой полицейский встаёт со стула и продолжает: — Ситуация такая, что блондинке открыла дверь живущая здесь, и ни слова не говоря, пустила внутрь подругу, уходя вглубь помещения. Пришедшая достала крестик, выставила его перед собой и пошла за подругой. Оказавшись на кухне, обе сели за стол. Блогерша сидела с чашкой чая и едва улыбалась, на столе стояла алая губная помада, губы шатенки были измазаны ей вдоль и поперёк, и у впечатлительной девушки, когда это увидела, началась икота... Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре, а по чату мелькали сообщения с впечатлениями о пранке... или что это было. Живущая здесь отключила запись сего приспособления, — описывает рукой ноутбук и смартфон. — Они разговорились... Разливая мимо, блогерша налила воды в стакан для подруги и вернулась на место. Та, выпив, взяла кусочек яблока — момент, и инородное тело в трахее. Подруга ринулась на помощь, но…

— Да… Жалко девчонок… — выражает сочувствие человек в гражданском и записывает что-то себе в блокнот. — Некоторые предположения можно упустить.

— Пожалуй… — пристально смотрит на еле заметные царапины от маленьких когтей в верхнем углу над вытяжкой, пока из его кармана не раздаётся телефонный звонок. — Извините, — выходит в коридор. — Да, Влад, я слушаю…

"Человеку открыл дверь его хороший знакомый, ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Человек достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за знакомым. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Хозяин помещения сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедший это увидел, у него началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре."

...

Тишина. Одна тишина в его голове. Будто бы перекати-поле пробегает через дорогу в пустыне. Он не слышал ни тикающих настенных часов в комнате, ни скрипящего компьютерного стула. Он был потерян. Витя не знал, что делать дальше. В его голове не было ничего, кроме пустоты.

Он подписывался на этот конкурс даже не осознавая, с чем сможет столкнуться. На дворе стояла зима, новый год, праздники, все гуляют и радуются жизни, а эта фигура средних лет тихо сидит на своём кресле, пытаясь придумать хоть что-нибудь, что можно бы было выдать за рассказ. Если пройтись кратко по тому, почему наш печальный Витя так одиноко сидит и убивается перед монитором, то следует вернуться на пару дней назад, где он согласился принять участие в литературном конкурсе на одном форуме. Писать - интересно, думал мальчик. Он был воодушевлен, и даже какая-то маленькая, но мысль проскользала в его голове насчёт того, что он хочет изобразить. Но сейчас парень сидит в глубокой прострации, всё больше уходя во тьму своего подсознания, пожирая себя из-за собственной тупости. Именно в этот момент он ненавидел себя больше всего на свете, не понимал, зачем в принципе существует на планете Земля.

Писать тяжело. Очень тяжело. Особенно когда нет вдохновения, нет идеи и понимания, в каком стиле и манере хочешь написать своё детище. Этот фрагмент, который был дан автором конкурса, подходил и под завязку, и под развязку, и даже мог вставляться в середину. Множество идей может прийти в голову, если хоть немного иметь фантазию. Но у фигуры, сидящей за компьютером, её не было от слова совсем, если судить по тому, сколько времени он просидел бездельно.

Витя не понимал, куда податься, к кому обратиться. Он не хотел никого тревожить, да и с чем знакомые смогут помочь?

Но парня это не остановило. Прикоснувшись к уже остывшей компьютерной мышке, Виктор свернул пустующий блокнот, включил мессенджер и быстрыми движениями пальцев набрал относительно небольшое сообщение, в котором объяснил свою проблему. Но пацан даже и не надеялся на то, что ему помогут. В голове крутятся одни плохие мысли, как заезжанная пластинка, без промедления. Пусто взгляд наблюдал за тем, как его друг печатал сообщение. Прошла одна минута. Две. Тот решил не печfтать, дабы не тратить лишнее время, а записать голосовое сообщение. Опять томящее ожидание. Вите не сидится на месте. Он проходит вокруг комнаты один раз, другой, третий... Так можно считать до бесконечности, но нет. Уже на пятом круге парень услышал уведомление, после чего резко метнулся к компьютеру и включил сообщение, чуть-чуть добавив звука на колонках, где совсем недавно играл 11 этюд Шопена, 25 опус.

...просветление.

Неожиданно для себя, автор будущего рассказа получил небольшую подсказку к тому, как развить свою «повесть». Да, он понял, как следует сделать. Вместо грустной мины на лице появилась невинная улыбка, от широты которой на щеках появились ямочки. На экране снова появился блокнот, и в то же мгновение начали доноситься однотонные звуки клавиатуры.

Прошло несколько часов. Всё пришло к своей кульминации. И вот здесь Витя столкнулся с очередной проблемой, которая, казалось бы, была для него фатальной: он не знал, как закончить свой рассказ.

И опять комната погрузилась в тишину. Только часы, на которых время уже показывало утро, подавали признаки жизни.

...

...

Даже спустя долгое количество раздумий, Вите в голову не приходили адекватные идеи, а те, что приходили, были недостаточно идеальными для подобного рассказа. Для него всё стало казаться бессмысленным.

Что же он станет делать?..

Как же все кончится? По какому пути пойдет наш герой? Решать только читателю. Тебе.

Слово о потерянной голове, или бедный крестик

Синопсис действия
Поэту, который без ума от упадничества, открыл дверь Джокер, его давний знакомый, (но должен быть вместо него простудившийся на днях Вергилий) ни слова не говоря, он пустил внутрь пришедшего, уходя вглубь помещения. Человек достал крестик, выставил его перед собой на всеобщее зрелище, а затем выкинул за порог и пошёл вслед за проводником. Оказавшись на кухне, оба сели за стол. Владелец проклятой квартиры сидел с чашкой чая и едва улыбался, на столе стояла алая губная помада, губы его были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда пришедший это увидел, у него началась икота. Грянула тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре. Так поступала к нему бездна...

Крестик: Я маленький медный крестик! Меня сняли с шеи и кинули вон за порог! Ааааай! Ааааай! Мне больно! Выставили на всеобщее презрение. Я весь наг! Я весь наг! Я весь истекаю багряной и липкой кровью по самую шею и уши. Ааааай! Ааааай! Она растекается вокруг меня, как терновый венец. Ааааай! Я маленький бедный крестик! А стал просто образ... иглы кровавые вонзаются в моё хрупкое бренное тело. Ааааай! И вышвырнули вон за порог. И опозорили почерневшей безбожной рукой! Ааааай! Господи, за что мне такие страсти выпали мне на долю грешную!.. Сколько ещё мне лишаться всех благ, что имел?! Во имя какого закона?! Господи, не умирай! Не умирай! НЕ УМИРАЙ ТАК СНОВА!!!
Хор: Бог убит! Бог убит!
Крестик: Уже сотый раз за неделю так обошлись со мной...
Переодетый в Ницше: Возносите сердца ваши, братья мои, выше, всё выше! Уноситесь в дикой буре! Смейся, смейся жалкий дикий люд! Смейся, смейся фанатик-танцор! Вот возложил я на себя венец лавровый! Заратустра, благослови! Благослови меня на подвиг!
Хор: Бог убит! Бог убит! Больше не сеять небесам разумное, доброе, вечное! Отныне и присно уподобимся тем, кто далёк от жизни!
Крестик: Похоже, повторится всё как встарь. А вот и он пришёл, не задержался, как обычно.
Джокер: Ба! Заходи-ка, гость нежданный, не стой в прихожей. Будь как дома, путник, я ни в чём не откажу!
Переодетый в Ницше: Что за длинный коридор! То ручей молочный, то берег кисельный, то лес густой и сумрачный, то возникнет крикливый камнепад, то вскрикнет на небе гроза. Что за странный проводник… всё петляет по тропинкам, всё по скалам ловко скачет. Сколько нам блуждать в чащобе! Хоть убей, следа не видно; сбились мы!
Хор: Оставь надежду, всяк сюда входящий! Оставь надежду... будь теперь актёр великий!
Джокер: Что же взять с меня, озорника! Братец Вергилий нынче захворал, не может встать, увы! Вот меня он попросил побыть ему заменой. Не больше и не меньше
Джокер: Посмотри, горит там что-то, так похожее на Рим!
Переодетый в Ницше: Не дур…
Хор: Идиот!
Рысь: Уходи, незваный гость! Делать нечего тебе здесь! Присмотрись, лицо-то маска. Ишь нашёлся лиходей!
Хор: Идиот!
Лев: Ах ты, шельма! Ах ты, липа! Раз ты сверх, то человек? Не к чему нам мировой пожар. Прочь отсюда, мерзкий жулик!
Хор: Идиот!
Волчица: Что же ты такой худой, бедняга? Так давай мы выпьем вместе, стану я тебе сестра. Сердцу станет веселей и легче!
Хор: Идиот!
Переодетый в Ницше: …
Джокер: …
Переодетый в Ницше: Почему все глядят на меня с укоризной? Будто я какой-то вор или столб позорный с ручкой!
Крестик: Аааах! Аааах! Обидели крестика! Обесчестили грешного! Аааах! Ааах! Лишили меня соли, душегубы!
Хор: Напрасный и бессмысленный вопрос, ибо ответ тебе давно известен. Присмотрись, ничего ты не забыл?
Лженицше: …
Джокер: Вот мы пришли на кухню, и чай готов. Садитесь жрать, пожалуйста. И помните, когда я ем, то глух и нем!
Лженицше: …
Джокер: Ох, какой прекрасный чай из липы! Мммм, какая прелесть! Знаешь, друже, между прочим, мы похожи, как лёд и пламень. Представляешь? Впрочем, как я устал от каламбуров Как тебе моё лицо? Какое чудо та алая помада, мазал б губы ей до дыр! Зацени мою алую улыбку, как тебе?
Лженицше: Что-о…ик-ик-ик!
Хор: Виновен!
Лженицше: Ик-ик-ик!
Хор: Виновен!
Лженицше: Ик-ик-ик!
Хор: Виновен!
Крестик: По-мо-ги-те! Братцы… по-мо-ги-те!..
Хор: Трепещи! Кайся в том, что был рождён! Трепещи и кайся - это всё, что тебе дано в последний миг!
Джокер: Смотри, как чёрный омут заждался свежего тела утопленника, ахахахахах-ахахахахахах!
Лженицше: Ик-ик-ик!
Крестик: Не оставляйте здесь одного меня! Не оставляйте среди зелёно-красной икоты безумца!
Хор: А ты, безутешный страдалец во всемирной горестной юдоли, будешь спасён, но не сегодня, не завтра и даже не через сотни веков... О, горе тебе, величайшее горе!
Джокер: Слышишь, друже, этот чудный скрип, что еле слышно? То не дверь от сквозняка отворилась. То не ещё один незваный гость зашагал по паркету неуклюже. То пришла погибель за тобой! То Горе-Злосчастье примчалось за грешной душой по пятам! Ты готов? Трепещи! Трепещи! Пусть будет неслыхано! А мне теперь пора умолкнуть ненадолго.
Лженицше: …
Джокер: …
Смерть, танцующая на костях: Здравствуйте, читатели из Шикимори! Здравствуйте, случайные прохожие! Здравствуйте, участники благовестного хора любопытных глаз и ушей в стенах! Вот и я! Пойдём-ка, мальчик, в долгий путь со мной. Не страшись меня ты так, потопчи-ка на душе. Будет легче без неё!
Хор: Пора начинать, пора!
Джокер: В добрый путь! Вот держите голову на блюде!
Смерть, танцующая на костях: Смотрите все, как голову теряют с плеч!
Голова Лженицше: Аааах! Аааах! Обидели ни за что, ни про что! Опозорили при всех святого! Аааах! Ааах! Лишили меня жизни, живодёры! Где ты, моя чудовищная радость посреди огненной весны?! Где ты, мой заветный вопль в обагрённой глотке?!
Джокер: Ещё одна история о том, как упал наземь Икар! Грустная сказочка про дурачка. Забавная повесть о том, как поэт потерял голову от нелёгкой. А также печальная страшилка о том, как пострадал от насилия несчастный крестик, ни в чём не повинный. Таков урок! Таков закон! Такова всему земному кара!
Крестик: Взаправду говорят, когда умрёшь, то нужно всё начать сначала. Всему стать поглощённому мрачной и пустой бездне... таков бренный удел посреди вселенной, где рай был потерян. И повторится всё, как встарь, исхода нет другого... когда же закончится этот проклятый сон длиною в жизни!
Джокер: Занавес! Что ж, бездна, твой выход.

С лжецами легче жить

14 февраля. Какой чудесный праздник! Правда, я его никогда не умел отмечать. Так уж вышло, что для меня он никакого значения не имел до недавних пор, когда моя девушка решила что традиционные праздники это круто, и надо бы попробовать провести 14 февраля как настоящая парочка. Я в целом за любое движение, да и это довольно романтично звучит, а романтику я люблю. По крайней мере в аниме. Как-то так сложилось, что все мои представления о романтике идут именно оттуда. Американского чувства романтизма я не понимал никогда, затем у меня к нему не было никаких чувств кроме стыда и лёгкого отвращения.
Однако, в 14 лет я вдруг познакомился с фильмами одного очень известного режиссера который показывал любовь в грустных, действительно приятных и привлекающих тонах - никакой похабщины и неинтересных персонажей, только настоящие чувства. В итоге мы имеем 18-летнего оболтуса который имеет взятое из аниме представление о любви который из России приехал в Японию, познакомился там с японкой и решил провести с ней 14ое февраля.
Вообще, Шоко - непривычная японка. Лицо её было овальной формы, с приподнятыми скулами и симметрично расположенными глазами. В университете в котором я учусь я познакомился с несколькими японками, но ни одна из них не имела интересов которые имеет она. Она интересуется множеством разных культур, и к японской не питает практически никаких чувств. Вообще, иронично что именно мне досталась такая девушка, ведь как я уже сказал, к той культуре из которой я пришёл я не никак интереса не проявлял, так-что я находился с самым настоящим эрудитом и маньяком своего дела. И нет, я это не в негативном характере имею ввиду, я просто действительно удивлён что такие люди существуют. Работала она секретарем в больнице как она мне сказала на первом свидании, что было на мой взгляд совершенно не подходящей ей должностью, ибо она могла бы повидать мир с какой нибудь профессией журналиста или кого-то еще, но я подобные мысли разумеется не высказывал.
Мне было на самом деле нечего ей предложить кроме как своего мнения по каким-то вопросам и возможно идей как можно развлечься, так что я удивлён что такой неинтересный человек как я может заиметь такую девушку. В подъезде было темно, и стуча ей в дверь я испытывал помимо волнения какой-то неведомый страх того что меня зарежут в этом же подъезде. Я достал свой фонарик в виде крестика и принялся ждать, и через какое-то время она открывает мне дверь, ни слова не говоря, и пускает внутрь меня, уходя вглубь помещения. Я достал крестик, выставил его перед собой и пошёл за ней. Оказавшись на кухне, мы оба сели за стол. Она сидела с чашкой чая и едва улыбалась, на столе стояла алая губная помада, губы её были измазаны ей вдоль и поперёк и, когда я увидел это у меня вдруг началась икота. Стояла тишина, лишь едва слышимый скрип половиц раздавался в коридоре.
С такой атмосферой я даже не думал о том что наше свидание сможет продвинуться дальше, однако она успокоилась, улыбка стала шире и искренней и спросила:

-Я… хорошо выгляжу?

-Отлично! Только дай я чутка подправлю тебе губы. Тут я достал салфетку и немного подтёр её губы дабы её поспешный макияж не выглядел столь ужасающее. “Так-то лучше.” - сказал я.

Шоко была не самой разговорчивой девушкой, однако видимо для неё в этот раз было действительно важно моё мнение насчёт её внешнего вида. Так мы просидели минуты 2 со скрипящим паркетом на заднем плане. Мы не могли уже выдерживать этой тишины, так-что мы решили выйти из квартиры прямиком ко мне в машину и поезжать в парк развлечений.
Говорить о парке развлечений и о том как мы там ходили на различные аттракционы смысла нет, ибо это ничем не отличается от любого другого свидания в парке развлечений. Да и главный сюрприз ожидал меня после свидания у неё дома. А именно - 2 шоколадные рыбы, мой знак зодиака. Мне это показалось очень милым, и я постыдился того что мне не было чего предложить ей в замен. В любом случае, мы хорошо провели время и она проводила меня до поезда.
Кстати о поезде, он конечно не отличался сильно от других увиденных мною соедененных вагонов метро, однако в этот раз мой глаз зацепило фото девушки на вагоне в который я собирался входить. Она была одета в платье готик лолиты и глаза её были разного цвета - один фиолетового, другой карего. Надпись сбоку от неё гласила “Аромат королевы - то что нужно каждой девушке” и название фирмы. Я чуть не умер со стыда когда прочитал этот слоган, настолько что застыл на месте и почти пропустил мой поезд. Лицо её было овальной формы, с приподнятыми скулами и симметрично расположенными глазами. Красивая. В общем, поглазели и хватит, пора в вагон, домой.

15го февраля у нас тоже был свободным днём, я это знал и по этому решил сделать ей сюрприз приехав утром к ней домой. Зайдя в тот темнющий подъезд опять, с крестиком-фонариком в руках, я вставляю ключ в замочную скважину и открываю дверь.




Проснувшись от будильника в девять часов утра, я выключаю его и иду в ванную дабы привести себя в порядок. Часы в ванной говорили что 15ое февраля, хотя я это и без них знаю, вчера уж больно запоминающийся день выдался. Никогда не была я в парке аттракционов, было очень весело, и мой возлюбленный даже засмущался, что было невероятно милым. Приведя себя в порядок, я даже не завтракая иду обратно в комнату одеваться. И тут меня схватило сердце, ибо такого сюрприза я еще не видала. Надевая платье готик-лолиты в котором я снимаюсь для работы, заходит Юрий в комнату. Даже не успев подумать что он тут делает я смущаюсь и вскрикнув захлопываю дверь. Переодевшись, я выхожу из комнаты и на моём пуфике Юрий всё ещё сидит, и с косым взглядом говорит:

-Ну… Спутать эту гетерохромию и платье довольно трудно с чем либо еще. Ты явно модель.

-Да, а что?

-Ну… ты говорила что работаешь секретарём в больнице, а оказывается твоя настоящая работа - модель. В целом я даже не против твоей лжи, на мой взгляд с лжецами намного легче жить чем с честными людьми. Лжец больше похож на альтруиста чем на эгоиста, по этому у меня даже нет негативного образа связанного с лжецами. Я лично не могу тебе дать примеров так как сам не вру, потому-что зачем если можно всё сделать в разы проще? Да и вообще, если ты так боишься того что я тебя не приму, то зачем ты со мной встречаешься?

И тут Юрий просто засиял. Он словно сам господь бог снизошедший с небес, тот кого я искала всю жизнь. Я хочу ему об этом сказать.

-Знаешь, я думаю что ты очень классный человек. И я бы хотела тебе рассказать почему я вообще лгала. Нет, это не потому-что я боялась непринятия, а потому-что я боялась того что ты начнёшь меня обожествлять. Меня так задолбали отношения с парнями которые видят во мне только известную персону, что я хотела обычных отношений.

Я подхожу к нему, трогаю талию одной рукой и спину другой и заканчиваю фразу: “Как же иронично что вдруг ты сам для меня стал как господь бог.” Повысив подбородок прямо к его лицу он меня целует, и мы растворяемся в экстазе.